Шрифт:
Интервал:
Закладка:
БТ-5 имелось 29, осталось на территории противника пять, пропало без вести восемь, подлежат эвакуации с поля боя два, требуют ремонта 24.
Из сорока Т-26 осталось на территории противника три, пропало без вести пятнадцать, подлежат эвакуации с поля боя восемь, требуют ремонта 22.
— Исправных нет? — строго спросил Жуков.
— Нет, — твердо ответил Илларионов и добавил: — второго августа может быть использовано в бою четырнадцать машин, которые к утру выйдут из ремонта, в их числе один KB и два Т-34.
— Безобразие! Не бережете доверенную вам боевую технику! — возмутился Жуков. Но тут в разговор вмешался начальник политотдела дивизии батальонный комиссар Гайдашов:
— Технику не бережет пехота.
— Это что еще?
— Да, — поддержал Илларионов, — в стрелковых частях командирам танковых групп и командирам танков в большинстве случаев не ставят конкретных задач, дают лишь направление глубиной до восьми километров.
— Это как понять? — переспросил Жуков.
— Ставилась общая задача, — отвечал Илларионов, — например, наступать в направлении Ельня. А до Ельни восемь километров.
— Безобразие! — еще раз возмутился генерал и сказал: — К Концу дня представьте в штаб армии точный отчет о потерях боевой техники.
На командном пункте 19-й стрелковой дивизии командующий фронтом разговаривал еще жестче.
Начальник радиостанции Тимофей Михайлович Болтов в одном из своих писем рассказывал: «Помнится мне, как на КП к нам пришел генерал армии и ругал командира полка за дисциплину, т.е. нет у солдат петлиц и расстегнуты воротники… После этого разговора командир дивизии вскоре скрылся в неизвестном направлении. Вместо него стал командовать майор Утвенко».
Это единственное воспоминание, в котором говорится о том, что высокий военачальник ругал какого-то командира полка. Возможно, что в письме Болгова идет речь о Жукове, который сначала дал вздрючку командиру полка, а потом так же жестко разговаривал с командиром дивизии генералом Котельниковым. Однако начальник штаба дивизии Иван Антонович Данилович, который ближе общался с Жуковым, в своих послевоенных воспоминаниях лишь сообщает, что Георгий Константинович дважды посещал их дивизию. Никакого намека на то, что он был строг или груб, у Даниловича нет. Вот написанные им строки: «В оба свои приезда Жуков приказывал дать ему списки на награждение орденами и медалями отличившихся бойцов и командиров, а второй экземпляр этих списков отсылать начальнику штаба фронта…»
Больше о Жукове ни слова. Произведенная замена командира дивизии в описании Даниловича выглядит очень душевной.
«Как-то однажды в свой очередной приезд командарм Ракутин, — пишет Данилович, — отозвал меня в сторону и спросил:
— Кто может командовать дивизией? Ваш генерал Котельников отзывается.
Я тут же назвал командира 315-го стрелкового полка майора Александра Ивановича Утвенко. Вызванный со своего наблюдательного пункта, он получил личные указания командарма и тут же вступил в командование дивизией».
Сам Ракутин о замене командования 19-й стрелковой дивизии оставил историкам документ, который не позволяет сомневаться в драматизме случившегося. Вот что в нем говорится:
«Командующему Фронтом резервных армий
генералу армии т. Жукову.
С вашего согласия мною 1.8.41 г. сняты с должностей и арестованы за бездеятельность и неисполнение боевых приказов командир 19-й стрелковой дивизии Котельников и военный комиссар Дружинин. Материал передан в военную прокуратуру армии для привлечения их к судебной ответственности. Временно командиром
19-й сд мною назначен командир 315-го сп майор Утвенко. Ракутин. 6.8.41 г». (ЦАМО РФ. Ф. 219. Оп. 688. Д. За. Л. 110).
Судя по этой докладной, Ракутин понимал всю нелепость происшедшего и пытался часть ответственности взять на себя, написав, что якобы Жуков только разрешил отстранить командира и комиссара от занимаемых должностей, а инициатором был кто-то другой. Но ни он, Ракутин, ни другие члены Военного совета армии не могли проявить такую инициативу. Ведь до сего времени они не предъявляли претензий к командованию 19-й дивизии, больше того, они спокойно воспринимали и даже поддерживали похвалу в его адрес на страницах газеты «За честь Родины». Поэтому вместо «с вашего согласия» следует читать: «По вашему приказанию».
Генерал И.Н. Руссиянов, командовавший в то время 100-й дивизией, рассказывал после войны писателю Владимиру Карпову: «Жукова я знал еще, когда он командовал четвертой кавалерийской дивизией, стоявшей в городе Слуцке. Я тогда командовал стрелковым полком, мы часто встречались на совещаниях, на вечерах и по другим поводам. Я знал его крутой характер, бывают минуты, когда возражать ему не следует».
Ни Котельников, ни Дружинин до этого дня с Жуковым не встречались, крутого его характера не знали. Они хотели разговаривать с ним на равных, как положено командирам Рабоче-Крестьянской Красной Армии, как должно поступать коммунистам, «носителям передовой идеологии». А случилось нечто иное.
Можно предположить, что на командном пункте 19-й дивизии произошла сцена, в чем-то похожая на описанную Константином Симоновым в романе «Солдатами не рождаются». В первой его главе автор рассказывает, как командарм Батюк примчался на НП дивизии, которая участвовала в боях за Сталинград и с утра не прошла вперед ни одного метра. Он «с порога беспощадными площадными словами стал крестить Серпилина», командира дивизии. Серпилин молчал, потому что знал Батюка. Но замполит, полковой комиссар Бережной «не своим, задавленным голосом спросил, перебивая Батюка посреди его ругани:
— Товарищ командующий, разрешите обратиться?
И голос его был таким, что Батюк остановился и взглянул на Бережного.
— Я не знаю, почему молчит командир дивизии, — сказал Бережной, — но как же вы смеете с нами так говорить, как будто мы ваша барская дворня, нерадивые холопы! Какой же вы коммунист после этого, товарищ командующий?..
Батюк с искаженным лицом надвинулся на Бережного, и Серпилин уже вскочил, чтобы встать между ними, но Бережной сам отступил на два шага в угол блиндажа, заложил руки за спину, из багрового стал белым и сказал:
— Не подходите, товарищ командующий, я этого и отцу не позволял!
И Батюк опомнился. При всей его грубости и даже хамстве жило в его душе непогасшее чувство солдатской справедливости».
Батюк — литературный герой. Он, как пишет Симонов, мог дать волю рукам.
Жуков — конкретная личность, ставшая исторической. О его требовательности, сопровождавшейся грубостью, тоже написано много. Некоторые очень жестко его осуждают, некоторые оправдывают, ссылаясь на суровость военного времени. Лишь немногие вспоминают, как разговаривал с ним его ближайший начальник. Ведь в тот день, когда Жуков приступил к подготовке ельнинской наступательной операции, он сам был под колпаком. Если не таким, под который он отправил Котельникова и Дружинина, то в чем-то похожем на тот, какой он надвигал на генерал-майора Глинского. Судьба бывшего начальника Генерального штаба висела если не на волоске, то на очень тонкой ниточке. В этом легко убедиться, прочитав в «Воспоминаниях и размышлениях» маршала Жукова главу «Ликвидация ельнинского выступа противника».
29 июля генерал армии Жуков попросился к Сталину для срочного доклада и сообщил, что, рассмотрев многие варианты возможных действий войск противника, Генштаб пришел к выводу: противник в ближайшее время не рискнет наступать на Москву и будет стремиться разгромить наш Центральный фронт. Если это произойдет, то немецкие войска получат возможность выйти во фланг и тыл нашему Юго-Западному фронту, разгромят его и, захватив Киев, обретут свободу действий на Левобережной Украине. И только после этого гитлеровцы смогут начать наступление на Москву.
Прогноз, как теперь признано военными историками, был гениальный. Жуков очень точно предугадал возможные действия гитлеровского командования в ближайшее время. Но в то время Сталин не мог принять его за чистую монету.
— Что вы предлагаете? — насторожился вождь.
Жуков логично и четко обосновал предлагаемый план действий Красной Армии.
— А как же Киев? — спросил Иосиф Виссарионович.
— Киев придется оставить, — твердо сказал Жуков и предложил немедля организовать на западном направлении контрудар с целью ликвидации Ельнинского выступа фронта противника.
— Какие еще там контрудары, что за чепуха? — вспылил Сталин. Жуков тоже не удержался, заявив:
— Если вы считаете, что я, как начальник Генерального штаба, способен только чепуху молоть, тогда мне здесь делать нечего. Я прошу освободить меня от обязанностей начальника Генерального штаба и послать на фронт. Там я, видимо, принесу больше пользы Родине.
На следующий день Жуков был назначен командующим Резервным фронтом с задачей провести операцию под Ельней. Но Сталин оставил за ним обязанности заместителя наркома обороны и члена Ставки, что и было той ниточкой, которая могла спасти генерала армии, Героя Советского Союза Жукова от непредсказуемых последствий. Ведь он нагрубил самому товарищу Сталину. А где-то в пыльных папках, возможно, хранился протокол собрания партийного актива, на котором чуть не пришили Жукову ярлык врага народа. Тогда Жуков, выслушав много критики, сказал: «Вы правы в том, что как коммунист я прежде всего обязан был быть выдержаннее в обращении с подчиненными, больше помогать добрым словом и меньше проявлять нервозности. Добрый совет, хорошее слово сильнее всякой брани» (Карпов В. Маршал Жуков. Глава, изъятая из рукописи).
- Крупнейшее танковое сражение Великой Отечественной. Битва за Орел - Егор Щекотихин - Военная история
- Два боя - М. Петров - Военная история
- Оценка танков Т-34 и KB работниками Абердинского испытательного полигона США - Л Хлопов - Военная история
- Психология войны в ХХ веке. Исторический опыт России - Елена Сенявская - Военная история
- Австро-прусская война. 1866 год - Михаил Драгомиров - Военная история