Читать интересную книгу Она была актрисою - Александра Авророва

— Я ни во что это не верю, — заключила рассказ она. — То есть в роман с Наташей еще поверить могу, а в убийство, конечно, нет. И я бы, разумеется, не стала вообще выдавать Кирилла вам на растерзание, если б не Марина. Но она вбила себе в голову всякую ерунду и меня заставила, понимаете?

— Не вполне, — немного ошарашено ответил собеседник. — Значит, вы были свидетелем ссоры Левинсона с убитым, которую Левинсон утаил от следствия. И вы тоже собирались ее утаить, так получается?

— Ну, да, — охотно подтвердила Вика. — Раз он сам вам не сказал, было бы странным, если бы сказала я. Это ведь его дело, а не мое, а я в чужие дела без необходимости не лезу.

— Мда, — протянул Талызин. — Даже если отставить в сторону правовой аспект данного вопроса, вас не смущало, что вы, возможно, покрываете убийцу?

— Глупости какие! — засмеялась Вика. — Конечно, если б он был убийцей, я бы его покрывать ни за что не стала. За кого вы меня принимаете? Но он-то обычный человек, а вы бы привязались к нему ни за что ни про что и стали нервы ему трепать. Нет, — спохватилась она, — я вас не обвиняю, у вас работа такая, но я-то в милиции не работаю! Зачем же я стану причинять своему знакомому лишние неприятности?

— А вы не полагаете, что эта ссора, да еще так тщательно скрываемая, да еще произошедшая по неизвестной причине, с большой долей вероятности указывает на Левинсона как на возможного убийцу?

Виктория Павловна пожала плечами.

— Ну, если так рассуждать, то и вы возможный убийца.

— Я?

— Ну, конечно. Вы ссорились с Преображенским на банкете, Марина это слышала собственными ушами. А сами это скрываете, и причина ссоры неизвестна.

И Вика с торжеством посмотрела на застывшего в полной прострации следователя. Знай наших!

— Вот видите, Игорь Витальевич! Всякие там улики, они на самом деле мало, что значат. Хоть вы и ссорились, но, конечно, не убивали, с этим теперь даже Маринка согласна. Сперва она вас подозревала, а теперь перестала. Зато к Кириллу прицепилась, как банный лист. Если б я вам про него сейчас не рассказала, то рассказала бы она. Ну, я и решила, что лучше уж я, понимаете?

Талызин махнул рукой, хмыкнул, потом снова махнул и весело заявил:

— Вы своею откровенностью обезоружите любого, честное слово! Значит, сперва вы подозревали меня в убийстве, а теперь перестали? Спасибо!

Вике стало стыдно, и она поспешно вставила:

— Я не подозревала, это Маринка. Но вы на нее не обижайтесь, пожалуйста! У нее характер такой. Нельзя же обижаться на человека за его характер.

— Я вовсе не собираюсь на нее обижаться, — посерьезнел Игорь Витальевич.

— Тем более, поскольку это она, оказывается, заставила вас сказать мне правду. Давайте вернемся к Левинсону. Итак, он скрыл ссору с Преображенским, к тому же неправильно информировал меня о причине своих визитов в пресловутую подсобку. Я и сам заподозрил неладное, но решил пока на него не давить. А вот о его связи с племянницей покойного я, конечно, не догадывался.

— Но это еще не точно!

— Однако достаточно вероятно. Ваша подруга Лазарева, она женщина неглупая и не склонная к сплетням, на пустом месте такой вещи не придумала бы. Оригинальная вырисовывается картина! Значит, Левинсон уверяет, что его жена лежит в параличе, и, прикрываясь этой сказкой, дурит головы юным дурочкам и безопасно ходит налево. Интересно, догадывается ли об этом ее брат?

— Брат? — повторила Вика. — Почему брат? Чей брат?

— Неважно. Вот что, вы обе с Лазаревой очень мне помогли, и, я надеюсь, этим ограничитесь. Если возникнут какие-то мысли, я с удовольствием их выслушаю, но уж действовать предоставьте мне. Договорились?

— Ну, конечно. Я бы вообще не стала об этом думать, если б не Маринка. То ей, видите ли, не угодила Дашенька, теперь Кирилл.

— Дашенька? — улыбнулся следователь. — Ну, это обычная женская ревность. Умные женщины зрелых лет обычно на дух не переносят наивных, хорошеньких да молоденьких.

— И вовсе нет, — удивилась Вика. — Я, например, очень их люблю.

Талызин фыркнул от сдерживаемого смеха, и Виктория Павловна, нахмурившись, уточнила:

— Вас что, не тронула попытка Дашеньки взять вину на себя? В нашем с Мариной возрасте уже такого не сделаешь.

— Последнее вопрос спорный, но девочка меня, разумеется, тронула. К тому же она на редкость талантлива. У вас, Виктория Павловна, дар подбирать людей и не меньший — сглаживать отношения между ними. Уверен, что там, где работали вы, никогда не бывало серьезных конфликтов. И это несмотря на то, что творческие коллективы наиболее конфликтоопасны.

— Ох, — вздохнула Вика, — раньше действительно не было, зато теперь… И все потому, что Маринка такая упертая! Знаете, хуже любого мужчины… Нет, погодите-ка!

Неожиданно ей пришла в голову идея — настолько простая и гениальная, что заставила подскочить.

— Игорь Витальевич! — закричала Вика в неописуемой радости. — Вы ведь хотите сделать доброе дело, правда? И вам это ничего не будет стоить, вам это будет легко. А мне ужасно важно! Вы сделаете, да?

— Ну, смотря что, — осторожно ответил Талызин.

— Да ничего трудного! Просто прижмите чуть-чуть этого жука Сосновцева и намекните ему, что вам нравится Маринина пьеса. Что вы хотите, чтобы ее поставили, понимаете? Вот и все!

— Но она же уже поставлена, если я не ошибаюсь?

— Это первая, а я хочу вторую. Вторая еще лучше, и труппе как раз подойдет. А Маринка, она вроде умная, а с людьми почему-то не умеет. То есть с обычными умеет, а с нужными никак. Она со всеми поссорилась — и с журналисткой, и с Сосновцевым. Поэтому Сосновцев не хочет, чтобы мы ставили ее пьесу, а требует «Ромео и Джульетту». А у нас нет Ромео, понимаете?

— Вполне. Ромео у вас в труппе действительно нет.

— Ну, вот. А Сосновцев грозит, если я не выгоню Марину, прикрыть студию и сделать вместо нее биллиард. Я все время об этом думаю, извелась вся. И только теперь до меня дошло!

— Что дошло? — уточнил недогадливый Талызин.

— Сейчас объясню. Сосновцев, он очень пронырливый тип и наверняка в чем-нибудь химичит — по работе, я имею в виду. Поэтому он будет стремиться не вступать с милицией в конфликты. Ну, чтобы не привлечь внимание к своим махинациям, так?

— Предположим. Он действительно очень старается произвести на меня благоприятное впечатление.

— Вот именно! И если вы ему скажете, что с нетерпением ждете постановки новой Марининой пьесы и будете отслеживать ситуацию, он побоится идти против вас и вынужден будет стерпеть. Для него ведь это не вопрос жизни и смерти, он просто из вредности хочет ей отомстить! Разве вам это трудно? Скажете пару слов, и вполне достаточно.

— Значит, — живо поинтересовался следователь, — на директора ваша лояльность не распространяется?

— В каком смысле? — не поняла Вика.

— Ну, вы так стремитесь скрыть от меня все неблагоприятное, что вам известно о ваших знакомых, а тут вдруг сами наводите на мысль о его финансовых махинациях.

Виктория Павловна на секунду задумалась, потом честно сообщила результат своих раздумий:

— Во-первых, с финансами мухлюют все, ничего в этом особенного нет. Во-вторых, вы ведь не из финансового отдела, так зачем вам в это вникать? Только лишняя головная боль. А в-третьих, нечего этому Сосновцеву быть таким вредным! Ну, не хочет она с ним трахаться ни за какие коврижки — так что, издеваться над ней за это? Вот вы, например, разве стали бы за это над человеком издеваться? Вот говорите, только честно, — разве стали бы?

И она удовлетворенно кивнула в ответ на неопределенное мычание:

— Именно, не стали бы! Любой нормальный человек плюнул бы да нашел другую, не одна она на свете, а этот прицепился и издевается. Так вы согласны?

Словесного выражения согласия дождаться не удалось — открылась дверь, и на пороге появился Лешка.

— Боже, — ахнув, всполошилась огорченная Вика, — а я ведь собиралась к твоему приходу обед разогреть, честно! У тебя не мать, а сплошное недоразумение. Ты уж извини.

Ну, почему она такая никчемная? Сколько обедов недоготовила она в прошлой своей жизни — в той светлой жизни, когда рядом был Сашка, — и ни разу не слышала упрека, и не догадывалась даже, что тут есть, за что упрекнуть. И вот, казалось бы, после его смерти она осознала свою вину и решила исправиться, искренне решила — а все равно, выходит, не исправилась. Но нет, нет, если бы Сашка был сейчас здесь, она бросила бы все, она день и ночь стояла бы у плиты, она старалась бы, чтобы он был счастлив и огражден от дурацких домашних забот… только бы он был сейчас здесь…

Чей-то тяжелый вздох прервал грустные Викины мысли. Она, вздрогнув, пришла в себя и посмотрела на гостя и сына. Оба выглядели совершенно не расположенными вздыхать. Лешка весело произнес:

— Да сам разогрею, ты вроде занята. Здравствуйте, Игорь Витальевич.