— Шеф, тоже мне, даёт. Ну, сказал бы — взять тент. А я что, знал, что будут такие коробки? Ну теперь всё, помокнут они все.
С ВОДИТЕЛЯМИ ЯКУТИИ
Наш водитель, дядя Юра, был своеобразным ветераном — он работал на Севере уже более тридцати лет. Соответственно, он вспоминал те далёкие, кажущиеся золотыми (некоторым) времена, когда и машины останавливались, подбирая попутчиков, и зарплату платили вовремя, и в армию молодые шли с охотой, а не наоборот. Но не был он в обиде и на новые, теперешние времена. То, что многим в регионе не платят зарплату, дядю Юру не затронуло, — он зарабатывал перевозкой грузов и был вполне доволен этим. В советское время, как мы поняли, дядя Юра был начальником автопредприятия, и половина водителей-дальнобойщиков, встречаемых нами на стоянках, были его дальние или ближние знакомые, а вторая половина, хоть и не были лично знакомы, но имели с ним каких-либо общих друзей.
Это был, наверное, рекордный «Камаз» по длительности нашей езды с ним. 650 километров мы ехали более двух суток. Водитель особо и не гнал — на АЯМе, если «Камаз» проезжает более 300 км в день, на водителя смотрят с сожалением: «Ну зачем так гонит! здоровье дороже!» Дорога плохая, раздолбанная грунтовка, и кое-где невозможно даже 20 км в час ехать. Мы поднимались на перевалы, и в процессе подъёма казалось, что быстрее будет идти пешком.
Пока поднимались на перевал, мы с Андреем увидели большое белое пятно на склоне одной из гор. Горы, покрытые лесом, были зелёными, и пятно как-то выделялось.
— А это что такое? — заинтересовались мы.
— Наледь, она никогда не тает, — спокойно отвечал дядя Юра.
Не тает! Мы были весьма удивлены. Лето ведь! 7 августа! Мы только въехали в Якутию — и уже такое! А что же будет дальше, на Колыме?
Проехали две деревни: Малый Нимныр (нежилой) и Большой Нимныр (вымирающий). Это были крошечные посёлки. Когда-то там были придорожные гостиницы для водителей, автозаправки, столовые, а теперь всё это разрушилось. Посёлки и сами опустели.
Наконец, воздух наполнился сумерками, и мы остановились. Это был перевал Дунькин Пуп. «Стоянки» на АЯМе — это просто площадки земли, безо всяких кафе-шашлыков-милиционеров, как у нас под Москвой. Но здесь, как оказалось, водители весьма приспособлены к автономной жизни. У дяди Юры в кабине стоял большой деревянный ящик с едой, и когда мы предлагали достать и свою еду, водитель не соглашался, говоря: нет, не надо, у нас столько еды, мы завтра-послезавтра уже дома, а вам ещё ехать и ехать. На этой же площадке уже стояли и другие большегрузные машины, три или четыре. Дядя Юра вышел, и оказалось, что со всеми он знаком. Водители объединяли имеющиеся у них продукты: хлеб, рыбу, колбасу, китайскую растворимую лапшу, водку; залезли в будку (одна из машин везла сзади небольшую будку на колёсах, в ней были сиденья и большой ящик в качестве стола), разожгли большой мощный примус и сварили вкусный суп. Нас тоже позвали, и, слегка удивившись на масштабы нашего путешествия, накормили от души.
Водку пили отдельно. Пили все (кроме нас с Андреем). Через питие все стали разговорчивыми, потекли различные истории. Один рассказал, как недавно перегонял машину «Урал» из Читы в Якутск своим ходом. («Своим ходом??» — изумились другие водители, а особенно мы с Андреем.) От Амазара до Сковородино были тяжёлые участки — так, за один день он проехал всего 500 метров. Ехал по болоту, подкладывая ветки под колёса, жерди, брёвна. И то проехать ему удалось лишь потому, что готовился какой-то автопробег, и на многих болотах уже был подготовлен деревянный настил. А на другом участке вообще дороги не было, только можно было свернуть на стратегическую дорогу, идущую вдоль гос. границы. Пограничники за деньги (миллион рублей за машину) пропустили его, причём ночью, по своей приграничной бетонке, а поутру он уже преодолел самый бездорожный участок и выехал, как я понял, к Сковородино.
Водитель этот больше не желал никогда ехать по той дороге.
Другой водитель рассказывал, как его на целый день задержали на таможне в Беркаките. Оказывается, таможня появилась почти год назад и с тех пор принесла массу неудобств всем людям.
Также водители рассказывали рыбацкие и охотничьи истории, которые не имеют значения для нашего повествования. Все водители люди добрые, хотя и пьют, курят, и матерятся. Но нас удивил не мат, а жизнь водителей: в Европейской России каждый сидит в своей кабине и кушает своё.
Мы отправились спать. Ночевали мы так — водитель и Андрей в кабине, я — снаружи, на земле, запрятавшись в два спальника и завернувшись в плёнку. Андрей меня запаковал, как бандероль. Холодно не было.
* * *
Утром встали довольно поздно. Андрей проснулся, вылез из кабины и распаковал меня. Был неожиданно солнечный день. Мы вытащили грязные, мокрые рюкзаки из кузова и разложили вещи на просушку. Дядя Юра спал в кабине, видимо, выпив слишком много.
Наконец, проснулся и он. Все прочие водители уже уехали со стоянки. «Ох…!» — произнёс он, глядя на высоко поднявшееся солнце в безоблачном небе. Мы с Андреем достали примус и подготовили еду. Также сделали маленькую чашечку горячей воды для бритья дяди Юры. Многие водители хотя и ездят долгими днями, а порой и неделями, следят за своим внешним видом. Дядя Юра ежедневно брился, а также стеснялся садиться за руль без рубашки: «что обо мне подумают?» Хотя день был жарким, водитель одел рубашку, только что галстука не нацепил.
Происходила подготовка машины к рабочему дню: переливание топлива из запасного бака в основной (все «Камазы», «Уралы» на Севере имеют, как минимум, один большой запасной топливный бак, приделываемый сзади кабины: заправок практически нет) и смена колёс. АЯМ дорого обходится машинам, едущим по нему: машины лишаются одного-двух колёс в день, и поэтому справа-слева вдоль дороги, на тысячу километров с юга на север, валяются колёса, колёса, колёса, колёса, через каждые сто метров, пятьдесят метров, а на стоянках — многочисленно. Если придумать, как утилизовать колёса, можно сделать большие деньги. Пока же их используют только зимой чисто для тепла — поджигают старое колесо, пока прикрепляют новое.
Насколько я помню, валяются именно колёса, хотя бывают и просто покрышки; часто водитель не утруждает себя заменой покрышки и накачкой шины, а меняет всё сразу.
* * *
Места, по которым мы ехали, были чрезвычайно глухими. По сто километров не было никаких — никаких!! — населённых пунктов. Названия рек, посёлков были как русскими, так и якутскими. Река Ённьё. Река Улуу. До Алдана, если ехать из Тынды, почти параллельно трассе существует железная дорога. Пассажирского движения на Алдан нет, только рабочее. После Алдана никакой железной дороги нет, только железнодорожные мосты через реки заблаговременно поставлены ещё на сто километров, чуть дальше Томмота. В перспективе будет железная дорога до самого Якутска, но это весьма не скоро.