Мое настроение менялось, от уныния к восторгу. Но, что бы там ни случилось, я обещала себе, что больше не позволю ссылать себя в провинцию. Я стану следить за своим языком, но не слишком строго, впрочем, потому что знала, как королеве нравятся некоторые мои колкие замечания. Я буду держаться строго и почтительно с ее фаворитами – Хинеджем, Хэттоном и графом Оксфордом, а в особенности с графом Лейстером.
Я уверяла себя, что изменилась за эти восемь лет, но утешалась тем, что не к худшему. Я повзрослела, родила нескольких детей, и знала, что при этом мужчины находили меня еще более привлекательной, чем прежде. Я была настроена решительно в одном: я не позволю мужчине выбрасывать себя, как использованную вещь, как это случилось прежде. Конечно, утешала я себя, Роберт поступил так со мной только из-за королевы. Не было другой женщины, которая смогла бы ему заменить меня, кроме королевы. Однако моя женская гордость была жестоко попрана, и в будущем – если только у меня будет будущее с Робертом – я дам ему понять, что не позволю поступать с собой так.
Была весна, и королева переехала в Гринвич, который она любила особенно в это время года. Для ее приезда все было приготовлено и освежено; в женской половине дворца, среди леди, прислуживающих королеве, я нашла старых знакомых: Кейт Кэри, леди Говард Эффингэм, Энн, леди Уорвик и Кэтрин, герцогиню Хантингдон.
Кейт была сестрой моей матери и кузиной королевы; Энн – женой брата Роберта Эмброуза, Кэтрин – сестрой Роберта.
Тетя Кейт обняла меня, сказала, что я выгляжу хорошо и что она рада видеть меня вновь при дворе.
– Ты исчезла надолго, – сказала мне с гримаской Энн.
– Она исчезла в своей семье и теперь может похвалиться достигнутым за эти годы, – сказала тетя Кейт.
– Королева вспоминала тебя, – добавила Кэтрин. – Правда, Энн?
– Правда. Однажды она сказала, что девушкой ты была одной из красивейших фрейлин, что бывали при дворе. Она любит, когда ее окружают красивые люди.
– Она настолько меня любит, что удалила от себя на восемь лет, – напомнила я им.
– Она полагала, что муж нуждается в тебе, и не хотела лишать его жены.
– Именно поэтому она посылает его в Ирландию?
– Тебе следовало бы поехать с ним, Леттис, – заметила моя тетка Кейт. – Не следует отпускать мужей слишком далеко.
– О, я позволяю Уолтеру развлекаться.
Кэтрин засмеялась, но обе другие фрейлины были серьезны.
– Дорогая моя Леттис, – сказала мне Кейт, моя мудрая тетушка, – не дай Бог такие твои слова услышит королева. Она не любит ветрености среди семейных людей.
– Странно с ее стороны так уважать замужество, когда она всячески оттягивает свое собственное.
– Есть вещи, которые нам не дано знать, – чопорно отвечала тетя. – Она увидится с тобой за ужином завтра, ты назначена одной из леди-дегустаторов. Я не сомневаюсь, что ей есть что сказать тебе. Ты знаешь, она любит поговорить без церемоний за столом.
Я поняла: тетушка предупредила меня, чтобы я была осторожна. Я была изгнана с королевского двора на несколько лет, и это означало, что я чем-то оскорбила королеву: ведь она была удивительно терпима со своими родственниками, в особенности со стороны Болейнов. Слегка суровее она обходилась с Тюдорами, потому что с ними нужна была осторожность, а Болейны, не претендуя на трон, были благодарны королеве за то, что она возвысила их, и ей нравилось раздавать им почести.
Я едва могла спать в ту ночь, так я была исполнена волнения и радости. Я ждала, что рано или поздно встречусь лицом к лицу с Робертом. Как только мы встретимся, я узнаю по его выражению, желанна ли я до сих пор для него, а затем выясню, готов ли он к риску ради меня. Одно я решила твердо: никакой поспешности, никаких жарких объятий, после которых быстро последует разлука только оттого, что королева не терпит соперниц и вновь призовет его к себе.
– В этот раз я обеспечу себе лучшее положение, Роберт, – бормотала я. – Предполагая, что ты находишь меня по-прежнему желанной, а я по-прежнему не могу устоять перед тобой… Ночь была для меня томительной. Что была за радость лежать на кушетке и гадать о своем будущем… Как только я вынесла эти пустые, долгие годы… нет, не совсем пустые. У меня родились дети… и мой собственный обожаемый Роберт. Я могла без опасений оставить его – за ним смотрели, а мальчики, вырастая, начинают раздражаться слишком любвеобильной матерью. Он всегда будет со мной, мой милый мальчик, а когда он вырастет, он, надеюсь, будет считать свою мать хорошим другом.
По случаю воскресенья во дворце было шумно. Были архиепископ Кентеберийский, епископ Лондонский, лорд-канцлер, офицеры и другие знатные люди, пришедшие засвидетельствовать свое почтение королеве. Она должна была принять их в Присутственном зале, увешанном гобеленами, где на полу для этого был настлан свежий паркет.
Народ также собрался, желая поглазеть на впечатляющую процессию. Королеве нравилось, чтобы простой люд смотрел и восхищался помпезностью церемоний. Придя к власти через волеизъявление народа, королева всегда находила удовольствие в том, чтобы потрафлять вкусам этого народа. Когда она ехала в толпе, она обычно заговаривала с самыми нищими и убогими, ей хотелось, чтобы народ думал, будто она, посланная Богом на землю, вознесенная властью до необозримых высот, все же является слугой его. И то был один из секретов ее громадной популярности.
Я наблюдала, как входили в зал графы, кавалеры Ордена Подвязки и бароны, охраняемый двумя стражами лорд-канцлер; один из стражников нес королевский скипетр, а другой – меч королевства в пунцовых ножнах. Следом шла королева, но я не могла рассмотреть шествие до конца: у меня были обязанности за столом.
Процесс приготовления праздничного стола мне всегда был интересен. Ритуал походил на священный – с такой торжественностью он обставлялся. Я была назначена леди-дегустатором вместе с юной герцогиней: традиция требовала, чтобы одна леди была замужней, а другая – нет, но обе знатного рода.
Сначала появился церемонемейстер с жезлом, за ним следовал человек, несший скатерть, затем следовали специальные лица для разноски ларца с пряностями, резательной доски и хлеба. Я едва сдерживала улыбку, наблюдая, как они преклоняли колено перед пустым столом, прежде, чем поставить на него все эти предметы.
Затем настала наша очередь. Мы приблизились к столу, я несла нож для дегустации. Мы взяли хлеб и соль и потерли о поверхность тарелок, дабы убедиться, что они чисты. Когда с этим было покончено, внесли блюда. Я взяла нож и нарезала порциями каждое кушанье, а затем раздала стражникам, которые должны были на себе испробовать, не содержит ли пища яда.