Чужая Раковина докурил сигару, Харка вздохнул и взял в руки ружье — мацавакен.
Желтая Борода посмотрел на него.
— Ты хочешь еще что-нибудь узнать? — спросил он на ломаном языке дакотов.
— Yes, — ответил Харка по-английски и спросил на языке дакотов: — Как может человек сделать такое оружие?
Желтая Борода рассмеялся.
— Его нужно купить, то есть на что-нибудь выменять.
Харка понял. Его глаза заблестели.
— И легко такое оружие достать?
— И да, и нет. Оно стоит дорого. Индеец должен отдать за него много шкур или… — и художник замялся.
Харка ждал, но, казалось, художник и не собирался продолжать. Чужая Раковина между двумя затяжками ароматной сигары докончил его мысль:
— …или денег, или золота.
Харка потупил глаза. Ему пришло в голову, что за то золотое зерно, которое он нашел в реке, можно было бы купить мацавакен. Но теперь чудесное зерно принадлежит Хавандшите. Как это сказал Курчавый?.. Нужно узнать тайны белых людей, овладеть ими. Может быть, он прав… или нет?
Харка никак не мог расстаться с ружьем. И если бы Желтая Борода разрешил, он бы так и сидел с ружьем у очага и смотрел бы, как пламя отражается на металле.
— Далеко Летающая Птица — Умелая Рука — Волшебная Палочка, — обратился Харка после долгого раздумья к белому, — а что ты думаешь о чудесах?
Вопрос был неожиданным, и художник задумался. Сказать, что чудес не бывает, значило бы оскорбить гостеприимных хозяев, в поверьях которых большое место занимали духи и творимые ими чудеса. Сказать, что он верит в чудеса, — значит солгать.
— Чудесами мы называем то, чего не можем объяснить, — сказал он наконец. — А объяснить мы не можем то, чего не знаем.
— Это оружие — чудо?
— Для белых людей — нет, потому что они могут его сделать и знают, как оно действует.
— Значит, белым людям такое оружие ни на что не надо обменивать, они его могут сделать сами?
— Нет, каждый не может. Я, например, не могу.
— Значит, это все-таки чудо?
— Нет, мой мальчик, но для его изготовления нужно особое умение. И каждый может научиться его делать.
— Даже дакоты?
— Даже дакоты. Но обычно мужчина, который делает такое оружие, не умеет делать ничего другого.
— Но ему же надо охотиться, чтобы есть?
— Нет, не надо. Он обменивает оружие на еду.
— Значит, кому нужно оружие, должен обязательно меняться?
— Yes.
Харка смотрел на ружье. Казалось, мысли его где-то далеко.
— Что думаешь ты, Далеко Летающая Птица, о духе медведя?
— Об этом я ничего сказать не могу. Я верю в другого духа, не в вашего.
— Твой дух хороший?
— Yes.
— Он великий?
— Yes.
— Он таинственный?
— Yes.
— Так значит, это тот же самый дух, что и наш, потому что двух Великих и Таинственных быть не может.
— Ты рассуждаешь умно, мой мальчик…
— Может твой дух околдовать?
— Я не слишком хорошо с ним знаком…
— А что говорят ваши жрецы?
— Не так-то просто тебе ответить, Харка. Одни люди говорят, что чудеса могли быть только в старое время. Другие говорят, что чудеса могут быть и теперь, третьи говорят, что чудес не бывает и что любое чудо можно объяснить.
— Но ты, Желтая Борода, мужчина и должен иметь собственные мысли. Скажи же, что ты считаешь правильным?
— А ты, Харка, еще не мужчина, ты только мальчик, но я бы хотел знать, что думаешь ты?
Харка вспыхнул, но заставил себя отвечать. Он сказал, что есть Великая Тайна, одна-единственная, но есть и много маленьких тайн, что есть Великий Дух и много разных меньших духов, что есть Великое Чудо и маленькие чудеса. Некоторые жрецы очень сильны и могут добиваться больших чудес, чем другие, которые не умеют так хорошо разговаривать с духами. Тогда воины жрецами недовольны и сменяют их.
— Это интересно, Харка. Ты хорошо все рассказал. Может быть, у тебя еще есть вопросы?
— Как ты думаешь, может ли дух медведя преследовать нас за то, что мы расстреляли того медведя, которого ты нарисовал?
— Да это же сплошная глупость. Мальчик, кто это говорит?
— Женщины в типи Чужой Раковины.
— Лучше бы они молчали.
— Хау, — подтвердил Чужая Раковина и поднялся, чтобы направиться к себе в типи и навести там порядок.
Медведь больше не показывался. После такого долгого сильного дождя найти следы было невозможно, а значит, нельзя было и преследовать зверя. Не оставалось ничего иного, как только быть настороже.
Утром Оперенная Стрела, брат Матотаупы, созвал воинов на Совет.
— Воины рода Медведицы из племени Оглала, большого племени дакотов, — начал он. — Я много думал, где запрятался этот медведь и может ли он еще принести вред нашему стойбищу. Ночью я видел сон. Я сам был медведь. Я бежал на юг, туда, где были брошены остатки бизоньих туш. Я был медведем и бежал туда, где мог что-нибудь поесть. Волки бросились в стороны, завидев меня, и никто не мешал мне. А когда я насытился, я снова направился на север, чтобы полакомиться в лошадином табуне рода Медведицы. Но тут против меня поднялся воин с копьем и убил меня. Что может означать мой сон?
Воины, собравшись вокруг, внимательно слушали Оперенную Стрелу. Один за другим поднимались они, чтобы высказать свое мнение.
— Разгадывать сны может только наш жрец Хавандшита, — сказал первый, которого звали Старый Ворон. — Подождем, пока он вернется.
— Нет, — возразил второй, которого звали Чотанка, что означало флейта. — Этот совет плохой. Дух послал нам сон, чтобы мы не сидели сложа руки, пока нет Хавандшиты. Давайте сами подумаем, что означает этот сон.
— Возможно, — сказал третий, — что медведь направился к остаткам бизоньих туш, думаю я.
— Да, — подтвердил четвертый. — Конечно, туда. Сон открыл нам глаза.
— Хау, хау! — разнеслось по кругу Совета.
И снова заговорил брат Матотаупы.
— Тогда спрошу я вас, мужчины, кто среди нас тот большой воин, который может убить медведя, прежде чем он нападет на наших мустангов, а то и разорвет на части наших детей?
Вопрос был встречен долгим молчанием.
— Матотаупа далеко, — сказал Старый Ворон, старейший на Совете.
— Кто из мужчин может один на один бороться с медведем? — спросил другой, Чотанка.
Оперенная Стрела слушал это с неудовольствием.
— Кто же из мужчин выйдет на схватку с медведем, пока Матотаупа далеко? — спросил он резко. — Я думаю, тот, кому во сне явился дух. Я, брат Матотаупы! Я выйду! Я пойду на юг, чтобы победить чудовище! Я сказал, хау. Кто хочет меня сопровождать, пусть идет!
Мужчины молча смотрели на огонь Совета, затягиваясь из своих трубок. Наконец вызвались двое: Старый Ворон и старший сын Антилопы, которого чаще всего называли Сыном Антилопы.