– Что представляют еще двое неидентифицированных, – сказал Нурс.
– Мы можем сделать догадку по образованию… Нурс. Нурс взглянул на аналогии вероятности, сказал:
– Двое из наших фармацевтов.
– Одним, может быть, был Поттер, Нурс.
Нурс покачал головой:
– Поттер остается в Ситаке.
– У них может быть переносной чан, Нурс, и этот эмбрион с ними, – сказал Олгуд, – но нам не удалось засечь подходящие механизмы.
– Вы не услышите об использовании механизмов, – сказал Нурс, – или, услышав, не идентифицируете их.
Нурс взглянул на банки данных сканеров – каждый из них ожил – они показывали, что оптимены наблюдают за Шаром обзора. Будь то ночь или день, а каналы слежки перегружены. «Они знают, что я имею в виду, – думал он, – Может быть, они испытывают отвращение, или это еще один интересный аспект насилия?»
– Как можно было предположить, – сказал Олгуд, – мне не удалось понять, что имеет в виду Нурс.
– Необязательно, – сказал Нурс. Он смотрел в лицо на экранг. Оно показалось таким молодым, что Нурс вдруг подумал: «В Централе много кажущихся молодыми, но нет молодости. Даже слуги стерри вписывались в эту общую картину, различимую невооруженным взглядом». Вдруг он почувствовал себя сам, как простой смертный стерри, следя за каждым вторым о признаках старения, надеясь, что при сравнении их собственная внешность будет процветающей.
– Каковы указания Нурса? – спросил Олгуд.
– Выкрик Свенгаарда говорит о том, что он пленник, – сказал Нурс, – Но мы не должны исключать возможность, что это преднамеренный трюк. Он говорил сдержанным усталым голосом.
– Должны ли мы уничтожить транспорт, Нурс?
– Уничтожить… – Нурс вздрогнул, – Нет, пока нет. Держите его под наблюдением. Введите положение о всеобщей готовности. Мы должны узнать, куда они направляются. Каждый их контакт следует взять на заметку и сделать знаки для наблюдения за ними.
– Если они ускользнут от нас, Нурс, можно ли… – Вы отменили соответствующие ферментные предписания?
– Да, Нурс.
– Тогда, они не могут улететь далеко… надолго.
– Как прикажете, Нурс.
– Вы можете идти, – сказал Нурс.
Он долго смотрел на экран после того, как он погас. Уничтожить транспорт? Это было бы окончанием. Он чувствовал, что не хочет, чтобы эта игра кончалась – никогда. Удивительное чувство восторга охватило его.
Сегмент входа в Шар распахнулся перед ним. Вошла Калапина, за ней Шруилл. Они прибыли на лучах, которые доставили их до мест на треугольнике. Все молчали. Казалось, они сдержаны, странно спокойны. Нурс подумал о сдерживаемой буре, когда посмотрел на них – в нем сдерживались и гром, и молния, так чтобы не навредить своим товарищам.
– Разве не время? – спросила Калапина. У Нурса вырвался вздох.
Шруилл активировал сенсорный контакт со сканерами в горах. На принимающих экранах вдруг появился лунный свет, звуки ночных птиц, шуршание сухих листьев. Далеко за холмами, облитыми холодным лунным светом, лежали линии и пятна света, пересекающие побережье и гавани мегаполиса и многоуровневые сети воздушных путей.
Калапина пристально смотрела на сцену, думая о драгоценных и случайных безделушках, развлекательных вещах бесцельного времяпрепровождения. На протяжении нескольких веков у нее не было склонности к занятиям с этими игрушками. «Почему я должна думать об этом сейчас? – изумилась она, – Ведь все эти огни – далеко не игрушки».
Нурс изучал бинарные пирамиды, аналогии действия, показывающие курс деятельности народа в мегаполисе.
– Все нормально… и в готовности, – сказал он.
– Нормально! – сказал Шруилл.
– Который из нас? – прошептала Калапина.
– Я уже давным-давно видел эту необходимость, – сказал Шруилл, – Я сделаю это, – Он покрутил петлю кольца ручки своего трона, и когда он двинул ее, он был устрашен быстротой действия. Это кольцо и силы, которые оно контролировало, были в руках вечности. Все, что оно потребовало – движения руки и воли, скрытых за этой ручкой. Калапина следила за картиной на своих экранах – лунный свет на горах, за ним мегаполис, предмет оживленной игрушки ее прихотей. Последний кадр о специальном персонале ушел, осознала она. Незаменимые объекты, которым могла угрожать опасность, были перевезены. Все было готово и обречено.
Начали появляться мигающие вспышки через ожерелья огней – золотисто-желтые вспышки. Экраны Туеров покрылись помехами, когда завибрировали звуковые барьеры отдаленных сканеров. Начали исчезать огни. Огни исчезали по всему району – целыми группами и поодиночке. Над всей, картиной простирался низкий зеленый туман, заполняющий долины, переваливающийся через холмы.
Вскоре стали не видны огни. Остался только зеленый туман. Он продолжал выползать под безличной луной, двигаясь все дальше и шире, пока оставался только он и ничего больше.
Шруилл следил за накопившимися численными аналогами, этими рапортами, лишенными эмоций, которые просто считали, предоставляли выводы явлений, остатки… нули. Не было показаний того, что в подземках и «муравейниках»… на улицах… на местах работы… игр умирал народ.
Нурс сидел и плакал.
«Они все мертвые, все мертвы», – думал он. Мертвые. Это слово оставляло особое чувство в его мозгу, лишенное личного значения. Это был термин, который, вероятно, мог быть применим к бактериям… или сорнякам. Так стерилизовались площади, куда затем переносили прекрасные цветы. «Почему я плачу?» – Он пытался вспомнить, плакал ли когда-нибудь раньше. «Вероятно, было время, когда я плакал, – думал он, – Но это было так давно. Много… много… много… лет тому назад… плакал… плакал». Теперь это стало словами, не имеющими значения. «Вот в этом беда бесконечной жизни, – думал он, – При наличии такого огромного количества повторений все теряет значение».
Шруилл изучал зеленый туман на своих экранах. «Немного переделок, и мы сможем послать туда новый народ, – думал он, – Мы заселим его народом более безопасной формации». Затем он стал размышлять над тем, где же они найдут этот более безопасный народ. Табло анализа в Шаре показали, что проблема Ситака была лишь одной из многих, которые им предстояло решить. Симптомы отовсюду одинаковые.
Он видел ошибку. В корне ее лежала изоляция одного поколения от другого. Отсутствие традиций и преемственности стало болезнью народа… потому что, казалось, они продолжали общение, несмотря на все репрессии, которые были использованы. Народные пословицы дадут всходы и покажут глубокие подводные течения.
Шруилл процитировал себя: «Когда Бог впервые создал неудовлетворенного человека, Он поместил этого человека за пределами Централа».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});