Читать интересную книгу У мечты должны быть крылья - Юлия Кривопуск

— Да, пожалуй! — решил он. — Пойдёмте!

Поднялся, подобрал свои вещи и потопал вслед за Стасом.

* * *

Хвалёное кафе оказалось обыкновенной «стекляшкой», источавшей на много метров вокруг запах советской столовой. Этот запах Сашка помнил с детства. Именно так пахли школьные обеды, поглощаемые вечно голодными учениками на большой перемене в школе. Как только раздавалась трель звонка, возвещавшего конец третьего урока, все классы разом срывались с места и огромным табуном грохотали по лестницам в направлении вожделенной еды. Сашка скакал по ступенькам вместе со всеми, радостно сознавая себя частичкой толпы, несущейся к цели. Даже не голод гнал его туда, а именно стадное чувство, ощущение единения со всеми остальными. Чувство, которое с таким упорством в нём воспитывала советская система и которое впоследствии он в себе презирал и искоренял.

* * *

К лоткам раздачи змеился хвост очереди, в конец которой парочка и пристроилась. Вопреки опасениям, очередь двигалась быстро и, спустя короткое время, приятели уже заняли один из столиков. Проглотив борщ, к удивлению Сашки, действительно оказавшийся вкусным, они принялись за второе.

— Ну как? — спросил Стас. — Нравится вам здешняя стряпня?

— Вполне сносно, — кивнул парень. — Учитывая, что я заплатил за это смешную, по московским меркам, сумму, очень даже нравится.

— Как ваша голова? — поинтересовался собеседник.

— Нормально. Прошла.

— Похмелиться не желаете? — хитро прищурился Стас.

— Нет.

— Ну и правильно! Незачем каждый день отравляться алкоголем.

Сашка промолчал. В кафе стоял гул людских голосов, звон столовых приборов, треск допотопного кассового аппарата. Раздатчицы в засаленных белых халатах ловко орудовали половниками, раскладывая еду по тарелкам.

— Наверное, в этом заведении уже лет двадцать ничего не менялось, — предположил парень. — Эдакое окно в прошлое, застывший социализм. При этом народ, я смотрю, валом валит, постоянно очередь.

— Здесь низкие цены, — объяснил Стас и поинтересовался: — А вы помните, как было при социализме?

— Конечно, чему вы удивляетесь? — ответил журналист. — Так же, как и вы, я прожил при нём большую часть своей жизни. Новому строю, слава богу, всего восемь лет, а я, как видите, гораздо старше.

— Да-да, это так. Но при социализме вы были совсем юным, неужели вы помните что-то существенное?

— А что вы называете существенным?

— Образ жизни, конечно. Образ мышления, мироощущение и миропонимание

— Эк вы завернули, — усмехнулся Сашка. — Мироощущение, миропонимание… Такое впечатление, что вы сами много над этим думали.

— Думал, да, — признался старый знакомый. — У меня, знаете ли, Александр, есть время для раздумий. Я ведь в некотором смысле не работаю. Могу позволить себе думать.

— Не работаете? — Парень не особо удивился этому факту. — А на что же вы живёте?

— У меня две квартиры в Москве, — последовал ответ. — В одной живу, другую сдаю. Вот и весь мой доход, но мне хватает.

— Понятно, — произнёс Сашка и глянул на своего собеседника с плохо скрываемой завистью. — Так и что же вы надумали про социализм?

— Конкретно про социализм — ничего, — известил Стас. — Лучше Маркса и Энгельса про него никто уже ничего не придумает. А вот про себя при социалистическом строе и сменившей его демократии надумал кое-что.

— Да? И что же?

— Знаете, я понял одну вещь, очень важную, на мой взгляд. — Мужчина откинулся на спинку стула. — Я не люблю демократию. И зачем нам её навязали — просто не понимаю. Я привык быть винтиком в социалистической системе. Ма-аленьким таким винтиком в огромной работающей машине под названием «государство». Я привык крутиться в заданном кем-то для меня месте, в заданном кем-то для меня темпе и направлении. Понимаете, что я имею в виду?

— Вы сейчас говорите о работе? — попытался вникнуть Сашка в слова собеседника.

— Да, именно о ней — вы всё правильно поняли. Так вот, при социализме я был винтиком. Но, с другой стороны, я мог им и не быть — огромная машина работала и без меня. Я мог взять больничный или положенный мне отпуск раз в год. Я мог не приносить никакой пользы, но мне это было всё равно. Не я поставил себя в заданное место, и не моё дело было за себя отвечать. Я делал то, что мне говорили. Я жил, как все, подчинялся начальству, получал зарплату. И мне это нравилось! Понимаете? Нравилось!

Но вдруг пришли демократы и нагло, как танки, влезли в мою налаженную жизнь. Они отняли у меня право быть винтиком. Они решили сделать из меня личность! Зачем? Я их об этом не просил. Но они сказали мне, что я перестал быть необходимым системе в том качестве, в котором привык! Новой России, видите ли, не нужны винтики, а нужны личности! Какая глупость… И что теперь получается? Личность не может быть винтиком! Личность не может крутиться в заданном кем-то темпе и направлении в компании себе подобных. Личность должна сама определять свою жизнь. И сама за неё отвечать… А я не могу! Я не могу сам определить себя по жизни! Мне не хватает на это ума, смелости, опыта, не знаю, чего ещё! Мне надо, чтобы меня определили! Понимаете?

— Кажется, да, — ответил парень. — Но можно ли поконкретнее? Кем вы работали раньше?

— Сидел в отделе кадров.

— В отделе кадров чего?

— СЭВ.

Уловив непонимающий взгляд собеседника, Стас расшифровал:

— Совета экономической взаимопомощи. Учреждение занималось экспортом и импортом товаров при социализме.

Сашка присвистнул.

— Ничего себе! «Тёплое» местечко!

— Ничего особенного, — мужчина принялся подчищать с тарелки остатки еды. — «Тёплыми», как вы изволили выразиться, были только места тех, кто занимался непосредственно договорами с компаниями других стран. А я занимался подбором персонала, в большинстве своём низшего звена — дворников, уборщиц, буфетчиц, сантехников. В общем, тех кадров, среди которых всегда была текучесть. В подборе кадров высшего звена, сами понимаете, моё участие не требовалось.

— И что же случилось? — поинтересовался журналист. — Вас уволили?

— Да, — последовал ответ. — Сократили семь лет назад в связи с ликвидацией предприятия.

— Ага, — соображал парень. — И вы хотите сказать, что всё это время не можете найти работу?

— Именно, — подтвердил мужчина. — Именно это я и хочу сказать. Первое время я пытался куда-то устроиться. Писал эти, ставшие модными, резюме, ходил на какие-то собеседования. Меня никуда не брали.

— Почему?

— Потому что чиновниками в новой России становятся исключительно по знакомству, — улыбнулся Стас. — У людей с улицы шансов никаких. Разве вы не знали этого, Александр?

— Чиновниками? — переспросил Сашка. — Ну, может быть… А вы хотели работать исключительно чиновником?

— Конечно, — кивнул собеседник. — Кроме как перекладывать бумажки с места на место, я больше ничего не умею и не хочу делать.

— Понятно. — Парень пристально поглядел на мужчину. — А кто вы по профессии, можно узнать?

— По профессии? — Почему-то этот вопрос вызвал у Стаса усмешку. — По профессии… По профессии я философ!

— В каком смысле?

— В прямом! Философ — он и есть философ. В любые времена и при любых обстоятельствах. Какой ещё тут может быть смысл?

— Угу. — Сашка опустил глаза. Вдаваться в дальнейшие подробности этой темы ему почему-то не захотелось. — То есть работу вы так и не нашли?

— После нескольких неудачных попыток я перестал её искать, — задумчиво произнёс Стас. — Более того, я решил, что мне вообще незачем работать. Я же вам сказал, у меня есть источник дохода, он был и семь лет назад. К чему напрягаться?

— Тогда я не понимаю сути ваших претензий к нынешнему строю. — Сашка вконец запутался. — Вы не работаете, но у вас есть жильё и ежемесячный доход. Вы можете целыми днями лежать на диване и философствовать, сколько влезет. На курорте вон отдыхаете… Что ещё вам нужно?

Стас закончил трапезу.

— То, что мы с вами называем демократией, — принялся объяснять он, — есть не что иное, как подмена понятий. Мы с вами имеем в виду экономический строй, а не политический, поэтому правильнее было бы называть нынешнюю ситуацию в России капитализмом. Хотя капитализм и демократия всё-таки тесно взаимосвязаны. Ведь наращивание капитала без свободы выбора, свободы слова и всяких других свобод невозможно. Как вы считаете?

— Не знаю, — пожал плечами Сашка.

— Вот и мои познания в теории экономики слабоваты. Но бог с ним, я сейчас просто пытаюсь воспроизвести словами собственные ощущения. Так вот, при нынешнем общественном строе в том виде, в котором он существует сейчас в стране, человеку предлагается заботиться о себе самому. Понимаете? Са-мо-му. Я должен нести ответственность за себя сам. Государство не думает обо мне, общество перестало заботиться о своих членах. Всё!!! Финита! Мне даётся максимум свободы. Я могу использовать свой потенциал в любом направлении, получать неограниченные доходы и распоряжаться ими по своему усмотрению. Государство перестало надзирать за мной. Меня не привлекут за тунеядство, не посадят за спекуляцию. Здорово, да?