Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прости меня, Самад, — сказала она. — Прости…
— Нет, это ты меня прости. Я мог бы и промолчать. Вырвалось почему-то… Ну вот мы и пришли к твоему дому.
Самад остановился у ворот, и девушка протянула ему руку:
— До свидания.
— До свидания. — Самад легонько сжал ее ладонь и сразу отпустил.
— Самад!
— Что?
— Подожди… Ты обиделся на меня?
— Нет. — Самад грустно улыбнулся. — Не обиделся, честное слово. Ведь мы не дети. До свидания.
Однако Гюльчехра не могла отпустить его так:
— Ведь мы все равно останемся друзьями? Я считаю тебя самым лучшим и близким другом.
— Я тоже. До свидания. Все в порядке, Гюльчехра, не беспокойся.
— Спасибо, Самад, счастливо тебе…
Гюльчехра долго смотрела ему вслед. Самад не оборачивался. Горько ему сейчас. Но что она может сделать? А если бы не было Абдуллы? И тогда бы она дала такой ответ. Самад хороший парень, хороший товарищ. На него можно положиться. Но этого мало… И снова перед ней возникло лицо Джумагуль. Он может полюбить эту девушку! Или какую-нибудь другую. Человек не может жить без любви.
Эта мысль почти успокоила Гюльчехру, и она вошла во двор. Сейчас ее встретит мачеха. Мачеха? Нет, Гюльчехра уже не может так ее называть. А сначала было очень тяжело. Когда Зумрад-апа впервые появилась в их доме, девушка не могла на нее смотреть, не могла она смотреть и в глаза отцу. Зумрад-апа была родом из Алтыарыка, муж давно с ней развелся, обвинив ее в бесплодии. Она состояла в каком-то дальнем родстве с Норматом-ака и по временам наезжала в Мингбулак.
Прошел год после смерти матери Гюльчехры, и раис заговорил о своей родственнице со своим другом Ганишером.
— Я очень уважал твою жену Саодат, — сказал он, — память о ней у меня в сердце. Но ты подумай о своих детях. До каких пор твоя образованная дочь будет служанкой в доме? Она должна учиться, должна работать. Потом сообрази: она уже не маленькая. Выйдет замуж, что будешь делать один? Кто поднимет на ноги твоего сына?
Крепко задумался Ганишер-ака. Полтора года думал. Не мог он забыть свою жену. А Гюльчехра совсем замоталась — хозяйство, учеба, работа.
И вот, глядя на свою бледную, осунувшуюся дочь, Ганишер-ака решился: созвал пятерых друзей, сделал плов и привел Зумрад-апа к себе в дом. И — чудо! — дом почти сразу стал полной чашей. Такой поворотливой, хозяйственной, ласковой оказалась эта круглолицая застенчивая женщина. Алишер очень скоро стал звать ее мамой. Гюльчехра же часто плакала, на нее не действовали уговоры отца: «Доченька, я привел Зумрад, думая о тебе, о твоем брате. Я привел ее, чтобы вы не были сиротами, чтобы не остались без присмотра. Если же она вас станет обижать, то я… Но ты же видишь, какая она. Она не сделает этого. У нее не было детей — она полюбила вас. Да она ковром готова перед вами расстелиться». Все же девушка постепенно оттаивала. А потом случилось так, что Зумрад-апа перед сбором хлопка решила съездить на неделю в Алтыарык проведать сестру. Алишер попросил взять его с собой. Гюльчехра не хотела, чтобы он поехал, но Ганишер-ака не возражал, и девушка промолчала. Неделя прошла незаметно. А когда они вернулись, девушка не узнала брата: на нем были новые туфли, белая рубашка с отложным воротником, красивые шерстяные брюки. И, самое главное, до того он был ухоженный, розовощекий — просто прелесть.
Алишер сразу бросился к сестре.
— Ой, как было хорошо! — закричал он, — Ой, как хорошо!
И тогда девушка подошла к своей мачехе и обняла ее со слезами на глазах. Они вместе поплакали, и с тех пор Гюльчехра перестала ее дичиться. Они подружились.
…Зумрад-апа увидела девушку из окна и вышла во Двор.
— Как прошло собрание, все хорошо? — спросила она мягким, грудным голосом.
— Даже очень, — ответила Гюльчехра. — А я так боялась! Вопросы градом посыпались. А сколько народу было в правлении — полным-полно! Все хорошо получилось, и макет понравился…
— Да буду я твоей жертвой, милая, у меня за тебя сердце болело. Сейчас будешь есть или отца подождешь?
— Подожду. Он скоро придет. На полдороге вспомнил о чем-то и пошел обратно к раису.
— Так, говоришь, все остались довольны?
— Как будто. Назначили меня начальником стройки… А мне ведь сначала институт надо закончить.
— Кстати, — промолвила Зумрад-апа, — тебе пришла телеграмма.
— Да? — Гюльчехра сразу подумала об Абдулле.
Они вошли в дом. Телеграмма лежала на подзеркальнике. Девушка поспешно вскрыла ее, прочитала раз, потом другой, и вдруг залилась счастливым смехом. Она долго не могла остановиться.
— Что такое, доченька, что такое? — спросила Зумрад-апа.
Наконец девушка протянула ей телеграмму:
«Коканд Мингбулак Саидовой Жюри конкурса поздравляет вас успехом Ваш проект кафе Ешлик принят Премия будет вам вручена несколько позже тчк Согласно условиям январе будущего года вы должны принять участие строительстве тчк Ташкент улица Куйбышева Горпроектинститут председатель жюри Захидов».
— А знаете, кому я обязана этим счастьем? — загадочным тоном спросила девушка. — Вам, вам, дорогая, милая Зумрад-апа. Если бы не вы, я бы не смогла работать над этим проектом, у меня просто не хватило бы времени… — И Гюльчехра звонко расцеловала смутившуюся женщину в обе щеки.
— Поздравляю, поздравляю, доченька… Значит, тебе надо будет поехать в Ташкент…
— Это не так скоро. И потом, я поеду ненадолго!
Размахивая телеграммой, Гюльчехра закружилась по комнате. Мечта сбылась! Теперь она настоящий архитектор, ее признали… Все будут рады в кишлаке — отец, раис, Самад! Самад… Нужно немедленно написать Абдулле, как он обрадуется! И девушка побежала в свою комнату.
«Абдулла, у меня сегодня очень-очень большая радость. Во-первых, общее собрание колхозников одобрило мой макет будущего Мингбулака. Меня назначили начальником стройки. А когда пришла домой, получила телеграмму. Оказывается, я победила на конкурсе! Мой, проект кафе „Ешлик“ принят! Никто не мог этого ожидать, а я — меньше всех. Это какое-то чудо. Я никак не могу прийти в себя. Абдулла, если ты приедешь на зимние каникулы, мы с тобой встретимся в Ташкенте. Меня приглашают консультировать строительство по моему проекту. Ты разделяешь мою радость? Твоя Гюльчехра».
19
Все эти дни Абдулла ходил сам не свой. Все перепуталось у него в голове. Он понимал, что это добром не кончится. Ведь у человека должна быть одна твердая линия поведения, пытался рассуждать он. Человек не должен разбрасываться, он только тогда добьется успеха, когда идет прямо к цели, не сворачивая.
А что получается у него? Поспешили они с Гюльчехрой, ох как поспешили! Но это она виновата, она проявила слабость. Если бы она сказала «нет», он бы просто немного огорчился, но это бы скоро прошло. А теперь они связаны. Он, Абдулла, связан. После того, что произошло, расстаться с ней значило бы совершить непорядочный поступок.
Ну что ж, значит, выхода нет? Значит, он останется с ней навсегда? А как же Саяра? Эта удивительная девушка, неземное существо, ангел, веселый, добрый ангел? Ведь он обнимал ее, целовал, и она называла его «милый»— разве можно это вытравить из памяти? Ничем не вытравить.
Но он будет жить с Гюльчехрой в этом своем доме с балаханой. И все думать о Саяре. И не только о Саяре — об упущенных возможностях. С ума сойти можно. Какие возможности! Если бы он связал жизнь с Саярой, то уж точно через два года был бы кандидатом наук. Еще через три года была бы готова докторская диссертация. А потом — руководство в каком-нибудь крупном научно-исследовательском институте… Все это вполне реальные планы. Конечно, не исключено, что всего этого он мог бы добиться сам. Но когда? Через сколько лет? И где все же гарантия, что он бы этого добился? Если бы они с Саярой поженились, все пошло бы как по маслу. Турсунали-ака, большой ученый, академик, помогал бы ему по мере сил, указал бы путь. Ведь Абдулла был бы для него не просто ученым, а зятем! Мужем единственной дочери, в которой он души не чает…
Если бы знать заранее, если бы знать заранее… Конечно, он сдержался бы тогда, в тальниковой роще! И они бы с Гюльчехрой разошлись спокойно. Он бы сказал: «Гюльчехра, прости, ради аллаха, я ошибся, мы не подходим друг другу». Вполне можно было бы написать такое письмо. И делу конец. Теперь такое письмо не напишешь, так просто не объяснишь… Каким скверным человеком покажется он Гюльчехре! А он совсем не скверный. Его уважают, с ним считаются, он один из лучших студентов института. Он никому не делал плохого, он никогда даже не думал об этом. А в результате он может оказаться виноватым. Как это несправедливо! Ну в чем он виноват? Ведь он не знал, что так получится. И Саяра не знала. Она тоже не виновата. Саяра — еще ребенок. Как она ему недавно сказала: «Абдулла, ты такой хороший. Но я и не знала, что я такая трусиха. Я боюсь тебе не понравиться. Всего боюсь. Ты подожди немного, Абдулла». Вот смешная! А потом посмотрела искоса и добавила: «Я по вечерам не буду тебя в комнату пускать. Приходи днем». Что ж, может, она и права…