Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Извиняйте, – залепетал Антон, – не со зла заяву сделал, духовитый супчик! Аромат аж в нос шибает! И на вкус офигительный, на этот похож... ну... такой... типа... забыл! Я его в бане видел.
– На что, на что смахивает суп? – голосом, не предвещающим ничего хорошего, протянула Анна Степановна и медленно развернулась к Антону.
От неминуемой расправы глупого садовника спасла девушка в белом халатике. Она вошла на кухню и тихо спросила:
– Анна Степановна, можно завтрак?
– Конечно, Людочка, – враз сменила гнев на милость повариха. – Присаживайся, вон подносик на обычном месте стоит, хочешь, присоединяйся к нам!
– Нельзя Лизу одну оставлять, – возразила медсестра.
– Ты слишком ответственная, – вздохнула Анна Степановна. – Пятнадцать минут ничего не изменят, отдохни.
– Мясо жесткое, – вновь ожил Антон, – не жуется, и вкус у него... типа... ну... ваще это не говядина!
– Или ешь, – огрызнулась Анна Степановна, – или проваливай!
– Молчу, молчу, – испугался садовник.
Людмила схватила поднос с тарелками, чашками и убежала.
– Кто это? – не сдержала я любопытства.
Анна Степановна застучала ножом по доске.
– Герман Вольфович святой. Другой бы сплавил Лизку в интернат, а наш хозяин не может. Уже второй год о ней заботится. Ты тут всяких разговоров наслушаешься, понарасскажут тебе, но ничему не верь, бабье языками молотит, а правды не знает.
– Жасмин! – воскликнул Антон. – И лимон! Точно! В бане меня мужик чаем угостил, вот откуда знакомый вкус. Наплескал он в кружки воду чуть зеленого цвета и предложил мне пригубить. Я сначала в отказ, совсем уж заварка белесая, но все-таки рискнул. Ничего оказалось. Как этот суп.
Повариха швырнула нож на доску.
– Кончилось мое терпение.
– Молчу, молчу! – вжался в стул садовник.
– Уже наговорил сполна! – рявкнула Анна Степановна, надвигаясь на болтливого едока. – Значит, мой суп смахивает на зеленый чай?
– Очень вкусно, – попытался загладить вину Антон.
– И мясо не жуется? – уперла кулаки в боки Анна Степановна.
Антон съежился в комок.
– Хороша говядинка, просто я много положил. Два кусманделя осилил, третий поперек горла встал. А бульон весь выхлебал. Ик! – неожиданно издал садовник.
– Ик! – повторил Антон. – Извиняйте, кто-то недобрым словом меня поминает, ик... ик... можно водички из-под крана? Ой! В брюхе война пошла...
Он схватился руками за живот. Анна Степановна уставилась в его тарелку, взяла большую вилку, подцепила нечто весьма странное, темно-зеленого цвета, и спросила:
– Это что?
– Мясо... – простонал Антон.
– Идиот! – заорала повариха. – Из какой кастрюли ты щи налил?
– Из какой велели, из той и взял, – прошептал садовник, – я послушный.
– Ты дурак! – накинулась на бедолагу Анна Степановна. – Мало того, что в девять утра вместо кофе суп харчишь, так еще и глухой! Я четко сказала: иди к синей кастрюле. Синей, не красной! Или ты дальтоник?
– Ой, никогда, я высоты боюсь, – заныл Антон, – не по мне на крыльях летать. Это Костя обожает, он на поле...
– При чем здесь крылья и полеты? – окончательно вышла из себя повариха.
Я постаралась сохранить невозмутимый вид. Антон перепутал слово «дальтоник» с «дельтапланом». Оказывается, Костя увлекается полетами... да он у нас экстремал...
– Совсем ум потерял, кому сказать – не поверят! – гневалась Анна Степановна. – Человек мочалки съел! Две сожрал, третья в него не полезла! Неужели я такое дерьмо готовлю, что ты на вкус мыльную воду от щей не отличил?
Я вцепилась в сиденье стула.
– Какие мочалки? – затрясся садовник.
Анна Степановна сунула ему под нос вилку с субстанцией темно-зеленого цвета.
– Немецкие! Дорогие! Что же, их выбрасывать? Качество исключительное! Вот я и вывариваю, когда испачкаются. Налью в кастрюлю геля с запахом жасмина и лимона, на маленький огонек поставлю, и потом губки как новые. А ты их схавал!
Антон в ужасе замахал руками.
– Слопал вещь германского качества! – топнула Анна Степановна. – Гони триста рублей! Столько мочалки стоят! Спутал щи с мыльным раствором... Синего от красного отличить не можешь... «Плохо жуется»... Обалдуй!
Садовник зажал рот ладонью и бросился вон из кухни.
Глава 21
Анна Степановна вернулась к доске с овощами.
– Встречала таких идиотов?
– Нет, – совершенно искренне призналась я. – А кто такая Людмила?
– Медсестра, – ответила повариха.
– До сих пор я ее не видела. Она ухаживает за Эрикой?
Анна Степановна поправила косынку.
– Нет. В доме служила горничной Лиза. Между нами говоря, безалаберная девка. Но чем-то она Лауре Карловне потрафила и начала вверх лезть. Велели как-то ей окно в спальне Эрики помыть. Давно дело было, еще до несчастья с хозяйской дочерью. Лизка на подоконник встала, давай стекло протирать, а по двору как раз Константин шел. Лизавета ему и заорала: «Эй, Костик, как мои ноги со двора смотрятся?» Безбашенная девка! Она со всеми заигрывала, ума никакого, хоть двадцатилетие справила, чистая макака была. Постоянно по дому носилась, песни пела, у меня от нее голова кружилась, тошнота подкатывала. Костя ей ответил: «Осторожно! Не прыгай в проеме!» А той океан по щиколотку, как завизжит: «Сейчас тебе спляшу!» – и начала задом вертеть. Ну и свалилась!
– Ужас, – прошептала я.
Анна Степановна налила себе кофе и села к столу.
– Шлепнулась на клумбу, жива осталась. Сломала позвоночник, и в голове у нее помутилось. Лежит теперь без движения и без сознания. Герман Вольфович к ней Люду приставил и Марину, они меняются. Родителей у Елизаветы нет, она из детдома. Сама, дура, виновата, самой и отвечать. Надо бы Лизу в больницу сдать, да Кнабе слишком жалостливый. Пришел на кухню и сказал: «Бедная девочка, наказал ее Господь. Теперь, пока он Лизу не заберет, я за нее в ответе». Ох, иногда бог совсем не ценит благородства. Думаешь, он Германа Вольфовича за его доброту вознаградил? Так ведь нет! Вскоре на Эрику маньяк напал.
– Но дочь Кнабе вышла из комы, – напомнила я.
– Лучше б ей там остаться, – бухнула повариха. И осеклась. – Ох, нехорошо я сказала, да только это правда. Хозяин за год на двадцать лет постарел. Я в доме с незапамятных времен служу, Герман Вольфович мне как родной. Он сюда порой придет, и мы разговариваем про животных. С месяц назад сидели мы так, о моем Кузе шпрехали, и вдруг хозяин говорит: «Не дай бог я умру, кто об Эрике позаботится? Ей ни деньги, ни бизнес оставить нельзя. Михаилу доверия нет, у него в голове один тотализатор».
– Почему тотализатор? – перебила я повариху.
Анна Степановна поморщилась.
– В семье не без урода, вот и Михаил гнилой получился. Его то ли из пяти, то ли из семи школ выгнали, учиться не желал, одни девочки на уме. В институт не пошел, от армии его Герман Вольфович откупил. Так не поверишь, что он надумал – подался в цирк!
Я, уже решив ничему не удивляться, ахнула.
– Куда?
Анна Степановна понизила голос.
– Это секрет, его только свои знают. У Кнабе все обожают животных, у них всегда кошки да собаки жили. В юности Герман Вольфович хотел стать ветеринаром, но ему отец запретил. А Михаил лелеял мечту дрессировщиком работать. Герман возмутился, думал, что сын его послушает, как он сам своего папеньку. Ан нет! Миша из дома ушел, о нем несколько лет никто не слышал. Потом здрассти – возвращение блудного сына! Где был? Чем занимался? Мне правду не рассказали, но краем уха я слышала: работал с хищниками в шапито, мотался по городам, вел нищую жизнь, ну ему и надоело. Приполз к папе, а у того как раз большие деньги появились. Герман Михаила не ругал, купил ему тигра, чтоб сыночек забавлялся. Хотел отпрыска в институт пристроить, но Миша дома сидел. Потом вдруг образумился, поступил на курсы, научился с помощью компьютера рисовать картины, стал считаться художником. Да денег он не зарабатывает, сидит в студии.
Анна Степановна допила кофе и продолжила:
– Герман Вольфович щедрый. Он-то отлично видел – никудышный сыночек получился, но ведь родной, не бросишь. Пару раз я слышала, как Миша в телефон говорил: «Надо больше ставить, не трясись». Или: «Точняк выиграем, расскажи всем про тотализатор». Ну я и поняла: на бегах он играет, иначе где бы ему денег взять. Художники картины продают, а я ни одной готовой Мишкиной работы не видела. Знаешь, он только прикидывается живописцем, чтобы девок к себе таскать, говорит, это натурщицы. Тьфу! На территорию мимо охраны не попасть, мне Леонид рассказал: такие прошмандовки порой приходят! А еще он порошок нюхает. Полный набор! Вот уж наказание... Смотри телефон не забудь.
– Мой сотовый в кармане, – удивилась я.
– А чей тогда розовый? – ткнула пальцем в столешницу Анна Степановна.
– Вероятно, мобильный оставила Люда, – предположила я. – Давайте отнесу его ей.
– Не побоишья? – неожиданно спросила повариха. – Лизавета лежит не в доме, ее устроили в бывшем коттедже священника, недалеко от церкви. Ремонт сделали, кучу денег Герман Вольфович на девку потратил. Наши в ту сторону не суются. Про Клауса слышала?
- Плохая репутация Курочки Рябы - Дарья Донцова - Иронический детектив
- Витязь в розовых штанах - Дарья Донцова - Детектив / Иронический детектив
- Ошибка Девочки-с-пальчик - Дарья Донцова - Иронический детектив