Новый телефонный звонок раздался через час, когда бутылка водки почти опустела, а слезы на щеках высохли. Он с мрачной усмешкой взял трубку.
— Да! Самарин…
— Самарин, срок твой приходит к концу, понял? Два дня у тебя есть, чтобы вернуть бабки, иначе… сам знаешь — услышал в трубке гнусный голос.
Какого бы тембра он ни был, это был гнусный голос, потому что принадлежал подлецу.
— Не знаю, придурок, давай поведай, что будет со мной, если не верну?
— Будут у тебя большие проблемы.
Он засмеялся в трубку. Большие проблемы? Этим его хотят напугать?
— Слушай, ублюдок, и запоминай как следует. Дело будет решаться в суде. Никаких денег я этому козлу платить не собираюсь, понял, да? И ты, тварь убогая, больше не звони мне.
— Крутым стал, да, Самарин?
— Пошел на хрен!
— О’кей. Короче, такие дела — ты отказываешься от всех договоренностей?
— Отказываюсь, — со злой усмешкой сказал он. — И ты, гаденыш, так и передай своему козлу. Все понял?
— Тебе конец, Самарин. Кранты.
— Тебе тоже. Пока-пока!
Он бросил трубку на стол, налил себе еще водки — гулять так гулять? Недолго осталось, ну да все что есть — его? И плевать на этих подонков, которые грозят ему смертью. Готов к ней. «Смерть, где ты? Рад с тобой встретиться, я вот он? Что прикажете, уважаемая??»
Выпил рюмку водки, закусил соленым огурцом и негромко сказал:
— Габи… я к тебе. Не могу тут один, да и не хочу. Мне нужна только ты, Габи, понимаешь? Иду к тебе…
Глава 18
В просторной сауне, пропитанной ароматами дубовых листьев и свежих досок, на низких полках лежали Булыгин и Бахметов. Этим вечером Булыгин снова заехал в свой офис узнать, как обстоят дела, имеется ли план цивилизованного противодействия напору Самарина. Переговоры, конечно, нужны, но и свои соображения у нового руководства фирмы должны иметься.
Оба лежали на животах, Булыгин совсем голый, Бахметов обернул бедра полотенцем, потому что над ними стояла красивая брюнетка с голой грудью и яростно хлестала то одного, то другого дубовым веником.
— Ох, хорошо, замечательно, — простонал Булыгин. — Умница, Дана… Ну все, все. — Он сел на полке, ничуть не стесняясь юной прелестницы. — Кстати, что это за имя такое — Дана? В телевизоре одна Дана шебуршится, понимаешь… Чего такое оно означает?
— Обычное литовское имя — Данута. А что означает, я не знаю, Петр Иванович, я и в Литве-то никогда не была, выросла в Белоруссии. Мать — литовка, а папа — белорус.
— А ты, значит, русская? — усмехнулся Булыгин. — Поедешь со мной? Не обижу.
— Ой нет, Петр Иванович, сегодня вечером столько дел…
Бахметов тоже сел, тщательно поправляя полотенце на бедрах, с неодобрением слушал этот разговор.
— Пятьсот баксов, Дана.
— Извините, но я…
— Красавица, это и дураку понятно. А я ведь не шпана какая-то, в случае чего — и помочь могу. Ладно, тыща, любит ваш народец очень круглые числа, просто обожает!
— Не знаю, надо подумать…
— Думать тут нечего, Милка и за пятьсот поедет, скажу тебе прямо. Ну так решай сама.
— А как же начальство? Мне еще работать…
— Утрясу этот вопрос. Ну?
— Хорошо, Петр Иванович.
— Ну вот и лады. Ступай принеси нам пивка и чего-нибудь зажевать, там знают, что я люблю.
Когда девушка ушла, двоюродные братья выскочили из сауны, с криком окунулись в бассейн с холодной водой, потом, закутавшись в стерильно белые простыни, устроились в предбаннике, в отдельной кабинке. И тут же полуголая Дана принесла поднос с двумя запотевшими бутылками импортного пива, бокалами и тарелкой с закуской — вареные тигровые креветки, раковые шейки и слабосоленая семга.
— Эх, обожаю семужку, — довольно улыбаясь, сказал Булыгин, осторожно глотнув холодного пива. — Истинно русская закуска, наши купцы всегда уважали.
Бахметов недовольно поморщился:
— Ты, Петя, с какой стати про купцов вспоминаешь? Тебя Советская власть, а не купцы в люди вывела, образование дала, должность солидную доверила.
— Слушай, Илья, а тебе тоже пора в Думу, — усмехнулся Булыгин. — От партии Зюганова. Самое то. Бизнесмен, эксплуататор, а в душе — истинный коммунист.
— Ладно, я о другом хочу сказать. У тебя молодая жена, красивая баба, а ты все дуришь, Петя. Чего еще хочешь?
— А ты своей не изменяешь?
— Нет. У меня семья, ребенок растет. Мне жены хватает. А ты прямо как озабоченный подросток, бросаешься на каждую…
Булыгин снова глотнул пива, бросил в рот кусочек семги, блаженно зажмурился. Потом с усмешкой сказал:
— Коммунистическая идеология, Илья. А я живу как современный бизнесмен. Годы берут свое, а хочется попробовать еще и еще, понимаешь? Жена — она что? За два года все понятно с ней, рожать не хочет, дома сидеть не стала, работает на конкурента Ну а я новых попробую, молоденьких, сладких…
Бахметов прямо из горлышка выпил. полбутылки пива, демонстративно закусил раковой шейкой, Раз семгу любили есть купцы до революции, то он ее игнорирует, по вполне понятным классовым причинам.
— Бардак у тебя в голове, Петя. Тут бы и надо быть внимательным к жене, ласковым. Глядишь, и понял бы, что они там еще затевают! — с досадой сказал Бахметов. — Вместо того чтобы со всякими проститутками валандаться!
— Ты, значит, просто так внимателен к жене, а я должен с ней любезничать ради того, чтобы твои промахи исправлять, так получается?
— Я — да, а у тебя, Петя, бес в ребро, как говорятся. Не можешь просто так со своей женой быть ласковым, ради дела постарайся.
— Зачем? Когда захочется — я и так постараюсь, жена — она и есть жена, никуда не денется.
Он с улыбкой попинал холодное пиво, вальяжно развалившись на деревянной скамейке, закусывал семгой, но в голове звенели злые мысли.
Тупица! Не может понять элементарных вещей! Именно сейчас Ленка ждет, что он станет дарить дорогие подарки, водить но престижным кабакам, театрам, мюзиклам, а потом, в постели, ненавязчиво спрашивать о планах ее фирмы. Она умная баба и ничего не скажет. Но он еще умнее и не станет спрашивать. Более того, не станет надоедать ей (а все знаки внимания сейчас она будет воспринимать только как излишнюю и заинтересованную назойливость). Все, что у нее там творится, он и так знает, а Ленка… пусть задумается, почему он так ведет себя!
Но этого же не скажешь примерному семьянину Бахметову!
— Илюша, а что там у нас в Твери происходит? — спросил он. — Какой-то Осинский делает хорошую мебель.
— Осинский? Да, мне говорили, звонил несколько раз, рвался на встречу… Но у нас достаточно надежных отечественных партнеров, мы с ними сотрудничаем, сегодня два контракта заключили. Реестр отечественных производителей вполне ясен, мы, разумеется, опираемся на него, но только на проверенных, уже зарекомендовавших себя.
— А Самарин готов заключить с Осинским долгосрочный контракт, стать его дистрибьютором.
— Неужели?
— А вот представь себе. Он же умный мужик, знает, что делать. И логика его дальнейших действий очевидна. Если Осинский представляет какую-то ценность для него и пока что он сам по себе, ну, или при областном начальстве, Самарии прикарманит его. Что такое этот Осинский, Илья?
— Да откуда я знаю? Таких звонков от всяких дельцов, которые у себя табуретки варганят, навалом.
— Самарин не станет сотрудничать с дураками, понял? — жестко сказал Булыгин. — Завтра же пошли в Тверь Игоря, пусть прояснит ситуацию и договорится о будущем сотрудничестве с фабрикой Осинского.
— Но если он уже согласен…
— О будущем, понял?
— Хорошо, завтра же сделаю это, прозондирую, так сказать…
Булыгин снова выпил пива, съел пару тигровых креветок, добродушно усмехнулся:
— Хорошо, а? Вот так и поддерживаем себя, так сказать, в тонусе. Здесь и потом… Хорошо!
— Ладно, Петя, мне пора домой, нужно выспаться. Может, послать кого-то из заместителей Игоря? Зачем генеральному менеджеру ехать к какому-то задрипанному…