Читать интересную книгу Незримый клинок. Хребет мира. Море мечей - Сальваторе Роберт Энтони

В самом конце была приписка о том, что этот человек не принадлежит ни к одной гильдии, не имеет в городе заметного положения, не состоит в охране торговцев, а также не имеет влиятельных друзей и родственников.

Энтрери внимательно все прочитал. Одно из двух – или ему дали очень опасного противника, или же, скорее всего, Кадран Гордеон намеренно подобрал для него слишком простое задание, чтобы унизить. В прежние времена Энтрери нанимали для убийства глав гильдий, чародеев, знати и капитанов стражи. Видимо, Гордеон и другие двое лейтенантов считали, что, поставив перед ним такие сложные задачи, с которыми он, конечно, успешно справился бы, они бы способствовали возвышению Энтрери. Может быть, они боялись за собственное высокое положение.

Какая разница, решил убийца.

Он последний раз взглянул на указанный адрес – этот район Калимпорта ему хорошо был знаком – и пошел собирать нужные для работы вещи.

Слышен был плач детей, потому что в лачуге было всего две комнаты, да и то перегороженные только плотной занавесью. Весьма непривлекательная молодая женщина склонилась над детьми – Энтрери наблюдал за ней из-за занавески. Она упрашивала малышей успокоиться и не шуметь, говоря, что скоро придет папа.

Через секунду она вышла из задней комнаты, даже не подозревая, что убийца притаился за занавеской у бокового окна. Энтрери проковырял в ткани небольшую дырочку и смотрел, как она принялась за работу. Ее движения были резкими и нервными – он понял, что женщина на грани срыва.

Еще одна занавесь, заменявшая дверь, отодвинулась, и внутрь вошел тощий человек с осунувшимся лицом: глаза его глубоко запали, щеки и подбородок заросли многодневной щетиной.

– Ну что, нашел? – резко спросила женщина. Он удрученно покачал головой.

– Я же умоляла тебя не связываться с ними! – воскликнула женщина. – Я же знала, что ничего хорошего…

Она не договорила, увидев, что его глаза расширились от ужаса. Глядя через плечо жены, он увидел, как из-за занавески показался убийца. Мужчина развернулся, словно намереваясь сбежать, но в этот миг женщина тоже оглянулась и закричала.

Мужчина застыл как вкопанный; он не мог ее оставить.

Энтрери совершенно невозмутимо наблюдал за ними. Если бы мужчина не остановился, он просто метнул бы в него кинжал и убил еще прежде, чем жертва ступила бы за порог.

– Только не трогай мою семью, – взмолился несчастный, поворачиваясь и подходя к Энтрери. – И не здесь.

– Ты знаешь, почему я пришел? – спросил убийца.

Женщина заплакала, однако муж нежно, но твердо взял ее за плечи и подтолкнул к той комнате, где были дети.

– Я в этом не виноват, – тихо произнес мужчина, когда она вышла. – Я просил Кадрана Гордеона. Я сказал ему, что как-нибудь сумею раздобыть деньги.

Прежнему Артемису Энтрери это было бы безразлично. Прежний Артемис Энтрери не стал бы тратить время, чтобы выслушать свою жертву. Прежний Артемис Энтрери просто выполнил бы задание и ушел. Но сейчас он почувствовал слабый интерес и поскольку других срочных дел у него не было, не стал спешить.

– Я не причиню тебе неудобств, если ты пообещаешь не причинять вреда моей семье, – сказал мужчина.

– А ты думаешь, что можешь причинить мне неудобства? – спросил Энтрери.

Его убогий противник беспомощно покачал головой.

– Пожалуйста, – взмолился он. – Я только хотел для них лучшей жизни. Я согласился и даже рад был переправлять деньги с улицы Портовиков на место, потому что за эти несложные задания я мог бы получить денег больше, чем за месяц честного труда.

Все это Энтрери не раз слышал и раньше. Частенько глупцы – их называли «верблюдами» – вступали в гильдию, выполняя роль мальчиков на побегушках за плату, казавшуюся им сказочным богатством. Таких «верблюдов» гильдии нанимали лишь для того, чтобы в соперничающих гильдиях не знали, кто будет перевозить деньги. Но обычно соперникам все же становились известны и личности «верблюдов», и маршруты. Груз похищали, а бедняг «верблюдов», если им удавалось ускользнуть живыми, немедленно убирала гильдия-наниматель.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Но ты же понимал, как опасно иметь с ними дело, – заметил Энтрери.

Тот кивнул:

– Я хотел выполнить только несколько заданий, а потом бросить.

Энтрери только рассмеялся, услыхав такую бессмыслицу. «Верблюд» не мог просто прекратить доставлять посылки. Любой, кто соглашался на это дело, сразу узнавал так много, что гильдия просто не могла отпустить его. Оставалось только два пути: либо «верблюду» улыбалась удача и он проявлял себя настолько хорошо, что добивался более высокого положения внутри цеха, либо его (или ее, потому что женщин тоже нанимали) убивали во время ограбления или позже.

– Умоляю тебя, только не здесь, – снова попросил мужчина. – Не надо, чтобы жена слышала мои предсмертные крики, а сыновья видели мой труп.

Энтрери почувствовал горечь во рту. Никогда еще он не испытывал такого омерзения, никогда, казалось, не видел более убогого человеческого существа. Он вновь обвел взглядом жалкое жилище, где занавеси заменяли двери и стены. В лачуге была единственная тарелка, из которой ело, наверное, все семейство, сидя на единственной старой скамье.

– Сколько ты должен? – спросил он, вдруг почувствовав, хотя сам с трудом в это верил, что не сможет убить этого несчастного.

Мужчина удивленно посмотрел на него.

– Целое состояние, – сказал он. – Почти тридцать золотых.

Энтрери фыркнул и сорвал с пояса кошелек, спрятанный за спиной. Взвесив его на ладони, он решил, что там, по меньшей мере, пятьдесят монет, но все равно бросил кошелек мужчине.

Бедняга, совершенно ошеломленный, поймал его и так долго глядел на него, выпучив глаза, что Энтрери стал опасаться, как бы они у него не вылезли из орбит. Потом он взглянул на наемного убийцу, но его раздирали настолько противоречивые чувства, что на лице отражалось только смятение.

– Дай слово, что ты больше не будешь связываться ни с одной гильдией после того, как выплатишь долг, – сказал Энтрери. – Твои жена и дети достойны лучшего.

Мужчина открыл рот, чтобы ответить, но потом просто бухнулся на колени и стал кланяться своему спасителю. Энтрери повернулся и вышел из лачуги на грязную улицу.

Он слышал, как спасенный выкрикивает бесконечные благодарности за его милосердие. На самом деле никакого милосердия в поступке Энтрери не было. Его совершенно не волновала судьба ни этого несчастного, ни его уродливой жены, ни наверняка уродливых детей. Но все же он не мог убить беднягу, хотя и понимал, что оказал бы ему дружескую услугу, навсегда избавив его от столь жалкого существования. Нет, Энтрери не хотел тешить Кадрана Гордеона тем, что по его приказу совершил такое позорное убийство. Такими «верблюдами» должны заниматься мальчишки лет двенадцати, первый год состоящие в гильдии. Со стороны Кадрана дать такой заказ мастеру вроде Энтрери было величайшим оскорблением.

И он не собирается с этим мириться.

Энтрери быстро шел по улице к гостинице, где снимал комнату. Там он собрал свои вещи и немедленно съехал, после чего оказался перед входом в «Медный муравей». Он хотел силой вломиться туда просто ради того, чтобы доказать Двавел, насколько нелепа была ее угроза закрыть для него двери заведения. Но после передумал и пошел прочь. У него не было настроения иметь дело ни с Двавел, ни с кем бы то ни было еще.

В другом конце города он обнаружил маленькую таверну без вывески и снял комнату. Вероятно, он оказался на территории другой гильдии, и если они узнают, кто он такой и с кем связан договором, неприятности не замедлят себя ждать.

Но ему было все равно.

День не принес с собой никаких событий, но Энтрери не почувствовал себя спокойнее. Он понимал – что-то готовится. У него было достаточно и средств, и искушенности в тайных делах, чтобы выйти на улицу и все вызнать, но не было к тому никакого желания. Он решил пустить все на самотек.

Вечером второго дня он спустился в обеденный зал маленькой таверны, заказал ужин и сел в дальнем углу, решив поесть в одиночестве. Он не прислушивался к разговорам, ведшимся за столами, однако заметил, как в таверну вошел необычный гость – хафлинг, которых редко можно было встретить в этой части города. Вскоре хафлинг пробрался к нему и сел на длинную скамью по другую сторону стола.