— Ну если чисто, тебе нечего бояться. Самое большее, что может быть, — тебя вышлют, и этим дело кончится.
— Скажи шефу, чтобы затребовал обратную визу…
— Должен тебя огорчить, Дайс, но на шефа не рассчитывай. Шеф рисковать не желает. Если у тебя появился хвост, выпутывайся сам.
— Трус! — презрительно бросил Роггльс.
— Трус? — переспросил Кэнор. — А если они напали на след истории с Балтом? Что тогда? Тебя возьмут по уголовному делу и размотают всю катушку. Было бы глупо обнаружить твою связь с шефом.
— Что же делать?
— Подай заявление в отдел виз и регистрации. Требуй обратную визу, впрочем… Если ты уверен, что с Балтом все чисто, тебе нечего бояться. За интрижку с этой девчонкой тебе дадут коленкой пониже спины и… лети отдыхать на лазурные берега Марсонвиля, — подмигнув ему, закончил Кэнор и озабоченно посмотрел на часы.
До поезда в Москву оставалось десять минут. Он повернулся к платформе и торопливо сказал:
— Я поеду один. Ты приедешь следующим поездом.
— Постой, Эллис! Еще один вопрос, что Эдмонсон?..
— Эдмонсон идиот! — перебил его Кэнор. — Рассчитывая на его репутацию, парни из «Стар» хотели сделать хороший триллерз[12], но с этим Джентльменом пера ни черта не сваришь. Его уже отозвали. Привет, Дайс! Не падай духом! Ты всегда был мастером хеппи энд! — с наигранным оптимизмом закончил Эллис Кэнор и быстро зашагал к платформе.
Когда Роггльс вернулся в Москву, был уже конец рабочего дня. Вокзальная площадь и прилегающие к ней улицы были наполнены шумом и говором торопливо снующих, оживленных людей. Оглушенный городским прибоем, прижатый людским потоком к газетному киоску, он чувствовал себя одиноким и глубоко враждебным этой массе людей.
Протянув руку, Роггльс взял с прилавка киоска книжку «Подмосковье». Перелистывая страницы, он прочел: «Истра. Архитектурные памятники. Места исторических боев. Здравницы трудящихся…» Заложив страницу, он заплатил за книжку, сунул ее в карман и стал энергично пробиваться к стоянке такси.
Уже сидя в машине, он вновь открыл книжку на заложенной странице и углубился в изучение истринского дома отдыха.
«Если Кэнор прав, — думал он, — девчонка становится опасна. Она знает больше, чем следует…»
Отпустив такси около кинотеатра «Ударник», Роггльс перешел на противоположную сторону и остановился у входа в сквер. Подросток, все время наблюдавший за ним со стороны, пересек площадь и подошел к Роггльсу. Это был юркий паренек, на вид лет четырнадцати, в сапогах с низко спущенными голенищами, в матросской тельняшке и теплой тужурке, распахнутой на груди. Из-под его меховой шапки выбивался вьющийся светлый клок, а из-под вздернутой верхней губы блеснула золотая коронка.
— Отойдем в сторону! Конь культяпки отморозил дожидаясь! — немного заикаясь, сказал подросток и прошел вперед.
— Конь здесь? — спросил Роггльс.
Не отвечая на вопрос, чубатый парнишка скрылся за углом сквера и вскоре вынырнул вновь. Как за лоцманом, мелкой юркой рыбешкой, идет акула — матерый хищник, так и за ним показался Конь. Он шел, широко расставив ноги, мелким шагом, словно на клюшках. В летной кожаной тужурке на молнии и ушанке, приземистый, он прошел мимо, бросив на ходу:
— Фикса, возьми фары в руки!
Чубатый парнишка, выполняя приказ, остановился у входа, наблюдая за улицей, а Роггльс последовал за Конем в глубину сквера.
27
БЕГСТВО
Пользуясь ключом, оставленным, как всегда, в условленном месте (Машенька точно указала это место), Никитин с Гаевым тщательно осмотрели дачу и весь участок. На наружном наличнике окна, в кучке мусора, очевидно, выброшенного из форточки небольшой комнаты, выходившей окнами в лес, они нашли несколько окурков сигарет «Фатум». Роггльс не курил. Можно было предположить, что так называемый Мехия Гонзалес некоторое время жил в этой маленькой комнате, о существовании которой Машенька даже не подозревала. В печи этой же комнаты, среди углей и золы, были обнаружены обгоревшие пуговицы, по-видимому, от белья Ладыгина. Надо полагать, что здесь на даче и переоделся Ладыгин в теплое егерское белье.
В глубине участка, в сарае, оказались следы «Олимпии», несколько пятен автола на полу и отпечатки ног двух человек, обутых в охотничьи сапоги.
Составив протокол в присутствии коменданта дачного поселка, Никитин и Гаев выехали в Москву.
Полковника Каширина они застали в раздраженном состоянии. Причиной было следующее: проследив встречу в Томилино, наблюдавший потерял Роггльса на вокзале.
Дежурный доложил Никитину, что недавно звонили из домоуправления и сообщили о возвращении из рейса Аникиной. Поэтому, не задерживаясь в Управлении, Никитин поехал в Троицкий переулок.
Аникина была полная, еще молодая, приветливая женщина.
— Три недели я не была дома, беспорядок у меня, ну да уж вы меня извините… — сказала она и пригласила Никитина в комнату. — У нас, знаете, букса начала баловать, вагон в Чкалове отцепили. Мы на три дня в Москву опоздали, — объяснила она. — Садитесь.
Никитин сел на предложенный ему стул и осмотрелся. В углу стоял чемодан, аппетитно пахнущий яблоками (велик соблазн побывать в Средней Азии и не захватить фруктов). Аникина закрыла дверь и села напротив Никитина.
— Знаете, дорогой товарищ, — сказала она, выслушав майора, — помочь вам я — всей душой, только сосед у меня молчаливый, тихий, как бабушкин сундук. Да и сама я по полгода в году дома не бываю, все на колесах, да в пути.
— Скажите, вас Клавдией Петровной зовут?
— Просто — Клавдия!
— Так, Клавдия Петровна, может быть, вы знаете, с кем Ладыгин дружил? Кто бывал у него?
— Бывал у него один человек, из себя интересный, видный такой, словом, для нашего полу кавалер привлекательный, — сказала Аникина и рассмеялась.
— Этот кавалер? — спросил Никитин, показывая фотографию Роггльса.
— Он! Ха-арош! — не скрывая своей симпатии, сказала она.
— Вы знаете его имя, фамилию? Где он живет? Чем занимается?
— Григорий Иванович говорил, что он в газетах пишет, а зовут его Петр Рогов.
— Кроме этого журналиста, у Ладыгина никто не бывал?
— Как же не бывал, бывал, только редко, товарищ его, Саша, фамилию его не знаю. Григорий Иванович учился с ним вместе.
— А какой он из себя, этот Саша? — заинтересовался Никитин.
— Ну, как сказать, какой… молодой, выпить не дурак, веселый… из себя высокий, в очках…
— А не знаете ли вы, Клавдия Петровна, где Ладыгин с этим Роговым познакомился?
— Знаю. С ним, с соседом моим, однажды конфуз получился. Затащил его Саша в ресторан, праздник был, вот какой, не припомню, выпили они. Ну, знаете, как мужчины, им всегда мало, заказали еще, а когда дело к расчету пришло, у них сотни, а то и двух не хватило. Пили, ели — веселились, подсчитали — прослезились! Официант милиционера позвал, скандал. Тут подошел к ним этот товарищ Рогов и говорит: «Не могу видеть, как приличных людей в милицию ведут. Нате, — говорит, — вам деньги, потом рассчитаемся». А Саша — тот научный работник, ему и вовсе неудобно в милиции ночевать. Ну, взяли они деньги, расплатились. Рогов за городом живет, так он ту ночь у Григория Ивановича ночевал.
— А скажите, Клавдия Петровна, была ли у Ладыгина на левой руке татуировка? «Таня» печатными буквами…
— Как же, была, — согласилась Аникина.
— Он вам никогда не рассказывал об этой Тане? Где она теперь? Почему он имя ее на руке выколол?
— Что вы, товарищ Никитин, он все в себе хранил и молчал. Бабушкин сундук я его прозвала.
— Вы можете описать мне обстановку его комнаты? Быть может, у него на стене висели фотографии родных или знакомых?
— Могу. Да у меня от его комнаты ключ есть. Я у Григория Ивановича уборку делала, ну он мне и заказал второй ключ. Хотите, сами посмотрите, я вам открою, — предложила Аникина.
— Хочу, — согласился Никитин, — только вы за дворником сходите.
В комнате Ладыгина был строгий порядок, но по некоторым деталям Никитин понял, что здесь до него был уже сделан тщательный обыск. Цветные репродукции в рамочках, висевшие на стене, раньше с левой стороны были оклеены полосками бумаги; кто-то сорвал эти бумажки и, видимо, вынимал нижние картонки. Матрац на постели был надрезан в нескольких местах. Книги на полке поставлены не по отделам, чего, наверное, у Ладыгина не было. Аникина эти предположения подтвердила.
Мысленно разбив комнату на квадраты, Никитин, стараясь умерить свое нетерпение, методично повторял сделанный до него обыск. Стараясь ни к чему не притрагиваться, он осмотрел мебель, стены, даже пол. Его внимательный, острый взгляд проникал всюду.
В бесплодных поисках прошло минут сорок. Взглянув на часы, Никитин заторопился. Он должен был успеть сегодня же побывать в училище имени Баумана, чтобы выяснить, кто такой этот Саша, с которым учился Ладыгин.