горькою смертию погибнуть со всеми домами нашими, с женами и детьми, и со всем скотом и имением в конец не разориться». А толстобрюхий боярин Данила, кто более всех поносил Февронию, теперь просил жалобно: «Умилосердись над нами грешными, княже! Возвратись в свое отечество, войди в дом свой, сядь на престол свой княжеский!»
Молча слушал князь униженные речи «нелюбезных своих бояр», но не было в его сердце зла и жажды мести. Поднял он с земли бояр и сказал: «Идите с миром и спросите княгиню мою. Если захочет возвратиться, и я возвращусь».
Кинулись бояре к шатру княгини, не думая уже о родовитости, повалились ей в ноги и стали молить: «Госпожа наша, мы — рабы твои! Хотим, чтобы вы с князем возвратились на престол свой и избавили нас, грешных, от напрасной смерти».
Выслушала их Феврония и сказала: «Идите к господину вашему князю Петру. Если захочет вернуться к вам, то и я с ним скоро буду».
Они же в один голос вскричали: «Просили мы его, и он послал у тебя, госпожа, спросить!»
Пожалела их Феврония и пошла к Петру. «Что решила ты, возлюбленная моя?» — спросил князь. И Феврония ответила: «Подарил нам Господь две равно драгоценные способности: вспоминать и забывать. Когда нам делают добро, признательность требует помнить его, а когда делают зло, любовь побуждает забыть его».
Не помня зла, вернулись князь с княгиней в Муром. На берегу встретили их все жители от мала до велика и с подобающими почестями проводили до княжеских палат. Стали править они в Муроме как прежде. Справедливо и милосердно.
Феврония, как положено княгиням на Руси, заботилась о бедных и больных, помогала вдовам с малыми детьми, поддерживала бедные монастыри. Князь Петр рядом с такой женой тоже проникся духом добра…
Шли годы. Петр с Февронией состарились и, предвидя скорый конец, стали просить Бога дать им умереть в одно время, а чтобы и после смерти тела их не расставались, завещали положить их в одну гробницу. Для этого повелели вытесать в одном камне два гроба, имеющих между собою только перегородку.
Однажды вечером пришел старый князь к княгине, взял ее за руку и сказал: «О возлюбленнейшая моя, хочу идти в монастырь и принять на себя монашеский чин. Пойдешь ли со мною?» Феврония в ответ поклонилась мужу до земли и сказала: «О господин мой возлюбленный, давно ждала я от тебя этих слов, ведь сама не решалась тебе сказать про это. Теперь же радуюсь и только и жду подальше уйти от мира, чтобы быть ближе к Богу».
В одно и то же время князь и княгиня приняли монашество. Петр в мужском Спасском монастыре под именем Давид, а Феврония в женском Успенском монастыре под именем Евфросинья. И стали они не мужем и женой, а братом и сестрой во Христе.
Так жили они, не видя друг друга, в рядом стоящих монастырях, и вот однажды, в теплый июльский день сидела Евфросинья в своей келье и вышивала лики святых на покрывале для Храма Пречистой Богородицы. В дверь постучали, и в келью ступил молодой, встревоженный монах.
«Сестра Евфросинья, — сказал он, — послан я от брата твоего во Христе Давида. Велел передать тебе, что пришло время кончины его, но ждет тебя, чтобы вместе отойти к Богу». «Не могу сейчас с ним идти, — ответила Евфросинья, — пусть подождет, пока дошью воздэх. Как дошью, так и буду к нему». Умирающий князь выслушал посланца и с трудом сказал: «Иди скоро к возлюбленной сестре моей… Пусть придет проститься ко мне… Уже отхожу от жизни этой». Бросился бегом инок к Евфросинье: «О сестра! Чего ради медлишь? Князь Петр кончается и молит тебя проститься с ним». «Пойди, брате, умоли подождать его малую минуту часа, — не прерывая работы, сказала старая монахиня. — Немного осталось дошить мне, одну стезицу». Вернулся инок и застал князя чуть живого. «Скажи моей Февронии, — еле слышно сказал умирающий князь, — уже не жду ее…»
Плача, вбежал бедный монашек к Февронии: «О госпожа княгиня! Князь ваш Петр преставляется!»
Побледнела, как снег, княгиня, встала, подняла глаза на образ Богородицы и трижды перекрестилась. Потом провела рукой по неоконченному шитью, воткнула иглу в воздэх и велела сказать Петру, что и она уходит из жизни вместе с любимым своим мужем. «И предали они души свои в руки Божии в одно мгновение. И понесли светлые ангелы святые души Петра и Февронии в таинственное, светлое Небо, где ждал их Тот, кто даровал им такую любовь…»
Случилось это 25 июня (8 июля по новому стилю) 1228 года.
Однако это еще не конец чудесной истории о Петре и Февронии.
После торжественного отпевания муромцы решили, что негоже монахов хоронить в одном гробу, как того хотели князь с княгиней. И поступили по-своему. Князя Петра решили похоронить у соборной церкви Пречистой Богоматери в самом городе, а Февронию — в загородном женском монастыре. Положили их тела в отдельные гробы и поставили до утра каждый в своей церкви. Общий же каменный гроб остался пустым в Богородичном храме.
На другое утро множество людей, священники и сам епископ в немом ужасе стояли у пустых раскрытых гробов. Куда подевались тела Петра и Февронии, никто не знал. Вскоре прибежал до смерти перепуганный сторож Богородичного храма и сказал, что князь с княгиней в общем гробу лежат, а как такое могло случиться, он не ведает, поскольку уснул нечаянно и, что ночью в храме делалось, не видел.
Все поспешили в храм и увидели, что и вправду, покрытые воздэхом, что вышивала Феврония, лежат супруги в одном каменном гробу, как и хотели при жизни.
Епископ решил, что это верные слуги волю своих господ темной ночью исполнили и потому обругал их, а потом велел опять тела Петра и Февронии положить каждого в свой гроб. Отслужили службу и крепко-накрепко заперли обе церкви, сторожа глаз не смыкали всю ночь, а утром… вновь оказались тела Петра и Февронии в одном гробу.
Тогда опомнились, наконец, муромцы и больше не трогали их и с честью погребли князя и княгиню в одном гробу.
С той поры на их могиле стали происходить чудеса — кто с искренней верой молился о помощи, чудесно исцелялся.
Примерно через 300 лет после кончины, в XVI веке, Петр и Феврония были причислены Русской Православной Церковью к лику святых.
Как мы уже писали, православный «День влюбленных» на Руси отмечается 8 июля, в годовщину смерти Петра и Февронии. Празднуется