— Спасибо тебе за этот вечер, — пересилив себя, произнесла Мик. — Все это — прекрасно…
— Не прекрасней, чем та женщина, ради которой это было устроено, — улыбнулся Эрик. — Если бы я мог сделать что-то большее, чем этот ужин на циновке, я бы непременно сделал…
— Большего просто не может быть, — возразила Мик, зардевшаяся от комплимента. — Если бы я могла чем-то отплатить тебе… Я не имею в виду деньги…
— Я понял. Можешь. Ты помнишь о своем обещании?
— Ах, ты о статье…
— Да, и, поверь, для меня это важно.
— Я верю, — кивнула Мик. — Конечно, помню. И обещаю, что сдержу его…
— Прекрасно. А большего мне не нужно…
Эрик открыл бутыль и разлил по чашкам вино.
— Извини, с бокалами здесь туго…
— По-моему, очень мило. Как раз то, что нужно, для атмосферы этого вечера. Бокалы здесь были бы не к месту, — улыбнулась Мик.
Эрик протянул ей чашку.
— За то, чтобы у тебя получилось все, что ты задумала… За тебя…
— И за тебя, — добавила Мик. — Ведь у тебя наверняка есть свои планы.
— Боюсь, я совершенно бесцельный человек, — усмехнулся Эрик. — У меня есть только один план — жить в гармонии с самим собой. Чувствовать счастливым себя и делать счастливыми людей, которые меня окружают. Правда, последних не так уж много…
Мик хлебнула вина. Оно оказалось довольно крепким, чуть мягче наливки, которой угощал ее Риокаа. А по вкусу оно напоминало какой-то фрукт, название которого Мик забыла.
— Крепкое, — улыбнулась она.
— Вряд ли стоило ожидать, что Риокаа принесет компот, — пошутил Эрик. — Придется пить то, что есть. А я вообще не пью, если честно…
— Помню. Ты сообщил мне об этом еще до того, как я здесь… поселилась. А я пью. И еще курю. Кстати, когда я пью, курить мне хочется просто зверски…
— На что это ты намекаешь? — нахмурившись, спросил Эрик.
— Я? — Мик округлила глаза и сделала невинное лицо. — Вовсе не намекаю… Просто… ужасно хочется курить…
— Наверное, я слишком добрый, — покачал головой Эрик, — но я разрешаю тебе курить здесь.
— Спасибо!
Мик принесла сигареты и с удовольствием закурила. Эрик наблюдал за ней со странным выражением на лице — то ли с недоумением, то ли с удивлением.
— В чем дело? — поинтересовалась Мик, выпуская в прозрачный воздух сизый клуб дыма.
— Да так… Просто мне кажется странным, что ты с такой легкостью губишь свое здоровье…
— Не начинай, — поморщилась Мик. — Эти нравоучительные разговоры всегда казались мне довольно глупыми.
— Молчу. К тебе не подступиться так же, как к Риокаа с его вечной бутылкой. Он тоже начинает ворчать и обижаться. Правда, обижаешься ты красивее, чем Риокаа. Он трясет своим тройным подбородком, а ты превращаешь губы в сердечко.
— Во что? — удивленно переспросила Мик. — В сердечко?
Она расхохоталась. Ее звонкий смех колокольчиком ударил в стены дома, а потом раздался в ушах Эрика. Он попытался запомнить ее смех. Звонкий, льдистый… Завтра он уже не услышит его… Сердце Эрика сжалось от боли, но он вновь поспешил надеть маску невозмутимости. Мик не должна знать, что он чувствует. Это будет лишним…
— Ладно, — махнул он рукой, — кури, если тебе это нравится. И Риокаа пусть пьет, а потом получает от жены Палкой Возмездия…
— А мне не от кого получать Палкой Возмездия, — честно призналась Мик. Выпитое вино ударило в голову, и теперь одиночество, которое ждало ее в Эштоне, не казалось таким уж страшным.
— Никогда не поверю, что у тебя нет жениха… Кто-то в твоем… Эштоне… просто обязан быть влюбленным в тебя.
Мик пожала плечами.
— Обязан? Это не совсем то слово… Оно не подходит к любви… Впрочем, не важно. Такого человека нет. Есть мужчины, которые хотят меня, которым нравится мое тело. Но нет ни одного мужчины, который был бы влюблен в меня. Да, Эрик, — усмехнулась Мик. — Увы, но это правда…
— Значит, в твоем городе живут одни идиоты, — заявил Эрик. — Которые ничего не смыслят в женщинах, прекрасных не только телом, но и душой…
— Не обольщайся. Эти идиоты жили и в другом городе, в том, где я родилась. Один из таких идиотов бросил меня у алтаря в подвенечном наряде… Точнее, не бросил… Он просто не приехал на свадебную церемонию…
Мик говорила об этом так легко, словно это происходило не с ней. Но Эрик не сомневался в том, что в глубине души у нее до сих пор болит эта рана. Похоже, она не затягивалась никогда… Мик не забывала о ней, она всегда о ней помнила. И, возможно, именно это сделало ее такой одинокой…
Эрик заставил себя улыбнуться, хотя ему было совсем не до смеха.
— Значит, все мужчины страны, в которой ты живешь, — слепцы. И тебе не стоит серьезно относиться к их мнению.
— Увы… Именно так я и поступала. Всю свою жизнь. Относилась серьезно к мнениям и суждениям мужчин, которые меня окружали. Но не будем об этом… — Мик тряхнула златокудрой головкой, пытаясь отогнать дурные мысли. — Плесни мне еще вина. От него так легко, что хочется танцевать… Пуститься в пляс и не думать ни о чем, ни о чем…
Эрик налил ей вина. Это ее «ни о чем» ранило его душу. Как же ей больно! Сколько же тяжелых мыслей витает в этой красивой головке! Мог ли он подумать, когда встретил ее на берегу, что она так несчастна? Мик казалась такой уверенной в себе, что Эрику не могло даже прийти в голову, что на душе у этой женщины — огромная зияющая рана… Как у той ракушки, что она нашла на побережье. Может, потому Мик и обратила на нее внимание?
Внезапно Эрика охватил приступ нежности, такой немыслимой, неконтролируемой, что он понял — у него не хватит сил сдерживаться дольше. Лицо Мик в призрачном свете зажженных свечей манило его, притягивало к себе. Ее зеленые глаза, удивительного цвета свежей, только что народившейся листвы, смотрели на него так ласково… Ее губы — очаровательное маленькое сердечко — призывали к поцелую. Эрику хотелось целовать ее золотистую кожу, всю, не упустив ничего, даже маленькой родинки, похожей на кляксу, на ее левом плече… Позабыв обо всем на свете, он придвинулся к Мик и коснулся руками ее волос — тончайших золотых нитей, дрожащих в смутных лучах света. Девушка не отстранилась, не оттолкнула его рук.
— Мик, — тихо прошептал он. — Мик…
Она не отвечала. Только смотрела на него своими огромными зелеными глазами… Эрик приблизил к ней свое лицо и коснулся губами ее губ. Тотчас же его пронзил сладкий трепет. Ее губы были мягкими, чуть влажными и пахли мятой и апельсином. Может быть, это вино, которое они пили?..
Содрогаясь от страсти и нежности, Эрик проник своим языком в розовую раковинку ее губ. Губы ответили ему трепетом и прижались к его губам так крепко, как могли. Эрик готов был застонать от переполнившего его возбуждения. Он все еще пытался держать себя в руках, но это было не так-то просто. Губы Мик, ее апельсиново-мятное дыхание лишали его собственной воли. Теперь он жил только ее телом, ее жизнью, ее душой… И был счастлив, как никогда…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});