как «боевые силы контрреволюции», предшественников Белой гвардии. Хотя обе эти точки зрения и не были лишены определенных оснований, порожденные ими стереотипы мешали увидеть всю сложность, а подчас и противоречивость явления. В 1917 году параллельно с частями смерти возникали георгиевские батальоны, революционные батальоны из волонтеров тыла, женские ударные батальоны и различные национальные формирования, «части 18 июня», формирования «Народной свободы», партизанские и многие другие соединения.
Инициатива создания подобных частей преимущественно шла снизу, причем революционная власть таким настроениям, как правило, не препятствовала. Предтечей же ударного движения как такового можно считать возникшие на фронте еще до Февральской революции партизанские и гренадерские формирования, идею создания которых подсказали реалии боевой жизни, вышедшей далеко за рамки устава.
С апреля 1917 года, когда схлынула первая волна опьянения от полученных гражданских и политических свобод, в противовес увеличивающемуся разложению армии на фронтах начали возникать добровольческие части, в названиях большинства которых присутствовали эпитеты «ударный», «революционный» или «смерти».
Единой установленной для всех символики не существовало, и для каждого такого подразделения вопрос о внешних отличиях решался автономно. Так, по данным одного архивного документа от 28 мая 1917 года, на Юго-Западном фронте в каждой армии были организованы из добровольцев «бригады смерти», выполнявшие функции штурмовых батальонов Военнослужащие этих бригад носили особые отличительный знак — нарукавную повязку из красной ленты, с нанесенными белой краской черепом и двумя костями.
В мае 1917 года военные власти в лице верховного главнокомандующего А.А. Брусилова попытались взять под контроль нарастающее ударное движение: развернулась работа по созданию «Армии Народной свободы» (другое название — «Народная армия свободной России») из воинских частей, принимавших участие в февральских событиях, а вскоре начали издаваться приказы, придавшие процессу формирования добровольческих частей законодательную основу.
Начало «движения смерти», достигшего к осени 1917 года общеармейских масштабов, связано с деятельностью небольшой группы солдат и офицеров, собравшихся в мае того года в Могилеве с целью подготовки созыва всеармейского съезда. Политическое кредо создаваемого Всероссийского военного союза выражалось в полной лояльности, как по отношению к Временному правительству, так и к Совету рабочих и солдатских депутатов.
В официальных документах и различных публикациях того смутного времени определение воинских частей как «ударных», «штурмовых», «смерти» и т. д. даются довольно беспорядочно — может сложиться впечатление, что под разными названиями скрывается одно явление. По-видимому, изначально, весной 1917 года понятие «ударная часть» являлось синонимом «штурмовой» и определялось тактическими особенностями их действий — это, в частности, подтверждает текст брошюры «Наставление для ударных частей», изданной в 1917 году штабом Особой армии. Сопряженная с риском, большими потерями и, отсюда, — добровольческим характером формирования, деятельность подобных частей находила отражение и в «смертной» символике, и в соответствующих названиях.
В дальнейшем, когда термин «ударная» стал восприниматься как почетное наименование, его стали возлагать на себя отдельные части, по роду своих действий не являвшиеся штурмовыми (то есть не предназначенные специально для прорыва и занятия укрепрайонов противника). Именно такие части предполагалось сводить в «ударные группы» в составе отдельных армий и фронтов. Соответственно, формированием или хотя бы учетом всех разрозненных «ударников» ни одно учреждение не занималось. И пусть современники зачастую употребляли слова «ударные» и «смерти» как синонимы, а в приказе Верховного Главнокомандующего № 547 эти понятия были прямо приравнены друг к другу, в реальной жизни имело место определенное различие: далеко не все ударные добровольческие и кадровые формирования числились в приказах главковерха «частями смерти» и имели соответствующее название и отличительные знаки; в то же время большинство частей смерти, проходящих по спискам В.B.C., не имели в своем названии слова «ударный» и не входили в «ударные группы». Основой движения должны были стать уже не добровольческие, а кадровые армейские части, принявшие название «смерти».
Воззвания вызвали мощный резонанс. 25 июня Исполнительное бюро могло отрапортовать, что в «части смерти уже вступило 13 отдельных воинских частей». Количество частей смерти и одновременно членов Союза возрастало в геометрической прогрессии. Сначала записывались в основном мелкие подразделения — батареи, дивизионы, ударные батальоны; изредка — полки и артиллерийские бригады. 15 июля этот список пополнили сразу четыре корпуса и несколько дивизий в полном составе. К моменту Октябрьского переворота по спискам В.В.С. насчитывалось 312 кадровых частей смерти, личный состав которых превышал 600 000 человек. Неудивительно, что в военных кругах серьезно обсуждался вопрос о создании «армии смерти».
Спонтанно возникавшие на фронте и в тылу добровольческие формирования — штурмовые, ударные, революционные, смерти и т. д. — разумеется, не могли иметь единой установленной формы одежды, но при самостоятельной разработке своих отличительных знаков опирались на традиции. Отсюда — красные банты и знамена, как дань европейской революционной символике. Другими популярными в русской армии символами, отражавшими жертвенность, бескомпромиссное отношение к врагам и бессмертие в памяти потомков, были красный, черный и белый цвета в различных сочетаниях и «адамова голова» — атрибут православной иконописи. Но в основном вычурные и даже нелепые варианты одежды стали плодом «свободного творчества», желанием выделяться внешним видом не только из серой армейской массы, но и среди своих.
А.А. Столыпин наблюдал подобную картину 27 июня 1917 года в Могилеве, после чего записал в своем дневнике: «В особенности забавны «батальоны смерти». У некоторых не только шевроны на рукавах, но еще нашивки и на погонах, и на груди. Один с целой красной лентой через плечо с надписью: «Драгун смерти» (!), а у одного офицера на рукаве нашита анненская лента (плечевая) в ладонь шириной, обшитая по бокам двумя георгиевскими лентами, и все это небрежно завязано бантиком».
Надписи на знаменах отличались характерной для того смутного времени напыщенностью, а порой и двусмысленным толкованием: например, 23-й стрелковый полк смерти получил от Временного правительства почетное знамя с лозунгом «Рожденный на заре Свободы — за нее умрет».
Конечно, не для всех участие в движении сводилось только к внешней мишуре и возможности пощеголять на публике в красно-траурных аксессуарах с устрашающими эмблемами. Некоторые части смерти буквально оправдали свое название, потеряв в отчаянных боях большинство личного состава. Но брожение умов, а следовательно, и упадок сил в армии и обществе достигли тогда таких масштабов, что самопожертвование немногих верных присяге солдат и офицеров уже не могло спасти положение.
Ударные части в русской армии
«Революционные батальоны волонтеров тыла» были лишь одним из видов новообразований в русской армии, возникших с целью вернуть войскам боеспособность и желание воевать. Другим видом были ударные части, часто также называемые «батальонами смерти». Правда, в первое время не было четкого разграничения между «революционными» и «ударными» батальонами, и современные документы отражают определенную путаницу