начались сюрпризы.
На финише стало оживленней: к толпе судей, тренеров, в общем ко всем тем, кто сегодня обслуживает гонку на двадцать тысяч метров, теперь присоединилась большая группа болельщиков, громогласных в силу своей возбужденности и все более возбуждаемых собственной громогласностью. А километрах в двух от финиша маячили силуэты нескольких человек, и это были, видимо, не просто болельщики, а друзья и близкие соревнующихся, от нетерпения двинувшиеся им навстречу.
Люди стояли на твердом насте, зябко притопывали ногами и выжидательно поглядывали на лыжню, убегающую по ровному полю к лесу. Чувствовалось, что стоят они здесь уже давно, успели порядочно замерзнуть, а некоторые заодно — познакомиться в споре.
— Вот, ей-ей же, Орлов первым придет, — бубнил, будто ни к кому не обращаясь, парнишка лет пятнадцати с явным намерением завести выигрышный для него спор. Орлов был победителем труднейшего четырехдневного пробега Москва — Ярославль, и ему абсолютно всеми пророчилась победа в двадцатикилометровой гонке. Об этом из присутствующих здесь знал не только говорливый парнишка.
— Да замолчи ты! — осадил его наконец пожилой мужчина в рыжей лисьей шапке. — Зачем коллегам нервы взбивать?!
— А чтобы подготовились эти коллеги. Не так муторно потом будет, — не унимался задиристый юный болельщик.
— Ну и гад же ты! — не удержался рядом стоявший парень. Одет он был легко — в лыжные ботинки и телогрейку поверх спортивного костюма. Нос и губы его посинели, то ли от холода то ли от долго сдерживаемого волнения.
Тут вдали между деревьями замельтешили две фигуры, и болельщики словно по команде «замри», застыли в том положении, в каком застало их сказанное кем-то «идут».
— Орло-о-ов! — что есть мочи заорал парнишка. Обладатель рыжей шапки от все души отвесил ему подзатыльник, смачно сплюнул и подчеркнуто невозмутимо стал вглядываться в приближающихся лыжников.
— Кто же это первым-то? — не вытерепев, забурчал он. — Гляди, Пашка Орлов вторым ковыряется. Да кто же это?..
— Володя. Володенька-а-а! — Девушка в белой пуховой шапочке и нездешнем пальто побежала навстречу лыжникам.
Болельщики еще больше заволновались. «Кто такой? Кто такой?» — спрашивали они друг друга.
— Ну что, сморчок? Накрылся твой Орлов, — весело выдохнул парень в телогрейке. — Знай наших! — И он вдруг начал яростно отплясывать, охлопывать себя руками, словно только сейчас почувствовал, что промерз основательно.
А болельщики, пережив первые минуты разочарования, осаждали вопросами парня в телогрейке. Тот торопливо надевал лыжи, поглядывая в сторону приближающихся гонщиков и с усилием раздвигая стылые губы, охотно объяснял:
— Да это наш Володька Мягков! Ленинградец. Мировой парень!..
Здесь, в чистом поле, лыжня оледенела. Местами на ней проглядывали плешины земли, на них лыжи, хрипло взвывая, затормаживали бег. А лыжники, стиснув зубы, пытались не замедлять его ни на секунду.
Владимир Мягков — высокий, атлетического сложения, выделялся среди ленинградских лыжников особой манерой ходьбы. Из-за этого у него с тренером поначалу то и дело возникали споры.
— Корпус, корпус ниже, Володя! Еще ниже, — кричал ему на занятиях тренер. — При махе ногу в колене больше сгибай. Ну что ты, как столб, бежишь!
Владимир пробовал ходить, как ему советовали. Однако уставал гораздо быстрее и все же пытался освоить рекомендуемый ему стиль, убеждая себя, что, когда привыкнет, все пойдет как по маслу.
Но перестроиться он так и не смог. Привык — на лыжах с самого детства — уже ходить по-своему. А тренеру, когда тот в очередной раз принялся упрекать его («техники у тебя нет и не будет, потому что не слушаешь, упрямишься, все по-своему делаешь»), Мягков заявил:
— Ладно, Федор Иванович, не будем больше спорить по этому поводу. Как я ходил, так и буду ходить. А техника… Что ж, она, может, завтра другая будет.
И действительно, через несколько лет техника хождения на лыжах изменилась, и сегодня, видимо, Владимир Мягков не выделялся бы среди лыжников своеобразной манерой ходьбы, его технику не то чтобы переняли, к ней пришли. А тогда не обходилось и без обидных для спортсмена замечаний вроде: «Ну и техничка…», «Интересно, кто его тренировал?» и так далее.
Мягков был сам себе первым тренером. Он самостоятельно тренировался до зимы 1935/36 года, когда в соревнованиях на первенство Ленинграда по лыжам занял призовое место, и это была победа не только Володи Мягкова-спортсмена, но и победа Владимира Мягкова-тренера. На этих соревнованиях его впервые и заметили. Городской комитет по физической культуре и спорту направил молодого способного лыжника учиться в школу тренеров при Государственном институте физической культуры имени Лесгафта.
Владимира включили в сборную команду города, и тут впервые появился человек, который стал руководить его тренировками и который с первых же дней столкнулся не только с самобытной техникой своего подопечного, но и с еще более самобытным характером.
Тренировки эти не приносили Мягкову удовлетворения. Они как бы выбивали его из привычного спортивного ритма, и не потому, что были для него малы по нагрузкам, а потому, как казалось ему, что были несовершенны в своей основе. Они рассчитывались на всех и ни на кого в отдельности. Все подгонялось под какую-то единую, общую схему. Невзлюбил Владимир эти «тренировки под руководством», стал часто их пропускать, отвоевывая прежнее право быть самому себе тренером. И здесь уж он старался.
Каждый вечер в одно и то же время его можно было увидеть в Шуваловском парке поселка Парголово. Там Володя разминался, делал несколько легких пробежек и стартовал на свою, им самим приблизительно отмеренную дистанцию — двадцать километров. Она пролегала через крутые склоны парголовских гор, по лесным дорогам Юкков и Каменки.
— Но ведь чемпион Ленинграда не он? — уловил последний вопрос парень в телогрейке.
— Да ты не понимаешь, я говорю, он мировой… — И казалось, что, если бы губы его сейчас окончательно отогрелись, он бы говорил, говорил, какой славный человек Володька Мягков. Но вот парень наконец застегнул непослушными пальцами крепления, взял палки и покатил вдоль лыжни, то и дело оглядываясь назад. За ним затрусили и остальные болельщики. Одни бежали боком, другие просто шли спиной вперед, навстречу резким холодным порывам ветра. И только девушка в белой шапке оставалась на месте. В глазах у нее застыли слезы, а на лице ее блуждала счастливая улыбка. Потом девушка, пробежав несколько метров, остановилась и так стояла, подавшись вперед и чуть привстав на цыпочках. Лицо ее раскраснелось, локоны волос выбились из-под шапочки, она сняла варежку, стала поправлять их, не отрывая взгляда от бегущего навстречу лыжника. Варежка упала, девушка как-то машинально дернулась за ней, но не нагнулась и тут же, видимо, забыла про нее.
— Володя, я знала, я так