Читать интересную книгу Повелительное наклонение истории - Олег Матвейчев

Позвольте, если и Сталин, и Гитлер — «тоталитарное зло» и вы ненавидите всех, кто служил, например, Сталину, то почему бы вам с равным успехом ненавидеть тех, кто служил Гитлеру? Нет, не получается: власовцы выходят чуть ли не святые, гитлеровские зверства всегда преуменьшаются, и даже всячески выпячивается какая-нибудь фашистская гуманитарная деятельность: вот, дескать, там-то и там-то фрицы построили дорогу, которую советская власть 10 лет не могла построить, какие молодцы!

Это не случайно: всякий должен понимать, что выступая против Сталина, он выступает за Гитлера — такова экстремальная ситуация, в которой нет середины. Трагичность трагических моментов истории в том и состоит.

Всегда трудно спорить по этой проблеме с теми, кто имеет пострадавших родственников. Таковых, кстати, мало. Значительно меньше, чем, например, родственников, которые погибли на фронте. В моем классе в школе почти у каждого в семье кто-то погиб в войну, а тех, у кого кто-то был репрессирован, оказалось пара человек. Причем именно репрессирован, а не расстрелян. Это говорит о значительно меньших масштабах репрессий, чем цифры жертв войны, минимум на порядок.

Половина из тех, которые так говорят, на самом деле никаких пострадавших родственников не имеют. Просто в начале 1990-х было модно выпендриваться и называть себя потомком репрессированных и раскулаченных. Сейчас так же можно вести свое происхождение от дворян или кулаков. Ну, в самом деле, не хвастать же интеллигентному человеку тем, что его предки были простые лапотные крестьяне?

Не все из репрессированных и пострадавших реально пострадали невинно. Как уже говорилось, всевозможные хрущевские комиссии получили задание реабилитировать всех подряд именно для того, чтобы специально показать, как велико число невинно пострадавших. Кстати, до сих пор число этих реабилитированных не превысило и 2 миллионов (считая вместе с хрущевскими временами), что лишний раз свидетельствует о том, что никаких 20 миллионов репрессированных просто не было.

Я лично имел возможность пару раз видеть уголовные дела реабилитированных репрессированных. Это чистые вредители, уголовники и спекулянты, люди, которые в трудные годы реально наживались на горе народа. Посадили их правильно, а реабилитировали зря. Естественно, потомкам этих людей трудно признать, что их деды были мерзавцами, тогда как остальная страна совершала подвиг. Лучше бы им занять объективную позицию, а не пытаться быть против страны, но с родными.

Попадались мне также пара человек, родственники пострадавших достаточно «невинно», то есть не за себя, а просто за компанию. Одна — потомок раскулаченного, так и говорила: «Выселили нас из дома, а в этом прекрасном доме сделали какую-то свою больницу»… Ну в самом деле, не подонки ли? Они бы еще школу или детский сад догадались сделать! Есть ли предел цинизму этих сталинских большевиков?

С теми, кто так рассуждает, я не вижу смысла полемизировать. Думаю, их далекие предки рассуждали также, за что и были «нежно любимы» односельчанами. Большинство кулаков, кстати, благодаря выселению спаслось от самосудов, и общине было виднее, кто хороший человек в селе, а кто мироед. Вспомним, что община состояла не из крохоборов, тех, кого могла грызть зависть к чужому добру (как нам часто любят объяснять), а тех, кто реально потом гиб на войне не щадя живота, в ком еще сохранялись остатки христианской нравственности и общинной морали.

Наконец, мне довелось общаться с девушкой, чьи родители ингуши родились в депортации, и она очень возмущалась, что ее народ депортировали. На это я мог ответить ей только одно: три брата моего деда не вернулись с войны и у них вообще не родилось детей, а вот из ее предков, подлежащих призыву в Красную армию в 1942 году, в Чечено-Ингушской республике из 3000 пришли на призывные пункты только 200 человек. Как говорится, почувствуйте разницу.

Чей крест был более тяжел — тех, кто бегал от армии, заигрывал с фрицами, а потом был депортирован (вместо расстрела, кстати) подальше от боев и имел возможность детей рожать, или крест тех, кто проливал кровь и защищал страну? Между прочим, это же относится и к тем, кто сидел в лагерях. Ненамного их участь (а даже честно говоря, многие готовы были лучше находиться в лагере, чем гибнуть на фронте) отличалась от тех, кто в это тяжелое время остался на свободе.

И еще одно яркое воспоминание, прочитанное мной в мемуарах одного священника, который прошел войну. Он описывает случай, когда особист совершенно ни за что расстрелял солдата, при этом не только особист но и члены полевого суда не стали долго разбираться в теме. Так вот: на следующий день был смертный бой, и все, кто расстреливал, сами погибли, причем особист погиб геройски. Ненадолго он пережил свою жертву и подвигом все искупил.

О чем все это говорит? О трагической эпохе, которая молола людей в своих жерновах, об эпохе, где каждый день происходили такие события, что сегодня одного из них бы хватило на полугодовое обсуждение в СМИ. Кто прав, кто виноват, зачем да почему. Это было время не раздумий и абстрактного морализаторства, а время быстрых решений. А решение и состоит в том, что надо было быстро определяться с кем ты, иначе решение примут за тебя. Попытка «не выбирать» отбрасывала тебя в чужой лагерь, даже если ты этого не хотел. Можно было быть со Сталиным или против, третьего не дано. В этом был императив судьбы. Тот, кто его не понял, пойдя на сознательное предательство, или просто решив, что «моя хата с краю» или по легкомыслию травил анекдоты про вождя в военное время, все они оказались в одном лагере — лагере исторических изгоев и неудачников.

Цена победы и иной сценарий

Но даже те, кто согласен, что Гитлер есть зло, цепляются за последний аргумент против Сталина: он заключается в том, что «цена победы» Сталина была слишком большой. Дескать, Германия, маленькая страна, рано или поздно была обречена на поражение, а раз так, нечего было и лезть из кожи вон, «гнать коней» с индустриализацией и коллективизацией, а уж тем более, не нужны были репрессии в таких масштабах.

Процитируем уже упоминавшуюся статью Д. Зыкина:

«Германия — такая маленькая, СССР — такой большой, а мы так долго отступали! Какой позор!»… Если вдуматься, то здесь страна уподоблена человеку, а в человеческом сознании размер напрямую связан с физической силой. Хотя, конечно, мы понимаем, что возможны исключения из правил, что иногда здоровенные детины проигрывают тем, кто пониже и помельче, но это считается именно исключением. А в большинстве случаев более высокий, крупный человек является и более сильным. Но в том-то и дело, что страна — не человек. И уподобление одного другому должно производиться очень осторожно и осмысленно. Прямой зависимости между силой армии и площадью территории не существует. Крошечная Англия превратилась в крупнейшую мировую империю. Горстка конкистадоров завоевала целые материки. Малюсенькая Голландия веками удерживала под контролем Индонезию, значительно превосходившую метрополию по территории. Война — это борьба Систем, мобилизующих ресурсы, в первую очередь человеческие, экономические и технологические, а площадь территории — фактор десятого порядка. Что толку русскому солдату от того, что за его спиной раскинулись тысячи квадратных километров вечной мерзлоты и болот? Как и чем это поможет ему в конкретном сражении, если у противника перевес в живой силе, а вооружение и офицеры, допустим, не хуже? Принцип: «большой — значит сильный, а маленький — значит слабый», в отношении государств совершенно некорректен. По-настоящему большой в плане ведения долгих кровопролитных войн является та страна, которая обладает развитой экономикой, владеет передовыми технологиями, располагает значительными человеческими ресурсами и надёжной продовольственной базой. И главное — ее государственная Система способна эффективно распоряжаться этими ресурсами. А территории — дело десятое.

А вот теперь рассмотрим с этой точки зрения противостояние СССР и Германии. Можно ли, сказать, что Германия в 1941 году была ресурсным карликом, а Советский Союз — гигантом? Как уже было сказано выше, нас не должен вводить в заблуждение очевидный территориальный перевес СССР. При ближайшем рассмотрении этот перевес окажется фикцией. Колоссальные залежи полезных ископаемых Зауралья еще предстояло разведать, да и те месторождения, которые были уже известны, практически не разрабатывались, тогда ещё не хватало технологий, средств и времени. Даже ресурсы Западной Сибири стали активно использоваться только в шестидесятых годах! А накануне войны почти вся нефть, добываемая в СССР, находилась в кавказском регионе. Далее, как ив 1812 году, население СССР почти полностью было сосредоточено в Европейской части. То есть человеческие ресурсы территориально огромного советского востока были крайне незначительны. Аналогично обстояли дела и в промышленности, и в сельском хозяйстве, ведь крупные промышленные и сельскохозяйственные районы за Уралом появились значительно позже 1941 года.