Читать интересную книгу Статьи - Сергей Волков

Все это следует учитывать, но, как бы там ни было, а в виду возможности германо-советского столкновения в эмиграции существовали две основные точки зрения, равно исходившие из необходимости ликвидации советско-коммунистического режима, но расходившиеся в оценке как возможности свержения его «изнутри», так и германской политики в отношении России. «Оборонческая» исходила из абсолютного недоверия к Германии (независимо даже от существующего в ней режима), а с другой стороны, возлагала надежды на то, что советский режим, вынужденный защищать себя, будет объективно защищать и территорию исторической России от германских аппетитов, в ходе чего может эволюционировать. Главная же надежда возлагалась на то, что после победы над внешним врагом коммунистический режим будет свергнут армией-победительницей. Мысль о том, что Красная Армия, победив немцев, повернет штыки против большевиков, нашла наиболее полное выражение в «двойной задаче», которую «ставил» ей А. И. Деникин, ставший наиболее видным сторонником этой точки зрения. Вообще надо сказать, что среди ее сторонников преобладали деятели, особенно твердо в годы гражданской войны (как ген. Деникин) придерживавшиеся «союзнической» ориентации, а также более либеральные и относительно левые круги. Советско-германский альянс 1939–1940 гг. их обескуражил, но то обстоятельство, что в конце-концов (с 1941 г.) СССР оказался в ходе Второй мировой войны в компании союзников России по Первой мировой войне, на которых это крыло эмиграции традиционно ориентировалось, объективно усилило их позицию. Сторонников этой точки зрения (остававшихся вполне белыми) нельзя, впрочем, путать с «советскими патриотами» послевоенных лет — то были люди, порвавшие со своим прошлым, которых к белой эмиграции отнести было уже нельзя.

Другая точка зрения, которой и придерживалось большинство эмиграции, особенно более правые, в том числе все монархические, круги, а также, само собой, сторонники германской ориентации, сводилась к тому, чтобы прежде всего использовать любую возможность для продолжения вооруженной борьбы с советской властью. Исходя из самой сути Белой борьбы, такой подход нельзя не признать более последовательным, поскольку за это время ничего принципиально не изменилось, и коммунистический режим не стал менее преступным оттого, что просуществовал два десятилетия (напротив, добавил к своим жертвам еще несколько миллионов людей). Закономерно рассматривая советский режим в качестве наибольшего, абсолютного зла, большинство белой эмиграции следовало заветам последнего руководителя Белой борьбы ген. Врангеля, руководствовавшегося принципом «против большевиков — с кем угодно».

Что касается отношения к Германии, то большинство сторонников этой точки зрения рассматривали и ее как безусловное зло (особенно при национал-социалистическом режиме), однако зло меньшее, чем большевики. Меньшее уже по той причине, что внешнее — хотя и способное нанести вред геополитическим интересам России, но бессильное поработить и выхолостить саму душу русского народа, как это пытались (и не без успеха) делать коммунисты, создатели «нового человека». Кроме того, они твердо знали, что завоевание и оккупация России — задача для немцев явно непосильная, в чем последним придется рано или поздно убедиться. Оказавшись же не в состоянии удерживать под своим контролем огромные российские территории, Германия окажется перед выбором: или проиграть войну, или, пойдя на союз с новой, сбросившей иго коммунизма Россией и обеспечив, по крайней мере ее благожелательный нейтралитет, постараться выиграть войну на Западе. Поэтому они, кстати, радовались первым поражениям немцев под Москвой, поскольку это должно было способствовать отрезвлению последних и заставить их осознать, что победить Сталина можно только воюя не против России, а против коммунизма.

Тезиса об извечной враждебности и противоположности интересов России и Германии большинство эмиграции не принимало, к чему имело все основания. Ведь объективно на протяжении всей предшествующей истории до Первой мировой войны Германия была все-таки наиболее дружественным России государством в Европе (за все время существования германской государственности столкновение ее с российской произошло лишь однажды — в Семилетнюю войну). Столкновение же с Германией в Первой мировой войне, столь тяготевшее над умами и чувствами ее участников, не затмевало для многих мысли о нелепости, ненужности и невыгодности для России этого столкновения (а сторонники германской ориентации полагали даже, что России следовало выступить на другой стороне). Наконец, участники Белой борьбы хорошо помнили то уважение и благожелательное отношение, которое было проявлено к ним в 1918 г. немецким офицерством даже вопреки тогдашней позиции политических кругов Германии, способствовавших приходу к власти большевиков и поддерживавших с ними выгодные для себя отношения. Все это позволяло надеяться, что политика Германии в конце-концов будет определяться не партийно-политическим руководством НСДАП, а армейскими кругами, которые, руководствуясь прагматическими соображениями, пойдут на союз с национальной Россией.

Военные круги, составлявшие ядро русской эмиграции, инстинктивно тяготели к себе подобным и склонны были переоценивать роль армии в политической жизни тоталитарных государств, каковыми были гитлеровская Германия и коммунистическая Совдепия, ожидая одни от Красной, другие от германской армий восстания против политического режима (хотя следует заметить, что последние заблуждались в меньшей степени: в Германии в годы войны имел-таки место едва не удавшийся военный заговор, тогда как в Совдепии ни о чем подобном и речи быть не могло). Не понимая до конца природу тоталитарных диктатур (тем более, что советский и гитлеровский режим были первыми опытами такого рода в человеческой истории), они всегда были склонны недооценивать идеологической составляющей соответствующего режима, полагая ее чем-то второстепенным, от чего можно при случае отказаться. Неудивительно поэтому, что и то большинство эмиграции, о котором шла речь выше, не представляло, до какой степени определяющей для немецкой политики была идеология нацистской партии, ведшей Германию по самоубийственному пути. Самой нацистской идеологии (как, во-первых, социалистической, во-вторых, антиславянской) эмиграция за единичными исключениями не сочувствовала, ибо даже сторонники германской ориентации имели в виду, конечно, традиционную германскую государственность. Но существо идеологии гитлеровской партии тогда мало кто хорошо представлял (фашизм в 30–е годы часто рассматривался лишь как одна из форм национального движения), и тем более трудно было представить, что она сделает германскую политику такой, какой та оказалась.

В силу всех этих соображений и обстоятельств, большинство русской военной эмиграции восприняло начало военных действий на Востоке с надеждой принять в них участие и послужить тем ядром, вокруг которого сплотятся противники коммунистического режима в России, после чего с немцами можно было бы разговаривать с позиции силы, поскольку одолеть национальную Россию у тех шансов и вовсе не было бы. Поэтому при создании добровольческих русских воинских формирований последними обычно ставилось условие, что они не будут использованы в борьбе против западных противников Германии, а направлены в Россию. Однако цели и устремления белых русских были для германского руководства совершенно очевидны, почему оно и препятствовало отправке на Восточный фронт крупных соединений, целиком состоящих из русских эмигрантов. По вопросу об участии эмигрантских формирований в борьбе с советским режимом в германских руководящих кругах шла точно такая же борьба, как и в отношении РОА: к этому с сочувствием относилось военное командование, но с крайней неприязнью — партийные круги и Гестапо. В этом смысле наиболее показательна история Русского Корпуса — наиболее крупного эмигрантского формирования.

Летом 1941 г. в условиях развернутого местными коммунистами террора против русских эмигрантов (вырезывались иногда поголовно целые семьи, только до 1.09.1941 г. было зарегистрировано более 250 случаев одиночных и групповых убийств) возглавлявший эмиграцию в Югославии генерал-майор М. Ф. Скородумов выступил с инициативой организации русской части для защиты эмигрантского населения и 12.09.1941 г. отдал приказ о формировании Русского Корпуса, имея в виду последующую переброску его на Восточный фронт для борьбы против коммунизма. Но вследствие политики немецкого партийного руководства эти надежды не оправдались, настаивавший на этом Скородумов был арестован, и корпус остался в Югославии, сражаясь против местных титовских коммунистов. В корпус вступили представители трех поколений русской эмиграции (наряду с 16–18–летними внуками белых офицеров, был ряд лиц старше 70 лет). Особую жертвенность проявили старые офицеры, вынужденные за недостатком командных должностей всю службу провести рядовыми. Корпус во главе с генерал-лейтенант Б. А. Штейфоном (начальник штаба генерал-майор Б. В. Гонтарев) состоял из 5 полков (бригадами и полками командовали генерал-майоры В. Э. Зборовский, Д. П. Драценко, И. К. Кириенко, А. Н. Черепов, В. И. Морозов, Егоров, полковники А. И. Рогожин, Б. С. Гескет, Б. А. Мержанов, А. А. Эйхгольц, Д. В. Шатилов, подполковник Н. Н. Попов-Кокоулин). Корпус, выведенный заменившим умершего Штейфона полковником Рогожиным в Австрию, прекратил существование 1.11.1945 г. в лагере Келлерберг, превратившись в Союз чинов Русского Корпуса.