Читать интересную книгу Революция сознания. Трансатлантический диалог - Станислав Гроф

Ласло: Говоря о надличностных ценностях, имеете ли вы в виду ценности, отличные от универсальных или транскультурных ценностей?

Гроф: Хороший вопрос. Предположительно, некоторые ценности могут быть одновременно и надличностными, и специфичными для определенных культур. Возможно, их лучше называть «универсальными» или «транскультурными». В частности, это относится к почитанию жизни как чего-то священного, к ощущению, что убийство является дурным действием, к состраданию к другим чувствующим существам и т. д.

Ласло: Что может служить примером надличностной, или универсальной, ценности, которая присутствует в уме у большинство людей?

Рассел: Думаю, Стэн только что привел такой пример: ощущение того, что убивать неправильно. Для нас эта ценность уже ассоциируется с более высоким состоянием сознания. Ведь вы не ждете, что святой станет оправдывать лишение людей жизни. Вы удивитесь даже если он будет выступать за убийство животных для нашего пропитания. Люди, чувствующие, что в убийстве нет ничего запретного, скорее всего рассуждают, исходя из непросветленного состояния, которым все еще правит эгоистический способ мышления: «мои потребности важнее всего». Любое оправдание лишения другого существа жизни всегда зиждется на некой автоцентричной системе ценностей. Когда люди учатся избавляться от своего эгоцентрического способа бытия, они естественным образом начинают больше почитать жизнь. Для них отказ от убийства уже не требует никакого рационального обоснования — просто убийство ощущается как нечто неправильное.

Ласло: В философии мейнстрима наша моральная ответственность распространяется лишь на людей. Мы ответственны за свое поведение по отношению к другим человеческим существам на том основании, что люди, дескать, обладают неким «внутренним» измерением — они страдают, когда с ними плохо обращаются. Принципом «поступай с другими так, как ты хочешь, чтобы другие поступали с тобой» философы сообщают нам, что мы должны принимать на себя ответственность в отношении других людей. Но в действительности это ограничение области моральной ответственности лишь человеческими существами весьма произвольно: оно слишком узко. Есть веские основания полагать, что внутреннее измерение — разновидность чувствования или субъективности — имеется у всех форм жизни. Если мы в это верим, то область нашей моральной ответственности должна распространяться на все формы жизни в биосфере.

Рассел: Давайте ненадолго вернемся на шаг назад и рассмотрим используемые нами термины. Для меня есть различие между ценностями и моралью. Ценности у каждого свои — это то, что мы «ценим», что считаем важным для себя. Они могут очень значительно варьироваться от человека к человеку. Кроме того, как мы уже говорили, по мере того как меняется способ мышления личности, меняются и ее ценности. Что же касается морали, то это, как я полагаю, свод кодов, разделяемых обществом и определяющих поведение личности. Это набор правил, которые связывают сообщество воедино и позволяют его членам сосуществовать друг с другом.

Многие из этих нравственных правил являются попытками сдерживать нашу автоцентричность, и все же они сами по себе не приходят из более высоких состояний сознания. В большинстве обществ существуют моральные предписания, запрещающие убийство, воровство и изнасилование, но это совсем необязательно происходит по причине того, что речь идет о глубоких ценностях. Обычно причина в том, что общество заинтересовано, чтобы его члены придерживались таких принципов. Нравственные правила нужны, чтобы люди могли сосуществовать, несмотря на свой эгоцентризм.

По мере повышения человеческой осознанности потребность в этих нравственных правилах уменьшается, и обществу в меньшей степени приходится навязывать свой набор ценностей. Чем больше у людей опыта переживаний, о которых говорит Стэн, тем меньше они обусловлены старым эгоцентрическим состоянием сознания. Они вступают в более тесный контакт со своими собственными глубочайшими ценностями и проживают их спонтанно. Их ценности происходят из их внутреннего мира, а не из социального кода.

Ласло: Тем не менее, потребность в ощущении нравственного сохраняется. Нам все еще необходима способность отличать моральные действия от аморальных.

Рассел: Я не уверен, что такое различение может стать универсальным. Моральные предписания очень относительны и сильно варьируются в зависимости от конкретного общества. То, что аморально для одной группы людей, может оказаться вполне моральным для другой. Люди, пребывающие в контакте с собой и своими глубочайшими ценностями, естественно, будут действовать так, чтобы причинять другим как можно меньше вреда. Но не исключено, что в терминах того или иного конкретного набора кодов их действия все равно будут классифицированы как аморальные.

Ласло: Иными словами, вы утверждаете, что мораль зависит от ожиданий, принятых в данной конкретной культуре.

Рассел: Совершенно верно.

Гроф: До тех пор, пока мы остаемся в сфере конкретных культур, мы находим этические ценности весьма идиосинкразическими, непоследовательными и капризными. То, что шокирует одну человеческую группу, вполне приемлемо и нормально для другой. То, что одно общество считает обязательным и неоспоримым императивом, вообще не находится в фокусе внимания другого общества. Это верно и в отношении различных субкультур — социальных, религиозных и политических — в одной и той же культуре.

Рассмотрим в качестве примера отношение к сексуальности. Если нам удается освободиться от оков своих собственных культурных предубеждений и взглянуть на вопрос с транскультурной, универсальной точки зрения, мы сразу убеждаемся в том, насколько относительны и произвольны любые ценностные суждения на эту тему. В Новой Каледонии в одном племени было принято убивать новорожденных близнецов, если один из них был мальчиком, а другой — девочкой, поскольку они, разделяя пространство одной и той же матки, нарушили табу на инцест. Зато в аристократических кругах древних обществ Египта и Перу брак между братом и сестрой был священной обязанностью. В некоторых культурах супружеская неверность карается смертью, но эскимосский обычай гостеприимства предписывает хозяину предлагать гостю-мужчине свою жену. В некоторых культурах обнаженное тело считается совершенно естественным для представителей обоих полов, в других женщины обязаны покрывать все свое тело, включая некоторые части лица. Для одних культур полигамия, как и полиандрия, считается совершенно естественным и понятным явлением. В то время как в одних культурах гомосексуализм воспринимается как богохульство, преступление, наказуемое смертной казнью, форма морального увечья или болезнь, в других он считается вполне нормальным и приемлемым, а порой — даже превосходящим гетеросексуальность.

Однако есть и постконвенциональная мораль, преодолевающая границы предписаний и ограничений, которые накладывает на нас наша культура. Это нечто совсем иное, то, что личность переживает очень глубоко, почти на клеточном уровне, нечто, основанное на неотразимом личном опыте надличностной природы.

Ласло: Стэн, мне кажется, что необычайные переживания ваших пациентов, в которых они отождествляются даже с неживыми объектами, со всей планетой или со всем космосом, соотносятся с иной, неординарной ценностной системой.

До сих пор ценностные системы отличались высоким уровнем эгоистичности. Мы привыкли к высказыванию:

«Я не хочу, чтобы меня обижали, поэтому я сам не обижаю других». В значительной степени на этом же основана и христианская мораль, и вообще любая западная мораль.

В отличие от нее, буддистская система ценностей преодолевает ограничения эгоцентричной ориентации, поскольку ее заботой является все сущее. Люди, о которых вы рассказываете, тоже выходят в своих переживаниях за рамки эгоистичных интересов и начинают ценить мир в целом таким, какой он есть. Вероятно, это происходит потому, что те, у кого есть опыт таких переживаний, ощущают мир как продолжение самих себя: они — часть мира, и мир — часть их. Поэтому они движутся к внесоциальным и даже внечеловеческим ценностям, лежащим далеко за пределами тех ценностей, которые обычно ассоциируются с моралью.

Гроф: Да, вы абсолютно правы! Это становится очевидным в результате систематической духовной практики с личными переживаниями, когда часто наблюдаются этическое развитие и эволюция человека.

В этом процессе можно выделить несколько стадий. Сначала человек отказывается от определенных действий в силу примитивного страха быть схваченным и наказанным. На следующем уровне его поведение уже диктуется глубоко усвоенной системой заповедей или предписаний. Это то, что Фрейд называет супер-эго. Следующая стадия связана с осознанием закона кармы. Человек начинает понимать, что конкретные поступки влекут за собой конкретные последствия. Высшая форма нравственности проявляется в эмпирическом признании единства, объемлющего все мироздание, ощущении идентичности с другими чувствующими существами и осознании собственной божественности. В такой психодуховной эволюции изменение нашей морали отражает изменение в нашем понимании себя, мира и собственного места и роли в этом мире.