Вот уж это неладно.
Сысой Сысоич на неё тихонько:
— Кышш!
Сидит муха.
— Ффф! — дунул на неё.
Муха сидит.
— Фффы! — дунул покрепче.
Муху снесло. Но только Сысой Сысоич стал целиться, муха опять тут как тут.
Вот уж совсем неладно.
Сысой Сысоич ещё крепче дунул:
— Ффыф!.
Слетела — и опять села на ствол. Такая упрямая, никак не прогонишь. Ух, как рассердился Сысой Сысоич!
Вот уж это совсем из рук вон плохо.
Сысой Сысоич передвинулся вперёд сколько мог на своём лабазе, занёс над мухой кулак… да как треснет по стволу!
Трах, бах, треск и гром! Ружьё стреляет, жердинки под Сысой Сысоичем ломаются, Сысой Сысоич летит с дерева — прямо к медведю.
Бедный зверь спокойно сосал вкусное овсяное молочко и совсем не ожидал такого нападения.
Он так перепугался, что вскочил и, даже не взглянув, кто это кинулся на него с неба, — сломя голову в лес.
Сысой Сысоич не очень расшибся и скоро поправился. Медведь больше на овсы не приходил. А муха, которая спасла медведя от верной смерти, неизвестно куда делась.
Подкидыш
Мальчишки разорили гнездо каменки, разбили её яички. Из разбитых скорлупок выпали голые, слепенькие птенчики.
Только одно из шести яичек мне удалось отобрать у мальчишек целым.
Я решил спасти спрятанного в нём птенчика.
Но как это сделать?
Кто выведет мне его из яйца?
Кто вскормит?
Я знал неподалёку гнездо другой птички — пеночки-пересмешки. Она только что отложила своё четвёртое яичко.
Но примет ли пересмешка подкидыша? Яйцо каменки чисто-голубое. Оно больше и совсем не похоже на яички пересмешки: те — розовые с чёрными точечками. И что будет с птенцом каменки? Ведь он вот-вот должен выйти из яйца, а маленькие пересмешки выклюнутся только ещё дней через двенадцать. Станет ли пересмешка выкармливать подкидыша?
Гнездо пересмешки помещалось на берёзе так невысоко, что я мог достать его рукой.
Когда я подошёл к берёзе, пересмешка слетела с гнезда. Она порхала по ветвям соседних деревьев и жалобно посвистывала, словно умоляла не трогать её гнезда.
Я положил голубое яичко к её малиновым, отошёл и спрятался за куст.
Пересмешка долго не возвращалась к гнезду. А когда, наконец, подлетела, не сразу уселась в него: видно было, что она с недоверием разглядывает чужое голубое яйцо.
Но всё-таки она села в гнездо. Значит, приняла чужое яйцо. Подкидыш стал приёмышем.
Но что будет завтра, когда маленькая каменка выклюнется из яйца?
Когда утром на следующий день я подошёл к берёзе, с одной стороны гнезда торчал носик, с другой — хвост пересмешки.
Сидит!
Когда она слетела, я заглянул в гнездо. Там было четыре розовых яичка и рядом с ними — голый слепенький птенчик каменки.
Я спрятался и скоро увидел, как прилетела пересмешка с гусеничкой в клюве и сунула её в рот маленькой каменке.
Теперь я был уже почти уверен, что пересмешка выкормит моего подкидыша.
Прошло шесть дней. Я каждый день подходил к гнезду и каждый раз видел торчащие из гнезда клювик и хвост пересмешки.
Очень меня удивляло, как она поспевает и каменку кормить и высиживать свои яйца.
Я скорей отходил прочь, чтоб не помешать ей в этом важном деле.
На седьмой день не торчали над гнездом ни клювик, ни хвост. Я подумал: «Всё кончено! Пересмешка покинула гнездо. Маленькая каменка умерла с голоду».
Но нет, в гнезде лежала живая каменка. Она спала и даже не тянула вверх головку, не разевала рта: значит, была сыта. Она так выросла за эти дни, что покрывала своим тельцем чуть видные из-под неё розовые яички.
Тогда я догадался, что приёмыш отблагодарил свою новую мать: теплотой своего тельца он грел её яички — высиживал ей птенцов.
Так оно и было. Пересмешка кормила приёмыша, приёмыш высиживал её птенцов.
Он вырос и вылетел из гнезда у меня на глазах. И как раз к этому времени выклюнулись птенчики из розовых яичек.
Пересмешка принялась выкармливать своих родных птенцов и выкормила их на славу.
Дятел и малиновка
Кто-то из ребят спросил:.
— А какой из себя дятел?
— Я знаю, — сказал Ваня. — У дятла нос долотом, потому что он деревья долбит носом; а хвост голиком, — знаете, как жёсткий, из одних прутьев, веник, с которого оборваны листья.
Жёсткий, упругий хвост у дятла, потому что дятел опирается на хвост, когда размахивается головой.
— Совершенно верно, — хором отозвались ребята.
— Ростом дятел с дрозда, — продолжает Ваня, — пёстрый, весь в чёрных и белых крапинах, спина чёрная, на каждом крыле по круглому белому пятну, а на голове красное.
— Верно, — сказала Майя, — дятел пёстрый, с дрозда ростом. И шапочка у него красная. Но спина у него белая и на крыльях не круглые пятна, а узкие белые полоски. Ещё ты забыл сказать, Ваня, что у дятла по четыре пальца на лапе, — два вперёд, два назад.
— Так-то так, — сказала Таня, — пальцев четыре, и спинка белая, и крылья в белых полосках. Только ростом-то дятел не больше воробья.
— Ой-ой-ой! — закричал Саня. — Никто из вас, значит, и в глаза не видал дятла! Дятел — это же крупная птица, с ворону, пожалуй, будет. И весь он совершенно чёрный, только шапка на голове у него красная, как у начальника станции.
— Ну, ну, правильно, — сказала Аня. — Дятел — птица довольно крупная. К нам в сад осенью каждый день прилетал один — забор долбить. Уж я-то его хорошо разглядела. Только почему вы говорите, что он пёстрый или чёрный?
— А по-твоему, какого же он цвета? — спросили ребята.
— Да зелёный, конечно, — сказала Аня.
Ребята как прыснут со смеху.
— Зелёный, длинный, висит в гостиной!
— Серо-буро-муро-малиновый в крапинках!
— Висит и пищит!
Как приутихли немножко ребята, Таня и говорит:
— Никак, видно, нам не сговориться, — у каждого из вас дятел своего цвета. Хорошо ещё, что шапка у него красная и пальцев четыре. А вот я целое лето держала дятла дома: у мальчишек выпросила, они его камнем с ветки сбили. Уж, кажется, могла рассмотреть, какой он из себя? И я вам заявляю: нет у дятла на голове ни одного красного пёрышка! Все золотые. Золотая у него шапочка. И пальцев у него вовсе не четыре, — кто это так сосчитать умудрился? — а вовсе три: два пальца вперёд, а один назад.
Смотрят друг на друга ребята — и ничего понять не могут: почему у всех дятлы разные? То ли за дятлов других каких птиц принимали? То ли сами из своей головы выдумали, какие они из себя — дятлы?
Кто-то потребовал:
— Призвать сюда нашего учёного брата Льва-юнната. Пусть скажет, кто же из спорящих прав?
— А все правы, — сказал юннат Лев. — Дятлов-то ведь у нас сколько разных — целое «семейство». Пёстрые дятлы, большой пёстрый — с белыми пятнами на крыльях и с чёрной спиной; белоспинный с белыми полосками на крыльях; эти оба ростом с дрозда, а малый пёстрый дятел — тот с воробышка. Желна — чёрный дятел самый большой; что в тёмных борах живёт, — тот с ворону, а зелёный дятел поменьше его и любит светлые лиственные рощи. У всех дятлов самцы — красношапочники, и у всех У этих дятлов — и самцов и самок — по четыре пальца на ноге — два вперёд, два назад. И у одного только из наших пёстрых дятлов и шапочка не красная, а золотая, и пальцев не четыре, а всего три: два вперёд, один назад. Так он и зовётся: трёхпалый дятел.
А теперь, — закончил свой доклад юннат Лев, — дайте-ка я вам другую птичью загадку загадаю. Какая из себя птичка малиновка? Знаете?
— Подумаешь! Загадал! — зашумели ребята. — Кто же малиновку-то не знает? Об ней и в песне поётся: «Стрелок малиновку убил…» Такая же обыкновенная птица, как воробей.
— Только тоненькая, — сказал Ваня. — И носик у неё тоненький! Вся серенькая, а на груди — малиновое пятно. Поёт на утренней и на вечерней заре. Гнездо вьёт на земле, под корнями деревьев или в дупле. Яички несёт розоватые со ржавыми пятнышками.
Маня подтвердила:
— Всё, как есть, так.
И Таня скрепила:
— Точно!
— И ничего преподобного! — сказал Саня. — Малиновка — вся такая светленькая пташка без никаких малиновых пятен. Поёт она днём, гнёзда вьёт в малиннике, в папоротнике и в других кустах и травах. И яички у неё совсем не розовые, а беловатые с бурыми пестринками.
— Правильно! — подтвердила Аня.
— С подлинным верно! — скрепила Таня.
— Вот новое дело! — закричали ребята. — Малиновка-то у нас одна, — не то, что целое семейство дятлов. Что ж они путают? Одни про одно, другие про другое! Слово учёному брату — Льву-юннату.
— Имя плохое — «малиновка», — сказал юннат Лев. — Одни найдут гнездо птички в малине — и птичку эту назовут малиновкой. Другим бросится в глаза малиновое пятно на груди — и эту птичку они назовут малиновкой, за это пятно назовут. Вот потом и разбирайся, кто про что думает, про какую птичку «малиновку».