Читать интересную книгу Сеул, зима 1964 года - Сын Ок Ким

Слушая болтовню старика, К зажимает в кулаке пять-шесть страничек и потихонечку их выдирает. Ну, давай же, рябой, погавкай ещё!

— …У того молодчика, видно, есть девушка. Но она, судя по всему, строит из себя недотрогу. Ему же невтерпёж… но он-таки не хочет порочить невинность возлюбленной… хо-хо-хо… Вот поэтому-то перед тем, как встретиться с ней, он обязательно приходит к моей знакомой, — не договорив, старик не утерпел и опять расхохотался.

Ух, всё, вырвал. Спасибо тебе, рябой!

— Уж если так любишь, то разве нельзя чуть-чуть потерпеть? — спрашивает К, прикидывая в уме, как бы упрятать в сумку вырванные странички.

— Да как же тут удержишься?

— Если уж так трудно терпеть, то почему бы не взять да и признаться во всём любимой и поговорить начистоту?

— Милости прошу! — встаёт рябой с места. Две девочки-старшеклассницы оглядывают с порога книжные полки. Будто бы уступая им дорогу, К проходит вперёд, где до этого оставил свою сумку.

— Заходите, не стесняйтесь! — участливо зазывает хозяин. Но девчонки, похоже, испугавшись обезображенного лица рябого, обращаются в бегство.

— Чтоб вам провалиться! — бормочет рябой и садится на своё место. К проворно складывает в несколько раз вырванные странички.

— А у тебя-то есть девушка?

— Я таким не занимаюсь.

— Да ведь нынче у всех студентов в обязательном порядке есть девушки!

— А у меня вот нет. И даже наоборот — таких, как я, на удивление много.

— А чего так?

— Слишком уж это дорогое удовольствие.

— Да разве деньги — проблема, если есть любимая девушка?

— Любимой — нет.

— А… ну это… О, проходите пожалуйста! — встаёт рябой. Обтирая лицо, входит мужчина, держа в руках чёрную сумку на замке.

— Вот, присаживайтесь сюда, будьте любезны! — указывает хозяин типу с чёрной сумкой на стул, где недавно сидел студент.

К, якобы уступая дорогу вновь вошедшему, подхватывает свою сумку и становится в сторону. Он прижимает её к груди. Заглядывает внутрь. Отдел, где лежит доширак[40], слегка оттопырен. Надо попробовать упрятать туда вырванные странички. К украдкой бросает взгляд на рябого. Тот, почти насильно выудив руку у типа с чёрной сумкой, обменивается рукопожатием.

— Ну так что, сегодня возможно? — с непроницаемым лицом сурово спрашивает незнакомец.

— Какой разговор! Да вы для начала присядьте вот сюда да передохните малость.

— Надо же в срок отдавать — кроме вас ещё куча желающих!

— Да-да, конечно.

— Там всё в порядке, не сломалось ничего? — спрашивает тип с сумкой уже немного помягче.

— Да вы что?! Как такое может быть?! Вот только вчера вечером девчонка Ли Гым Хи, что ли, так здорово пела, виляя задом, зрелище ещё то!

— Ну, так это же известная певица!

— Вот-вот, я и говорю…

— Мне нужно идти, так что, если всё готово, то будьте любезны…

— Погодите минуточку!

Рябой встаёт с места и прикладывает глаз к щёлке в двери, что ведёт в дом. Когда он снова возвращается к столу, цокая языком, К умудряется запихнуть вырванные странички в сумку. От удовлетворения он оттопыривает нижнюю губу.

— Здесь есть четыреста вон… жена сейчас, похоже, куда-то отлучилась, если вы немного подождёте, то я добавлю ещё сто.

— Хорошо, тогда приготовьте деньги, а я пока схожу в соседний дом.

— Да-да, как вам будет угодно. Я всё приготовлю.

Тип с чёрной сумкой поспешно выходит из магазина.

— Налоги? — спрашивает К, собираясь ставить книжку на своё место.

— Да это пришли за ежемесячным взносом за телевизор. Такой молодой, а ведёт себя — только держись!

— Так вы ещё и телевизором успели обзавестись?

Рябой довольно посмеивается:

— Так ведь человек так устроен, что, как бы там ни было, а всё необходимое приобретает и живёт себе.

— Я как погляжу, вы умеете роскошно жить!

К ставит книжку на место. Ну, книжица! Увидимся через несколько дней! И тогда К, раскрыв книгу на том месте, где были вырваны страницы, покажет её рябому и скажет, мол, что это у вас все книги в таком виде, а старик скривив лицо, насупится. На душе так хорошо! Рябой снова подходит к двери и прижимается щекой к щёлке. Демонстративно громко покашливает и стучится в дверь. Приближаются звуки шаркающих штиблет — и слышится лязганье отодвигающегося засова. Дверь со скрипом открывается, на мгновенье обнаруживая то ли оплывшее, то ли опухшее лицо той самой женщины, которую когда-то увидел К, и тут же прячется обратно. Остаётся видна только нижняя часть лица.

— Ушёл? — спрашивает рябой у женщины приглушённым голосом, как будто остерегаясь К. Губы желтоватого цвета, со стёршейся помадой, утвердительно кивают. — Только что приходили за рассрочкой, принеси сто вон.

Женщина, будто обо всём уже знает, тут же протягивает кулак. Словно лапы паука, пальцы раскрываются, и оттуда появляется смятая сотенная бумажка. Хозяин без промедления хватает её. Женщина с грохотом захлопывает дверь. Рябой поворачивается — на его лице загадочная улыбка, в которой читается то ли смущение, то ли презрение. И вдруг К осеняет. Он стремительно направляется к выходу. Вдалеке, в потоке людей, мелькает спина едва ковыляющего Р, который смешивается с толпой. Оглянувшись, К видит, как рябой, поплёвывая на пальцы, пересчитывает деньги.

Ну и ну, мерзость-то какая… Отвратительно… К изо всех пытается удержаться от смеха. Это даже не смех, а какой-то клёкот, что колом застрял в горле. Нет, ну ты только посмотри на них… ну надо же… Нет, ну подумать только…

К пробует пошире приоткрыть глаза. Похоже, солнечные лучи ранней осени в городе с его гвалтом машин и людей пошли на убыль. Глазам удаётся открыться. Ах ты, шелудивый рябой! Не надо тут строить из себя самого умного! Ну всё, я завтра же приду за этой книгой, из которой вырвал страницы! И нечего тут строить из себя самого умного! Подлый старикан! Ведь я-то тебя тоже за нос вожу! А Р-то, гляди-ка! Ещё тот, оказывается, деляга! Ишь ты, в родню подался к чёрной фуражке и рябому с его телевизором!

Так-так-так… принесите-ка мне счёты! Дайте-ка мне сообразить! Мда… задачка ещё из тех! Придётся голову-то поломать! На лице у К блуждает презрительная улыбка.

1964, июль

ФЛАЖОК

Занимался рассвет. На востоке показалась длинная серебристо-серая полоска, хотя повсюду ещё царил сумрак, так что нельзя было распознать человеческого лица. Пондоги, съёжившись, стояла у Тансан-наму[41]. Прошло довольно много времени, и вот на дороге, ведущей в деревню, раздались едва слышные крадущиеся шаги. Пондоги поспешно спряталась за толстый ствол дерева, пристально вглядываясь, Гымнэ это или нет. Она следила за тем, как этот кто-то подходил всё ближе и ближе. Когда почти с уверенностью можно было сказать, что это Гымнэ, Пондоги позвала негромко:

— Гымнэ, ты?

— Ага. Ну и холодрыга! — отозвалась Гымнэ.

Пондоги спустилась с холма, где стояло дерево, на дорогу.

— Давно пришла? — спросила Гымнэ, приближаясь.

— Да уж порядком.

— А мне показалось, что отец не спит, вот я страху натерпелась, пока из дому выбиралась, — проговорила Гымнэ, подходя к Пондоги. — Холодно, скажи?

— Ага, будто уже зима настала, — ответила Пондоги.

Заиндевелые рисовые поля белели в темноте. Девушки вместе зашагали по дороге, пересекающей поле. Пондоги, увязнув в борозде, оставленной телегой, чуть не упала. Гымнэ проворно подхватила подругу под руку. Чернеющие силуэты разбросанных по полю снопов рисовой соломы пугали девушек.

— Людей на улицах, поди, ещё не будет? Или уже будут? — спросила Пондоги.

— Не будет. Но всё равно пошли быстрее, ладно?

И девушка по просьбе Гымнэ зашагала ещё быстрее.

— Давай ты впереди пойдёшь, а я следом поспевать буду, — предложила Пондоги.

Гымнэ так и сделала: обогнав подругу, она зашагала впереди. А за ней, уставившись в землю, шла Пондоги. Её трясло от холода. Чтобы не думать об этой дрожи, Пондоги завела разговор.

— Сегодня ночью я видела странный сон…

— Не надо сейчас о снах… — прервала её Гымнэ. — Каким бы хорошим он ни был, всё равно не рассказывай.

— Хорошо. Не буду.

Пондоги умолкла и попробовала сосредоточиться на том, чтобы шагать побыстрее.

— Тебе хоть поспать удалось. Я вообще глаз не сомкнула, — проговорила Гымнэ.

— Я тоже только совсем немного.

В деревне длинно прокукарекал петух. Услышав этот далёкий крик, Пондоги загрустила, ей вдруг представилось, будто они навеки изгнаны из деревни.

— Ты слышала петуха?

— Ага.

— Какое-то странное чувство…

— Скажи-ка?

Пондоги немного полегчало от того, что Гымнэ почувствовала то же, что и она.

— Как думаешь, солнце уже взойдёт, когда придём в город? — спросила Пондоги.