— Арман! — вспыхнула я.
— У тебя была грязное платье, вся пыльная была, — пояснил он насмешливым голосом.
Ну да-да, так вот я и поверила, что только из-за этого он меня переодел.
Посмотрела изумленными глазками на Бориса, тот мяукнул и облизнул меня своим большим шершавым языком. Я улыбнулась.
Так значит, он все это время был у Армана дома. То, что вечеринка тоже была у него, и то, что этот шикарный коттедж — его владения, мне сообщила уже Айжан. Но про львёнка она не сказала. Позаботился, не бросил моего львёнка. В груди стало тепло-тепло. Я улыбнулась, и вновь посмотрела на своего босса. Тот вновь хмыкнул, и опустил глаза, словно… смущаясь! Представьте, этот человек умеет смущаться. Еще бы ножкой пошаркал, и я бы в обморок упала.
— Собирайся, спасительница Бурёнок, — хмыкнул он и вышел.
— Он — Борис! — крикнула напоследок.
Собственно, а что собираться-то? У меня нет вещей.
Но на помощь пришла подруга, которая дала какие-то свои вещи, которые оставила здесь. Через полчаса я уже сидела в машине Армана, и мы ехали в гробовой тишине по пустой трассе.
Мы ехали рано утром, было почти семь. Солнце не так сильно пекло и я этому очень радовалась. Но меня очень беспокоило то, что я пропускаю академию, и то, что не успею на работу. Как-то я слишком спокойно села в машину, не зная даже, куда мы едем. К какой-то загадочной Истэке.
Мы ехали продолжительное время. Так и не обмолвились ни словом. Арман явно хотел что-то сказать, но упрямо поджимал губы и молчал. Я тоже пыталась начать разговор, но открывая рот, сразу же его закрывала. Оборотень включил музыку, давая понять, что разговора не состоится.
Примерно через четыре часа езды, три из которых я благополучно проспала, мы проехали какой-то город и свернули в очередной загородный поселок, в котором тоже были дорогие дома. Но, проехав еще дальше, начались обычные, деревянные домики, как бывают у бабушек и дедушек. Мы остановились у самого крайнего домика. Это был достаточно большой деревянный дом, с резными оконными ставками, с баней и небольшим огородом. Зато цветов было немерено. Из трубы валил дым, а из приоткрытого окна шли приятные запахи. Не блинчиков, не пирожков, а пиццы.
— Гхм, а кто там живет? — неуверенно спросила я у Армана, взгляд, которого стал теплым и добрым, а лицо его сразу преобразилось, и он будто бы скинул сразу несколько лет.
— Истэка, — улыбнулся он и направился вперёд.
Класс, мне сразу стало понятнее. Интересно, он думает, что я мысли читаю? Или может то, что за четыре часа я догадалась сама? Ладно, скоро все сама узнаю.
Переступив деревянный порог, сказать, что я была в шоке — ничего не сказать. С виду старенький деревянный домик оказался внутри с дорогой современной отделкой. На полу большая бежевая плитка. Все в зелёных, синих тонах, создаётся ощущение свежести и уюта. Я сняла обувь, поставила в углу, Арман сделал так же, и поставил кроссовки рядом с моими балетками. А у меня промелькнула мысль, что я бы хотела видеть это каждый день. Как мы приходим домой, и наша обувь стоит рядом.
Брр… жесть, вот так мысли. Надо еще раз мне стукнуться, что-то совсем рассудком я поехала.
Мы шли по небольшому коридору, но встречать нас никто не спешил. Когда же мы вошли на кухню, откуда так вкусно пахло пиццей, я увидела стройную, подтянутую седовласую женщину. Передние пряди были убраны назад и зафиксированы крабиком. Она напевала что-то «У дуба старого, трава не скошена» и как-будто нас не замечала.
— Бабуль, привет, — издевательские нотки оборотня я уловила, но поверить не могла. Это что, его бабушка?
— Ах ты, бесстыжий! — резко развернулась «бабушка», которая хоть и не была молода, но выглядела отлично, и в прекрасной форме она была. Хорошо быть оборотнем, долго живешь, — Еще раз меня бабулей назовёшь, и я наведу на тебя порчу облысения, ты понял меня, щенок?
Вроде бы и строго говорила, но глаза у нее были добрые, да и Арман стоял и хохотал. Потом подошёл и тепло обнял бабушку. Бабушка кстати была высокой, выше меня, и не сутулости, не горбатости в ней не наблюдалось.
После теплых приветствий на меня обратился теплый, добрый взгляд.
— Здравствуйте, — я кивнула и потупила взгляд.
Чувствовала себя не в своей тарелке. Зачем меня сюда привезли?
— Привет, Рея, — улыбнулась женщина и, видя мои округленные глаза, засмеялась, — меня зовут Истэка, я… родственница Армана, — прищурилась в сторону оборотня, а тот все равно поправил и сказал, что она его бабушка.
Потом оборотень шкодливо и совсем по-мальчишечьи бегал по всему дому от бабушки с полотенцем, которая кричала «А ну иди сюда, щенок-переростышь, я тебе сейчас покажу, как женщинам на возраст указывать!» Я стояла и смеялась, в то время как Арман все время басисто ржа как конь, лавировал вокруг кресел и перепрыгивал бархатный темно-зелёный диванчик.
Истэка устала и присела в кресло, сдувая прядь выбившихся седых волос, и промокая полотенцем лоб. И хоть она ворчала, все равно улыбалась, счастливо так. Да, Арман в детстве явно ей разминки еще те устраивал.
Потом оборотень подошел к ней, чмокнул в щёчку и сел на корточки рядом, гаденько, как подросток улыбаясь. Истэка потрепала его шевелюру. Арман встал на ноги и направился уже ко мне.
Я смотрела на него и обхохатывалась. Блин, почему я не сняла это, вот компромат бы был.
Арман мягко обнял меня за плечи, по моему телу прошлись разряды тока, но я постаралась сделать вид, что все хорошо. Но когда он наклонился к моему уху и стал заговорчески шептать, щеки мои все-таки заалели, и лицо мое приобрело оттенок созревшего помидора.
— Не вздумай никому болтать.
Я посмотрела в озорные насмешливые глаза, и сейчас не дала бы мужчине и двадцати пяти. Улыбнулась, сдерживая рвущийся наружу смех, и выгнула бровь, словно бросая вызов. Арман улыбнулся шире, и прошелся пятерней по своим волосам, подталкивая меня вперед. Бабушку он свою любит очень сильно, это было видно. Даже не смотря на то, что заставил её гоняться за ним по всему дому.
— Все, шерстяной, теперь иди, — помахала она ему ручкой, а мне сказала сесть в кресло напротив.
Из ящика она достала какие-то травы, и прочие странные штучки.
Положив себе на колени деревянную доску, Истэка принялась что-то смешивать и толочь. После женщина подожгла то, что находилось внутри, и оттуда повалил белый дымок. Веки её были прикрыты, и я видела, как беззвучно шевелятся её слегка потрескавшиеся губы. Я безмолвно наблюдала за ее действиями, пока даже не догадываясь, что происходит.
Внезапно глаза Истэки открылись. Они были поглощены белой пеленой, отчего я вздрогнула. Дым сменил цвет на черный, его стало больше. Потом снова белый, словно вспышками он менялся, и вот вся комната в каких-то парах, ничего не видно, и пахнет травами. Я поднялась на ноги и поняла, что мы уже не в доме, а где-то в другом месте. Здесь сыро, прохладно, но свежо. Как утром рано в поле. Пыталась отогнать дым руками, но силой воспользоваться не решалась. В голове стало гудеть сильнее, сосредоточение снова стало сильно жечь. Но в этот раз было так больно, что я скрючилась и упала на землю, держась за ноющую руку и хныча от бешеной боли. Мою руку словно растягивали, жгли и резали. Я отняла ладонь от саднящего места и увидела на ней тёмную, почти чёрную кровь, стекающую ручьём. На чёрном синяке красным светился какой-то символ, но что он означает, я не могла знать.
— Хватит… пожалуйста…мне больно… очень, — рыдала я, но муки не прекращались.
Дым стал темно-фиолетовым, я отчетливо стала слышать шепот Истэки. Он был каким-то загробным, устрашающим. Я не видела саму женщину, лишь её глаза, что светились в воздухе. Два белых ока. Дым переливался, от грязного зелёного, до красного, а потом стал чёрным. Пошёл ливень. Сильный ливень. Но вместо капель воды, капала кровь. Я закричала в ужасе, не понимая, что происходит. Кровь стекала каплями по моей коже, капала на сосредоточение и стирала синяк. Словно стереть простой карандаш ластиком. Капля за каплей, синяк уходил, а странный символ лишь сильнее впивался режущей болью в кожу, разъедая словно изнутри. Тысяча ножей в одном месте, пронизывающие до костей, насквозь.