столового ножа иметь при себе не разрешалось. Техника безопасности, в прямом смысле написанная кровью.
И спустя несколько минут мы вступили под крышу длинного дома Лодброксонов, в мягкий полумрак, разгоняемый светом свечей, лучин и горящего очага. Войти оказалось проще, чем казалось на первый взгляд. Теперь осталось выйти отсюда целыми и невредимыми. И, учитывая, что я задумал, шансы у нас были пятьдесят на пятьдесят.
В зале сидело на удивление много народа, за длинными столами люди пили эль, играли в хнефатафл* и просто общались. Царила атмосфера расслабленного веселья, дружинники Рагнарсонов наслаждались редкими минутами спокойствия, которое я сейчас собирался нарушить.
Охранник провёл нас к очагу, под светлые очи братьев Рагнарсонов. Четверо взрослых мужчин, опытные и умелые воины, выжидающе смотрели на нас, и от каждого их движения сквозило затаённой опасностью, так, что я понял, одно неверное движение или слово, и мы расстанемся с жизнями прямо здесь же.
Все четверо нацепили на себя маски показного равнодушия. Старший, видимо, Хальвдан, ворошил угольки в очаге. Удивительно худой и жилистый норманн с бородой, заплетённой в светлую косицу, похоже, Ивар. Человек с холодным пронизывающим взглядом, в глазах которого не видно радужки, получается, Сигурд Змееглазый. А этот здоровяк, подкидывающий на ладони нож, значит, Убба. Нет только старшего, Бьерна Железнобокого, но этот бродяга не вылезал из виков, годами не появляясь в родных землях.
Я вдруг почувствовал, как их взгляды пригвоздили меня к месту, а в глотке мгновенно пересохло. Все заготовленные заранее слова вылетели из головы в тот же момент, и я решил импровизировать. Главное начать, а там уже кривая выведет.
— Приветствую сыновей Рагнара, — сказал я и тут же заметил, как нахмурились Хальвдан и Сигурд.
Все они из кожи вон лезли, чтобы превзойти славу отца, и совершили уже немало славных деяний, многие из которых войдут в легенды, и не будь их отцом Рагнар Лодброк, их запомнили бы по их собственным делам. А так они до сих пор оставались для всех всего лишь сыновьями Рагнара, и я им невольно об этом напомнил. Не самое удачное начало разговора.
Весь остальной шум тут же смолк, люди в зале притихли, повернулись к нам, и я вдруг почувствовал себя в центре внимания, под софитами и камерами.
— Мы принесли вам новости. О вашем отце, — продолжил я.
Ивар хмыкнул, Убба широко зевнул.
— Говори, — произнёс Сигурд.
Я вспомнил сцену из сериала, который смотрел когда-то давным-давно. Яму, заполненную змеями и человека в ней, истерзанного пытками, но несломленного.
— Как захрюкали бы поросята, узнай они о гибели старого кабана? — громко произнёс я.
Тишина стала настолько густой, что её можно было резать ножом. Братья молча приподнялись со своих мест, Убба указал остриём ножа на меня.
— Говори, — хрипло сказал он.
Я решил больше не испытывать судьбу и не играть с огнём.
— Его драккары выбросило на скалы у берегов Нортумбрии, — начал я, в очередной раз пересказывая эту историю, успевшую уже обрасти подробностями и домыслами.
Рагнарсоны слушали молча, внимательно.Как и все остальные их дружинники.
— Король Элла взял его в плен, — продолжил я. — А его церковники в Йорвике бросили его в змеиную яму.
— Без меча в руке… — пробормотал Хальвдан.
Мои соратники зашептались за моей спиной, они-то ничего подобного не знали, да и я таких подробностей знать не мог. Мы видели только самое начало этой истории. Но так и рождаются легенды. Из домыслов и предположений.
— Кто говорит твоими устами? Кто научил тебя этим словам? — спросил вдруг Сигурд. — Ситрик? Гутрум? Осберт?
Змееглазый пристально смотрел на меня, не отрывая своего страшного взгляда. Я почувствовал себя бандерлогом перед удавом Каа, но сумел взять себя в руки.
— Никто, — сказал я.
— Поросята, значит… Да, отец мог такое сказать, — сказал Ивар. — Он боролся до конца?
— Да, — сказал я.
— Столь славный конунг и без оружия попал бы в Вальхаллу, — заключил Ивар. — Значит, когда-нибудь мы с ним увидимся там.
Братья медленно переглянулись, все четверо, будто бы общаясь друг с другом без слов. Убба снова подкинул нож на ладони, поглядел на меня, словно примеряясь, куда ловчее его всадить.
— Месть священна, — сказал Ивар. — И мы отомстим.
— Принесём на их земли страх, — сказал Хальвдан.
— Сотрём Нортумбрию с лица земли, — прорычал Убба.
— Клянёмся, — сказал Сигурд, и все остальные повторили за ним.
Я услышал в зале хриплый каркающий смех, смутно знакомый, но люди в зале одобрительно загудели и заглушили его. Все хирдманны, капитаны, кормчие, ярлы и хёвдинги жаждали теперь только одного — вторгнуться в пределы Англии и помочь Лодброксонам отомстить, и никто не стеснялся выражать своих чувств. Люди выкрикивали с мест, громко клялись, кто-то даже плакал, поминая старого конунга, ветераны прежних походов вспоминали славные деньки в компании Рагнара, и только слуги и рабы, невидимыми тенями семенящие вдоль стен, прятали улыбки.
— А сейчас, — сказал Сигурд. — Помянем отца. Так, чтобы он, глядя на нас из Вальхаллы, завидовал, что сейчас не с нами!
Приветственный гул в зале стал ещё громче, трэллей немедленно отправили за элем и мёдом. Для нашей команды, всё ещё ошарашенной моей выходкой, освободили место за одним из столов, вместе с дружинниками Ивара. Меня же вновь позвали к Рагнарсонам, но не для того, чтобы пить, а для того, чтобы расспросить ещё. Отказывать таким людям смертельно опасно, и я вернулся к ним.
— Вы были в Англии, — сказал Хальвдан. — С кем?
— Нас вёл Кетиль Стрела, — сказал я, надеясь, что это имя им известно. — Он погиб там же.
— Я немного знал его, — кивнул Ивар. — Из Трандхейм-фьорда, так? Как тебя зовут, парень?
— Бранд Храфнссон, — представился я.
— И чего ты хочешь, Бранд Храфнссон? — холодно произнёс Сигурд. — Наверняка ты явился не просто так. А новость всё равно до нас дошла бы, не с тобой, так с кем-нибудь другим.
Я посмотрел на всех четверых. Белая шёлковая рубаха Хальвдана стоила как урожай целой деревни, золотые и серебряные браслеты на руках каждого сразу показывали, насколько богаты братья. Они наверняка ждали, что я буду просить награды.
— Позвольте мне присоединиться к вашей армии, — сказал я. — Мне и моим друзьям.
Ивар вдруг рассмеялся в голос.
— Мы