Читать интересную книгу Автор тот же - Барщевскнй Михаил

Когда Самойлов остался один, он мучительно стал вспоминать, откуда знает фамилию этого Осипова. Читал его статью? Нет. Выступал на Ученом совете? Нет. Вел дело кого-то из его знакомых? Тоже нет. Что-то было… За окном раздался звук заводящейся машины. Двигатель чихал и никак не хотел начинать работать. Вспомнил! Забавнейшая была история.

Когда Самойлову дали новую „Волгу“, в смысле, разумеется, не дали, а предоставили возможность купить по лимиту Академии наук, он сразу погнал ее к знаменитому шабашнику Климову. Тот обитал близ люберецкой свалки. Надо было сделать „протяжку“ — вручную проверить и подзатянуть все болты и гайки подвески.

Еще Климов в шаровые опоры вкручивал специальные масленки, которые воровал в ЦАГИ, где работал в свободное от шабашки время. Чтобы те дольше прослужили. Почему до этого не додумались на ГАЗе, Самойлов понять не мог.

Кроме того, у люберецкого умельца делали антикоррозийку кузова. Климов покупал где-то „слева“ мазут, разводил его бензином и из самодельной брызгалки наносил на днище. Затем машину несколько минут гоняли по специально отсыпанной песчаной полянке, песок смешивался с гремучей смесью, бензин испарялся, и непробиваемая для ржавчины броня автомобиля была готова.

Именно сегодня, на совещании в ЦК Самойлов вспоминал Климова. Вот для таких, как он, и нужны были кооперативы. Ясное дело, что инициативным людям давно тесно в рамках плановой экономики. Тогда-то, около свалки, Самойлов и встретил Осипова.

Когда машину скатили с ямы, где колдовали с протяжкой и масленками, на свет вылез чумазый молодой человек, двумя пальцами вытащил из пачки сигарету, отошел в сторонку и закурил. Самойлов подошел было к нему дать на чай, но тот, не поворачивая головы, бросил: „Деньги — это Николаю Николаевичу!“ Самойлов поблагодарил, и вдруг юноша повернулся. На лице его был ужас. Возглас „Это вы?!!“ поставил Самойлова в тупик. „Ну я. А что?“ И вдруг молодой работяга, бросив только раскуренную сигарету на землю, стал жалобно оправдываться, что работает здесь не за деньги, а чтобы обучиться автослесарному делу, чтобы свою машину ремонтировать, что он только по выходным и т. д. и т. п. Самойлов стоял ошарашенный, выслушивая всю эту чушь, пока юноша не понял, что собеседник растерян и пребывает в полном недоумении, с какой стати он должен выслушивать все эти оправдания. Тут он и представился: „Я Осипов. Я у вас в институте в заочной аспирантуре. Вы меня простите?“ Самойлов рассмеялся от души. Сам-то он начинал токарем на заводе…

Лена, прикрыв рукой трубку телефона, прошептала: „Твой научный шеф“. Вадим нахмурился.

— Вадим Михайлович, здравствуйте, любезнейший! — Голос профессора звучал едва ли не заискивающе.

— Добрый день. — Ничего хорошего этот звонок сулить Вадиму не мог. На диссертации мысленно он поставил крест.

— Ваша предзащита назначена на десятое число. Думаю, все будет хорошо! — как о собственной победе рапортовал научный руководитель.

— Каким образом? — Вадим растерялся. — То есть, я хочу сказать, а как же статья Капустина?

— Не знаю точно, но, по слухам, его отец звонил завсектором и просил вопрос замять. Думаю, что и вам вспоминать не стоит.

— Я не знаю, как вас благодарить, Виктор Пантелеймонович! — Вадим старался как можно реже называть шефа по имени-отчеству, так как всегда спотыкался на „леймоновиче“, и получалось неудобно. — Честно признаюсь…

— Не меня благодарите, — перебил шеф. — Секретарь директора намекнула, что сам Самойлов вмешался. А вы с ним давно знакомы? — Ученый муж наконец стал понимать, как попал в аспирантуру этот юноша без юридического „роду-племени“. Но так умело и долго скрывать свое знакомство с директором?

— Да не очень… — на всякий случай уклончиво ответил Вадим. Вспоминать историю знакомства с Самойловым ему не очень-то хотелось. И растерялся, и вел себя как последний кретин, и представился незнамо зачем.

Предзащита прошла как по маслу. Судя по всему, Самойлов действительно, „накрутил всем хвосты“, и даже ради приличия никто Вадиму замечаний не подкинул. Только цитату завсектором посоветовал поменять, так как ссылаться на материалы XXVII съезда КПСС сейчас, во времена Горбачева, не совсем уместно. А так, в остальном…

Приглашение к директору института Вадима не то чтобы испугало, но несколько напрягло. Все-таки, сколько Вадим ни пытался внушить себе, что не надо создавать кумира, Самойлов был личностью, с точки зрения Вадима, выдающейся. Осипов читал несколько его работ по уголовному процессу и искренне восторгался не только легким языком академика, но и изощренностью его логических построений, смелостью низвержения незыблемых, казалось, постулатов советской теории права. Порою возникало ощущение, что читаешь какую-то диссидентскую литературу, чтобы не сказать, памфлет!

Самойлов, когда Вадим приоткрыл тяжеленную трехметровой высоты дверь кабинета директора, встал из-за стола и пошел ему навстречу.

— Ну, привет тебе, автослесарь! — улыбнулся академик, протягивая руку.

— Здравствуйте, Василий Петрович! — Вадим не на шутку заробел и невольно посмотрел на свою правую руку — не в машинном ли масле?

— Инстинкт — великая сила, — заметив взгляд Вадима, рассмеялся Самойлов. — Я, кстати, после того, как с завода ушел, почти год руки от металлической пыли отмыть не мог.

— А вы на заводе работали? — Вадим поразился: „Что мог делать на заводе великий юрист?“

— Не-ет, ну что ты, — Самойлов как-то по-свойски хохотнул, — я уже родился академиком! Ладно, садись, поговорим.

Самойлов показал Вадиму на два кресла в стороне от рабочего стола.

— Если хочешь — кури.

— Спасибо!

— Я прочел твою диссертацию. Толковая.

— Спасибо! — Вадим не мог расслабиться, чувствовал себя в огромном директорском кабинете неуютно.

— Ты материалы брал из собственной практики?

— Не только. Что-то из архивов судов, что-то из практики других адвокатов.

— Кого?

— В основном Коган.

— Слышал. Ты ее стажером был?

— Да. — Вадим растерялся от проницательности Самойлова.

— Сколько зарабатываешь? — неожиданно поинтересовался академик.

При всей симпатии к Самойлову на этот вопрос Вадим честно отвечать не собирался. Конечно, месяц на месяц не приходился, но так, на круг, с микстами тысячи две он имел. Официальная же зарплата адвоката не могла превышать 330 рублей в месяц. Это был „потолок“, больше которого зарабатывать не разрешалось.

— Ну, так, рублей…

— Я имею в виду, с микстами, — перебил Самойлов.

— Ну, тогда рублей 700–800, — перестраховался Вадим.

— Понятно. — Академика явно расстроил ответ. — Жаль. Я хотел предложить тебе после защиты перейти в институт. Эмэнэсом, ну, младшим научным. Но больше 175 рублей выходить не будет.

— Да, это немного. — Вадим судорожно соображал, как выбраться из неудобной ситуации. Предложение стать эмэнэсом Института государства и права было пределом мечтаний любого, далеко не только новоиспеченного кандидата. Просто так отказаться никак нельзя. Но и согласиться невозможно. Да и вообще, заниматься наукой и иметь степень кандидата для Вадима никогда не значило одно и то же.

— Понимаю, не продолжай! — Самойлов догадывался, в какое трудное положение поставил Вадима. — Ладно! Удачи! Поверь, ты еще вернешься в науку. Честно говоря, для этого не так уж необходимо работать в академическом институте! — Самойлов опять улыбался. — На защиту докторской позовешь?

— При одном условии — если вы придете на защиту кандидатской, — выпалил Вадим скорее по инерции, чем осознанно.

— Приду! А вот возьму и приду!

На защиту Самойлов все-таки не пришел. Собирался, но за неделю до назначенной даты выяснилось, что ему срочно надо отправляться в командировку. Не смог поехать кто-то из ЦК, и послали Самойлова. Дело-то нешуточное — обсуждение выполнения странами-участницами Хельсинкских договоренностей.

Буквально накануне защиты научный руководитель пригласил Вадима на беседу. Он удивился. Все вроде готово: и отзывы официальных оппонентов, и ответы им, и отзывы неофициальных оппонентов на автореферат, и слова благодарности им. Среди членов Ученого совета из „ближнего круга“ „Леймоновича“ распределили вопросы, которые те должны были задать Вадиму. Короче, вся обычная предзащитная рутина осталась позади. Но шеф позвал — надо идти.

— Вадим Михайлович! — начал он без подготовки. — Вы судебный оратор, адвокат. Привыкли говорить красиво. Наверное, умеете. Я не слышал, но могу предположить.

— Спасибо!

— Подождите. Так вот, на защите говорить надо тихо, вкрадчиво. Если угодно, застенчиво. Запомните простой тезис: главное — не разбудить дремлющих членов совета. Чем больше уснет — тем лучше голосование.