Давно и тщательно сдерживаемые чувства вырвались наконец на свободу. Лежа в густой траве под звездным шатром, Эрика наслаждалась смелыми ласками человека, от которого поклялась держаться подальше. Приподняв голову, Данте заглянул Эрике в глаза, и она была поражена полыхавшим в них огнем, обдавшим ее таким теплом, что она затрепетала.
– Скажи, что хочешь меня, – прошептал Данте, вновь касаясь губами ее губ. – Скажи, что жаждешь провести ночь в моих объятиях.
А его ловкие пальцы уже расстегивали пуговицы платья. И вскоре восхищенному взору Данте предстало великолепное тело Эрики, которое так хорошо помнили его руки. Серебристый лунный свет, струившийся сверху, окутывал блестящей пеленой эту прекрасную плоть. Эрика была сейчас настолько обворожительна, что Данте застонал от снедавшего его желания.
Итак, чувства Эрики в короткой борьбе одержали победу над разумом. И немудрено: дерзким ласкам Данте невозможно было противостоять. Руки его скользнули по ее обнаженной груди, потом ниже, по животу, по бедрам, и по всему телу Эрики пробежала сладостная дрожь. Снова и снова проделывали руки Фаулера тот же путь, а Эрика покорно и расслабленно лежала в его объятиях. Внезапно ей стало наплевать на то, что будет с ней завтра. Изумрудные глаза Данте, от которых невозможно было оторвать взгляд, призывали ее отбросить всякий стыд, всякую осторожность и самозабвенно отдаться страсти. Эрика хотела этого мужчину, невзирая на все свои благие намерения забыть его, несмотря на то, что понимала: она лишь одна из многочисленных женщин, успевших разделить с ним ложе. Она отлично осознавала – хотя это причиняло ей боль, – что он при желании уложил бы в постель любую понравившуюся ему женщину. «Ну ничего, я заставлю его запомнить эту ночь! – решила Эрика, потянувшись к Данте приоткрытыми губами. – Я сделаю так, что при одном воспоминании обо мне он будет трепетать от наслаждения! И ночью не дам ему покоя! Буду сниться ему еще долго после того, как мы расстанемся и каждый из нас пойдет своей дорогой!»
Вытащив из прически шпильки, Эрика тряхнула головой, и волосы, рассыпавшись по ее обнаженным плечам, окутали их темным плащом. Сладострастно изогнувшись, она каким-то кошачьим движением прижалась к Данте всем телом и, обхватив руками его голову, притянула к себе и впилась страстным поцелуем в его губы. Она решила применить на практике всю мудреную технику обольщения, которой обучилась у того же Данте. Пусть и он сгорает от такого же неистового желания, каким пылает она.
Почувствовав на своих губах трепетные губы Эрики, Данте застонал от наслаждения. Ее восхитительное тело, тесно прижавшееся к нему, сводило его с ума. Он жаждал обладать этой обворожительной красавицей!
– Боже правый! – простонал Фаулер, чувствуя, как рука Эрики, скользнув за пояс брюк, прошлась по его бедру. – Ты просто колдунья! – Перемена, произошедшая в Эрике, показалась ему немыслимой. Еще несколько минут назад эта красотка держала его на почтительном расстоянии, а теперь беззастенчиво предлагает себя. Что ж, сейчас он ей докажет, что не прочь воспользоваться этим предложением. – Что ты со мной делаешь!
– Я подумала, что, быть может, тебе хочется видеть во мне искусительницу, которую ты рассчитывал встретить в борделе Нового Орлеана, – насмешливо сообщила Эрика, стаскивая с Данте куртку. – Признайся, ты ведь ждешь, чтобы я сама начала тебя соблазнять?
Ответить Данте не успел. Эрика принялась покрывать легкими поцелуями его поросший темными волосами живот, и у Фаулера перехватило дыхание. А нежные руки Эрики уже расстегивали пуговицы на брюках. Неужели это та самая женщина, которая потчевала каждого чересчур ретивого кавалера увесистыми ударами, воспользовавшись для этой цели первым подвернувшимся под руку предметом? Эрика – сама загадка. Никогда не знаешь, что от нее ожидать. Она ведет себя так, что ее то убить хочется, то сгораешь от вожделения, от неукротимого желания ею обладать. Она делает с ним что хочет, беззаботно играет его чувствами, и тем не менее он испытывает к этой темноволосой красотке дикую, безудержную, всепоглощающую страсть.
А груди Эрики между тем крепко прижались к груди Данте, и голова у него пошла кругом от исходившего от нее чарующего аромата. И Фаулер отдался на милость этой обворожительной девицы, своими сладостными поцелуями сводившей его с ума. Ничего другого ему не оставалось.
А Эрика чувствовала себя сейчас великой грешницей и всецело наслаждалась этой ролью. Впервые в жизни она сама соблазняет мужчину, причем мужчину, которого любит и страстно желает.
Когда Эрика, выскользнув из его объятий, оказалась наверху, Данте понял, что они поменялись ролями. Он поставил себе целью очаровать, обольстить эту своевольную девицу, а оказалось, что это она его совращает. А Эрика тем временем сняла с него всю одежду, и руки ее заскользили по его трепещущему телу. У Данте было такое ощущение, словно он качается на ласковых морских волнах, уносящих его куда-то вдаль. Руки Эрики прошлись по его поросшему жесткими волосами животу, и Фаулера охватила блаженная истома. Никогда прежде не доводилось ему испытывать такого восхитительного ощущения. Никогда еще ни одной женщине не разрешал он любить себя так. Только Эрике, только ей одной. Острое чувство наслаждения захлестнуло Фаулера, когда Эрика принялась в очередной раз осыпать нежными поцелуями и ласками его тело, играя на нем, словно опытный пианист, заставляя Данте отвечать на каждый поцелуй, на каждую ласку. У него перехватило дыхание, сердце неистово забилось в груди. Он не понимал где он, что с ним, жив он или мертв, а Эрика уверенно подводила его к черте, за которой скрывалось неописуемое наслаждение, которое ему уже довелось испытать той ночью в Новом Орлеане.
– Ты хочешь меня, ненаглядный мой красавец? – прошептала Эрика, легонько куснув ему губы. – Хочешь провести всю ночь в моих объятиях?
Она пользовалась его же словами, давая Данте понять, что ни в чем ему не уступит, ни в страсти, ни в искусстве обольщения.
– Какую же плату ты ждешь за эту сладостную муку? – прошептал Данте прерывающимся от желания голосом: обнаженная нога Эрики вдруг оказалась между его ног, заставив его содрогнуться от страсти.
Губы Эрики изогнулись в дьявольской улыбке, в голубых глазах мелькнули веселые искорки.
– Ты отдашь мне свое сердце, – проговорила она, проведя указательным пальцем по лицу Данте, словно выточенному из камня, потом по полным, чувственным губам. – Нам, колдуньям, золотые побрякушки ни к чему. Мне нужны твоя душа и твое сердце. Только тогда я буду довольна, когда ты отдашь их мне.
Данте голову бы дал на отсечение, что чудесному преображению этой красотки способствовал он сам, поскольку ему удалось устранить препятствия, которые Эрика усердно возводила с тех пор, как встретилась с ним на пароходе. Под маской напускной сдержанности скрывалась такая страстная натура, какой Данте еще не доводилось видеть. Если бы Эрика сейчас потребовала отдать ей весь мир, он с радостью бросил бы его к ее ногам.