незнакомка, – детективщица тоже в доле.
– Навряд ли, – кто-то встал на мою защиту. – Я вот пришла за ее автографом. А в шатре узнала про встречу с какой-то Мариной.
– Обе мошенницы, – завизжал дискант. – Чего Виолова в шатре делала? Дураки вроде меня последние копейки за дорогу отдают, чтобы с Пиоловой пообщаться, поцелуй получить.
Я начала отступать к лесу. Нет, пока нельзя показываться в Кустове. Эх, жаль, что я плохо знаю местность. Наверное, есть какая-то дорога в обход центральной площади. Или к дому мэра можно попасть, пробежав сквозь лес. Вот только заблудиться у меня желания нет.
Я затряслась. Что лучше – насморк или народный гнев? Я в данном случае выбираю простуду. Избушка Аполлинарии! В ней я спокойно просижу до позднего вечера, дом имеет очень плохую репутацию, никто в него заглядывать не станет. Я сделала шаг по тропинке, и тут ожил телефон, на экране высветился номер мужа.
Глава двадцать девятая
– Привет, ты как? – спросил Степан. – Удачно встреча прошла?
– Сейчас дойду до дома и расскажу, – пообещала я, – если не сразу позвоню, не волнуйся. Меня хозяева, наверное, за стол посадят.
Сообщать Степе о том, что я трясусь от холода в лесу, не хотелось. Дмитриев начнет нервничать, а чем он мне сейчас может помочь? Вот окажусь через некоторое время в коттедже Зотовых, тогда и сообщу правду про то, как занималась раздачей поцелуев.
– Хорошо, – согласился Степан, – соединись со мной, когда окажешься одна.
Я чихнула.
– Все, все, беги скорей в тепло, – занервничал муж, – а то простудишься. Куртку застегни, вечно ты ходишь нараспашку, а не лето на дворе.
Я опять чихнула. С удовольствием бы сейчас закрыла верхнюю одежду на молнию, да она осталась в шатре. Запихнув телефон в карман, я поспешила к избе Аполлинарии и увидела у крыльца несколько велосипедов, кто-то меня опередил. При взгляде на «железных коней» память услужливо развернула воспоминание.
В детстве компания детей нашего двора, которой верховодил Степан Дмитриев, всегда устраивала новичкам испытание. Неподалеку от дома находилась неработающая фабрика, ее стерег дед с берданкой. Что раньше производили в цехах, никто из нас толком не знал, но почему-то большинство ребят считало: там делали страшные бомбы, одна из них взорвалась, и поэтому завод пустует. Новичку, который хотел стать полноправным членом нашего коллектива, следовало войти в здание администрации в «час собаки», от двух до трех ночи, и принести листок отрывного календаря, он находился в кабинете директора. На дорогу туда-обратно и поиск помещения давалось шестьдесят минут. Как ускользнуть ночью из дома так, чтобы родители тебя не увидели и не остановили? Где в пятиэтажном доме находится кабинет главного начальника? Каким образом можно прошмыгнуть мимо деда с древним оружием? Что делать, если на тебя нападут жуткий страх и паника? Может, рассказать родителям о всех проблемах, а потом сообщить другим подросткам: я собрался идти, да мать меня поймала, лещей навесила, никуда не пустила? А это все твои проблемы, никому не интересно, как ты их решишь. Главное – принеси листок, и тогда ты наш товарищ. Помни, трусов и предателей никто не любит. Если на следующий день у тебя нет бумажки, то никто над тобой смеяться не станет, ничего тебе не скажут. Почему? Потому что потешаются и дерутся только со своими. А ты врун, предатель, заяц трусливый, мамочкин сынок, ты не наш, а чужой. Мы посторонних не задеваем, не лезь к нам, ходи в школу и домой один, не пытайся вступать с ребятами в разговор, они уйдут, потому что ты чужой. Для девочек было испытание полегче, следовало стащить у тети Веры клубок шерсти. Антонова жила на первом этаже и по непонятной причине всегда держала зимой и летом окно нараспашку. Работала тетя Вера надомницей и почти не выходила на улицу. Стянуть один из мотков пряжи, которые вязальщица держала на подоконнике, сложная задача. Уже немолодая хозяйка обладала слухом летучей мыши, глазами ястреба и проворностью молодой змеи. Едва кто-то из девочек подкрадывался к окну, как раздавался вопль:
– А ну пошла отсюда…
Дальше цитировать выступление Веры не могу, весь текст состоял из непечатных выражений. Я, как коренная жительница, была избавлена от этого испытания, меня приняли в компанию, потому что я жила в этом доме с рождения.
Когда мне исполнилось семь лет, к нам приехала Лиля. Мне она понравилась, у нас сразу завязалась дружба. Через месяц Степа Дмитриев велел Лиле стащить клубок. Не помню, сколько тогда лет было моему будущему мужу. Тринадцать? Двенадцать?
Лилечка отказалась, сказала:
– Красть нехорошо, я не стану воровать пряжу.
– Ладно, – неожиданно согласился вождь коллектива и показал пальцем на меня, – если она тебя выручит, станешь нашей.
Тут надо упомянуть, что у Дмитриева и у меня были особые отношения. Весь двор, кроме малышки Вилки, считал Степу королем, а я проходила мимо него с гордо поднятой головой, и на его вопрос:
– Эй, чего не здороваешься? – отвечала:
– Я девочка, тебе первому надо мне «привет» говорить.
Вот и в тот раз я мигом отбила подачу.
– Тырить клубки подло. Тетя Вера потом очень расстраивается, что у нее шерсти не хватает для работы. Давай лучше красть у твоей матери пирожки, которые она на продажу печет, они всегда остужаются на подоконнике.
– Есть предложение получше, – засмеялся Степан. – Сходи на завод, принеси листок календаря, и Лиля наша навсегда.
– Ладно, – согласилась я.
Вот тут все замолчали, а Дмитриев растерялся.
– Эй, ты не поняла? Топать надо на фабрику. Ночью!
– Хорошо, – кивнула я, – только у меня нет фонарика. Если кто-то даст мне его на время, здорово. Если нет, сделаю факел из швабры и тряпки.
– Сейчас принесу фонарь, – пообещал Степан и добавил: – Вставлю новую батарейку.
– Ага, – хихикнула я, – тащи!
Не стану рассказывать, как я, трясясь от ужаса, раздобыла заветный листок. Признаюсь, мне помог таинственный незнакомец, когда вечером Раиса послала меня вынуть из почтового ящика газету: вместе с «Вечерней Москвой» там обнаружился лист из тетради в клеточку с планом и сообщением: «Ничего не бойся, я буду рядом, отвлеку сторожа. Начертил для тебя дорогу. Комната директора на втором этаже». Подписи не было, но меня не обманули. Карта оказалась правильной, оторванный листок я вручила на следующий день Степану, и Лиля стала нашей. Мы до сих пор дружим.
А сейчас я стою около велосипедов, которые лежат возле избы знахарки, куда даже взрослые опасаются заглядывать. Наверное, это местный конкурс на звание своего человека. Хотя сейчас у подростков другие развлечения, у них интернет,