Песочный Человек визжал, кричал, плакал. Роби не знал, как ему быть. Он теперь безмолвно спорил с самим собой. Чего он хочет больше всего на свете? Бежать с Острова. Но ведь это глупо: его обязательно поймают. Чего еще он хочет? Пожалуй, играть. В настоящие игры, и чтобы не было психонаблюдения. Да, вот это было бы здорово! Гонять консервную банку или бутылку крутить, а то просто играть в мяч – бей себе в стену сада и лови, ты один и никого больше. Конечно. Нужен резиновый красный мяч.
Песочный Человек закричал:
– Не…
И – молчание.
На земле прыгал резиновый красный мяч.
Резиновый красный мяч прыгал вверх-вниз, вверх-вниз.
– Эй, где ты? – Роби не сразу осознал, что появился мяч. – А это откуда взялось? – Он бросил мяч в стену, поймал его. – Вот это да!
Он и не заметил, что незнакомца, который только что кричал, уже нет.
Песочный Человек исчез.
Где-то на другом конце дышащего зноем сада возник низкий гудящий звук: по вакуумной трубе мчалась цилиндрическая кабина. С негромким шипением круглая дверь в толстой стене сада открылась. С тропинки послышались размеренные шаги. В пышной раме из тигровых лилий появился, потом вышел из нее мистер Грилл.
– Привет, Роби. О! – Мистер Грилл остановился как вкопанный, с таким видом, будто в его розовое толстощекое лицо пнули ногой. – Что это там у тебя, мой милый? – закричал он.
Роби бросил мяч в стену.
– Это? Мяч.
– Мяч? – Голубые глазки Грилла заморгали, прищурились. Потом напряжение его покинуло. – А, ну конечно. Мне показалось, будто я вижу… э-э… м-м…
Роби снова бросил мяч в стену.
Грилл откашлялся.
– Пора обедать. Час Размышлений кончился. И я вовсе не уверен, что твои не утвержденные министром Локком игры министра бы обрадовали.
Роби ругнулся про себя.
– Ну ладно. Играй. Я не наябедничаю.
Мистер Грилл был настроен благодушно.
– Неохота что-то.
Надув губы, Роби стал ковырять носком сандалия землю. Учителя всегда все портят. Затошнит тебя, так и тогда нужно будет разрешение.
Грилл попытался создать у Роби заинтересованность:
– Если сейчас пойдешь обедать, я тебе разрешу видеовстречу с твоей матерью в Чикаго.
– Две минуты десять секунд, ни секундой больше ни секундой меньше, – иронически сказал Роби.
– Насколько я понимаю, милый мальчик, тебе вообще все не нравится?
– Я убегу отсюда, вот увидите!
– Ну-ну, дружок, ведь мы все равно тебя поймаем.
– А я, между прочим, к вам не просился.
Закусив губу, Роби пристально посмотрел на свой новый красный мяч: мяч вроде бы… как бы это сказать… шевельнулся, что ли? Чудно. Роби его поднял. Мяч задрожал, как будто ему было холодно.
Грилл похлопал мальчика по плечу.
– У твоей матери невроз. Ты был в неблагоприятной среде. Тебе лучше быть у нас, на Острове. У тебя высокий интеллект, ты можешь гордиться, что оказался здесь, среди других маленьких гениев. Ты эмоционально неустойчив, чувствуешь себя несчастным, и мы пытаемся это исправить. В конце концов ты станешь полной противоположностью своей матери.
– Я люблю маму!
– Ты душевно к ней расположен, – негромко поправил его Грилл.
– Я душевно к ней расположен, – тоскливо повторил Роби.
Мяч дернулся у него в руках. Роби озадаченно на него посмотрел.
– Тебе станет только труднее, если ты будешь ее любить, – сказал Грилл.
– Вы бог знает до чего глупы, – отозвался Роби.
Грилл окаменел.
– Не ругайся. А потом, на самом деле ты, говоря это, вовсе не имел в виду «бога» и не имел в виду «знает». И того и другого в мире очень мало – смотри учебник семантики, часть седьмая, страница четыреста восемнадцатая, «Означающие и означаемые».
– Вспомнил! – крикнул вдруг Роби, оглядываясь по сторонам. – Только что здесь был Песочный Человек, и он сказал…
– Пошли, – прервал его мистер Грилл. – Пора обедать.
В Робот-Столовой пружинные руки роботов-подавальщиков протягивали обед. Роби молча взял овальную тарелку с молочно-белым шаром на ней. За пазухой у него пульсировал и бился, как сердце, красный резиновый мяч. Удар гонга. Он быстро заглотал еду. Потом все бросились, толкаясь, к подземке. Словно перышки, их втянуло и унесло на другой конец Острова, в класс Социологии, а потом, под вечер, – снова назад, теперь к играм. Час проходил за часом.
Чтобы побыть одному, Роби ускользнул в сад. Ненависть к этому безумному, никогда и ничем не нарушаемому распорядку, к учителям и одноклассникам пронзила и обожгла его. Он сел на большой камень и стал думать о матери, которая так далеко. Вспоминал, как она выглядит, чем пахнет, какой у нее голос и как она гладила его, прижимала к себе и целовала. Он опустил голову, закрыл лицо ладонями и наполнил их своими горькими слезами.
Красный резиновый мяч выпал у него из-за пазухи.
Ему было все равно. Он думал сейчас только о матери.
По зарослям пробежала дрожь. Что-то перестроилось, очень быстро.
В высокой траве бежала, удаляясь от него, женщина!
Вдруг она поскользнулась, вскрикнула и упала.
Что-то поблескивало в лучах заходящего солнца. Женщина бежала туда, к этому серебристому и поблескивающему. Бежала к шару. К серебряному звездному кораблю! Откуда она здесь? И почему бежала к шару? Почему упала, когда он поднял глаза? Похоже, она не может встать! Он вскочил, бросился туда. Добежав, остановился над женщиной.
– Мама! – не своим голосом закричал он.
По ее лицу пробежала дрожь, и оно начало меняться, как тающий снег, потом отвердело, черты стали четкими и красивыми.
– Я не твоя мама, – сказала женщина.
Роби не слушал. Он слышал только, как из его трясущихся губ вырывается дыхание. От волнения он так ослабел, что едва держался на ногах. Он протянул к ней руки.
– Неужели не понимаешь? – От нее веяло холодным безразличием. – Я не твоя мать. Не называй меня никак! Почему у меня обязательно должно быть название? Дай мне вернуться в мой корабль! Если не дашь, я убью тебя!
Роби качнуло как от удара.
– Мама, ты и вправду не узнаешь меня? Я Роби, твой сын! – Ему хотелось уткнуться в ее грудь и выплакаться, хотелось рассказать о долгих месяцах неволи. – Прошу тебя, вспомни!
Рыдая, он шагнул вперед и прижался к ней.
Ее пальцы сомкнулись на его горле.
Она начала его душить.
Он попытался закричать. Крик был пойман, загнан назад в его готовые лопнуть легкие. Он забил ногами.
Пальцы сжимались все сильнее, в глазах у него темнело, но тут в глубинах ее холодного, жестокого, безжалостного лица он нашел объяснение.
В глубинах лица он увидел остаток Песочного Человека.
Песочный Человек. Звезда, падавшая в вечернем небе. Серебристый шар корабля, к которому бежала женщина. Исчезновение Песочного Человека, появление красного мяча, а теперь – появление матери. Все стало понятным.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});