Читать интересную книгу Тихий сон смерти - Кит Маккарти

Протей – грамотрицательная бактерия, главный клинический эффект которой состоит в способности вызывать септический шок, часто ведущий к летальному исходу.

Протей – один из Двух веронцев.

Протей – один из малых спутников Нептуна.

Протей – генетическое нарушение, которым страдал Джон Кэри Меррик, «Человек-слон».

Протей – в греческой мифологии бог, знавший все, но с большой неохотой делившийся своими знаниями. Он обладал способностью принимать любую форму, и поэтому считалось, что он состоит из основных веществ Вселенной.

Протей – саламандра, жительница пещер…

Перечисление значений продолжалось, причем каждая новая статья энциклопедии была для Айзенменгера все менее понятной и все более далекой от того, что его интересовало. Он просмотрел список до конца и не увидел ничего, что могло бы дать толчок его размышлениям.

Закрыв страницу энциклопедии, он перешел на официальный сайт «Пел-Эбштейн-фармасьютикалс». Сайт был великолепно оформлен и содержал всю информацию о компании. Всю, кроме той, которая интересовала Джона Айзенменгера. Единственное, что поразило доктора, – это широта интересов корпорации «Пел-Эбштейн». В итоге он сделал следующий вывод: «Пел-Эбштейн» – обыкновенная, хотя и весьма крупная фармацевтическая компания. Но Аизенменгер знал, что впечатление, основанное лишь на официальной информации, может оказаться обманчивым. Его насторожило, что интересы компании распространялись практически на все сферы бизнеса от производства продовольственных товаров до исследования альтернативных источников энергии. Компания «Пел-Эбштейн» даже владела банком.

После знакомства с официальным сайтом доктор принялся просматривать другие упоминания «Пел-Эбштейн», которых поисковая система выдала аж четыреста пятьдесят восемь. Некоторые из них не содержали никакой информации, однако большинство независимых высказываний о «Пел-Эбштейн» носили открыто враждебный характер, в основном из-за ущерба, наносимого предприятиями компании окружающей среде. Кое-кто обвинял корпорацию в издевательствах над животными, но самым невероятным Айзенменгер посчитал обвинение «Пел-Эбштейн» в торговле оружием.

И только в последнюю очередь он обратился к медицинской базе данных. На этом сайте были размещены тексты всех докладов, статей ведущих медицинских журналов, описания конкретных клинических случаев со всего мира, а также общие и узкотематические обзоры. Данные обновлялись еженедельно.

Айзенменгер набрал в строке поиска «Миллисент Суит», и система выдала ссылки на четыре доклада. Один из них был опубликован четыре года назад в престижном научном журнале и имел отношение к бакалаврской диссертации Миллисент. Бегло просмотрев текст, Айзенменгер принялся искать упоминания о Робине Тернере. Сорок три публикации, некоторые в журналах, имевших самый высокий рейтинг. Последняя его работа была напечатана совсем недавно – четыре месяца назад.

Айзенменгер решил прервать поиск и взглянул на стены домов за окном. Снизу до него доносился отдаленный уличный шум; ему нравился контраст между ним, его беспокойной работой и размеренной жизнью узкой улицы, на которой стоял его дом. Между Суит и Тернером не просматривалось никакой связи, по крайней мере с точки зрения академической науки. Была ли между ними какая-то другая, невидимая непосвященному связь?

Выйдя из Интернета, Айзенменгер раскрыл свой старый потрепанный блокнот и выписал на чистый лист ряд вопросов.

Была ли смерть Миллисент Суит вызвана естественными причинами?

Если нет, то не была ли она связана с ее работой в «ПЭФ»?

Является ли смерть Тернера простым, совпадением?

Что такое Протей? Кодовое название и только? Бессвязное бормотание умирающей девушки? Имеют ли ее последние слова отношение к делу?

Четыре вопроса и ни одного ответа. Он уже полностью включился в расследование, но только сейчас впервые серьезно задумался о том, с каким могущественным противником они столкнулись.

Айзенменгер не был лично знаком с Патрицией Боумен, зато был немало наслышан о ее репутации. Репутация У заведующей отделом биомолекулярных исследований медицинской школы была не самой блестящей. Боумен долгое время оставалась приговорена узким кругом специалистов-патологов прозябать в пространстве посредственности – месте, проклятом так, как не проклинали царство Вельзевула. Как бы ни высказывались коллеги о ее профессиональных качествах, эти высказывания неизбежно сопровождались налетом плохо скрываемого презрения: ну что можно сказать об ученом, за всю свою карьеру ни разу не опубликовавшем более-менее серьезной работы? Однако преимущества ее теперешнего положения, обеспеченные званием, постом заведующей отделом и высоким жалованьем, по ее мнению, сводили на нет все язвительные комментарии коллег. По крайней мере, Боумен с их мнением о себе нисколько не считалась, расценивая все выпады в свой адрес как проявление зависти.

– Я что-то не вполне вас понимаю, – высокомерно произнесла она, когда Айзенменгер устроился перед ее внушительным письменным столом. Рабочее место Боумен выглядело, как и подобает выглядеть рабочему месту серьезного ученого: оно было просторным и находилось в полном беспорядке. – Вы патологоанатом, так ведь?

Она все прекрасно понимала, если судить по ее тону. Разговаривая с Боумен, он выступал явно не в своей роли. Даже если бы она не знала, с кем имеет дело, Джон Айзенменгер все равно оставался бы для нее пустым местом. Сейчас же профессор Боумен видела в нем не расследователя, а скорее соглядатая.

– Совершенно верно.

– В таком случае, почему вы интересуетесь происшествием со Суит?

Маленькая седоватая головка высокомерной женщины с непривлекательным лицом и тонкими, похожими на пух волосами, которым уже не могла помочь самая дорогая косметика, готова была разорваться от негодования. Айзенменгер обратил внимание на любопытное выражение, которое употребила Боумен: «происшествие со Суит». Трагедия, случившаяся с одним человеком, стала «происшествием» для другого. Таково отношение мисс Боумен к этому событию. И в этом суть ее отношения к миру. Точно так же ее волнует и гибель коллеги – профессора Тернера.

– Потому что адвокат отца Миллисент Суит, Елена Флеминг, – мой друг. Она попросила меня разобраться в этом, – невозмутимо ответил Айзенменгер.

Боумен откинулась на спинку кресла. Она была недостаточно крупной женщиной, чтобы этот жест получился у нее импозантным. С портрета, висевшего за ее спиной, за происходящим в кабинете следил какой-то знаменитый патологоанатом.

– Это происшествие было своевременно и должным образом расследовано. Представители похоронного бюро не проверили ярлыки. Получилось, что они перепутали тела. Они должны были сверить оба ярлыка, но не сделали этого.

Если поначалу Айзенменгера и впечатлили кабинет, должность и тон профессора Боумен, то теперь из его речи исчез даже намек на благоговение. Переполнявший доктора гнев, усиленный усталостью, требовал избегать общих фраз.

– Насколько я знаю, похоронное бюро не признало за собой вины и до сих пор отказывается нести ответственность за это, как вы изволили выразиться, происшествие, – сказал он.

– Тем не менее медицинская школа и коронер считают, что именно так все и произошло. – На последнем слове Патриция Боумен сделала ударение.

– И как часто подобным образом меняются местами ярлыки? Один я еще понимаю, но чтобы одновременно и на щиколотке, и на запястье…

Боумен резко подалась вперед:

– Персонал морга получил взыскание.

Айзенменгер понимал, что Боумен всеми силами старается раз и навсегда закрыть эту неприятную для нее тему. Доктор две недели подряд (именно столько времени прошло с того дня, когда на пол его школьного домика упало письмо Елены) спал лишь урывками, и даже в эти непродолжительные часы кошмарные сны заставляли его то и дело вскакивать с постели. Он устал от бессонницы, и высокомерие профессора Боумен, этого ничтожества, довело доктора до высшей степени раздражения.

– И все-таки могу ли я ознакомиться с ответом на запрос? – потребовал он открытым текстом. – Нам обоим будет проще разрешить эту проблему сейчас, не привлекая… другие инстанции. И отец мисс Суит, разумеется, имеет полное моральное право знать, как и отчего умерла его дочь.

Боумен набрала в легкие воздуха, собираясь что-то возразить, но передумала. Так и не найдя подходящего ответа, она лишь слегка кивнула – дескать, возможно, Айзенменгер и прав.

– И еще вскрытие, – напомнил доктор, окончательно закрепив свою победу.

Заведующая отделом нахмурилась. Напрасно она хмурится, почему-то подумал вдруг Айзенменгер. Ее лицо и без того напоминает печеное яблоко, а сейчас вообще сжалось в кулачок, и профессор стала похожа на маленького гоблина.