И Сергей лихорадочно стал придумывать, что бы такое соврать, чтобы успокоить Склярова, заставить его поверить в то, что деньги чужие.
— Я, Григорий, тебе говорил, у меня знакомая есть, журналистка, она в газете объявление сможет напечатать. А газета солидная, банковская, ее читают те, у кого денег много. Я с ней переговорю, она мне многим обязана, непременно напечатает. И деньги найдутся, за неделю соберут, это я тебе обещаю.
Скляров смотрел на Дорогина и не верил.
— Ты меня просто успокоить хочешь?
— Нет, я тебе верно говорю. Ну вышло бы твое сообщение в выпуске новостей. Думаешь, в России люди богатые? Тоже от зарплаты до зарплаты перебиваются. Кому вообще зарплату по полгода не платят. Богатые, они наши каналы не смотрят, спутниковые только. Деньги есть лишь в больших городах — в Москве, в Питере, в Нижнем. А вот если по кабельному телевидению объявление запустить, которое только по городу идет, да не в программе новостей, а в какой‑нибудь эротической, ночной… Ее же смотрят те, кому рано на работу идти не надо, кто в свой офис только к обеду добирается, у них деньги есть. Я тебе обещаю, что за неделю деньги соберу. Это дело святое, тут даже бандиты отстегнуть могут.
— Не хотелось бы… бандитских денег, — вздохнул Скляров.
— Банкиры, бизнесмены, рекламщики сбросятся, предоставь это мне.
— Может, и дешевле операция обойдется, — вставила Тамара, поняв игру Дорогина. — - У нас друг хороший в Германии есть, врач. Он хирургов подыщет, клинику. Вы нам, Григорий, документы оставьте, мы ему перезвоним. За неделю он все решит.
По глазам Склярова было видно, что ему страшно расставаться с документами, но, с другой стороны, он понимал, это единственный шанс собрать деньги на операцию. Сам‑то он уже испробовал все способы, разве что на грабеж не пошел.
— Не бойся, отдай, — сказал Дорогин. Скляров покачал головой.
— Не знаю, хочу поверить, но не могу.
— Ты что, мне не веришь? — использовал запрещенный в споре прием Сергей Дорогин. — Я тебя когда‑нибудь обманывал или ты хоть одного человека назвать можешь, которому я слово дал и не сдержал?
— Нет? — после минутного раздумья сказал
Григорий Скляров.
— Я тебе обещаю, клянусь, что через неделю, самое позднее, через две привезу тебе деньги — двадцать пять тысяч или больше, все тридцать.
— Нет, больше не надо, — испуганно сказал Григорий, — пять у меня уже есть.
— Я договорюсь с Клаусом Фишером, он клинику найдет.
Наконец‑то Скляров разжал пальцы, и фотография вместе с документами оказалась в сумочке Тамары.
— Забудь, Григорий, обо всем плохом, занимайся неделю своими делами, сделай так, чтобы ты мог работу оставить на пару месяцев и вместе с внучкой в Германию поехать. Все будет хорошо.
— Верю, и в то же время…
— Никаких «в то же время», — резко оборвал Склярова Дорогин, — если я пообещал, значит, сделаю.
— Сергей, ты же мне ничем не обязан, я потом с тобой всю жизнь расплатиться не смогу.
— Не со мной, люди помогут. Всех моих трат будет — на машине к тебе смотаться и назад вернуться.
— Бензин я тебе найду.
И тут же Скляров понял, что сморозил глупость: говорит о бензине, который стоит копейки, когда ему обещают привезти двадцать пять тысяч долларов.
- Я не деньги тебе предлагаю, Григорий, я предлагаю тебе помощь, а она ни копейки не стоит. Ты бы мне наверняка помог?
— Все, что угодно, Сергей. Только ты запиши, кто дал.
— Зачем?
— Я по долгам рассчитаюсь. Раньше, позже, но деньги соберу и все до последнего цента отдам.
Сергей видел, что Скляров смертельно устал, и эта усталость стала видна в тот самый момент, когда Григорий поверил в реальность помощи, которую ему обещал Сергей Дорогин.
— Все будет хорошо, — приговаривала Тамара, глядя на готового заплакать сильного мужчину.
— Конечно, будет… — слова Григорию давались с трудом.
— Подожди меня секунду, я сейчас вернусь.
Дорогин подошел к милицейскому посту и немного нагло поманил к себе пальцем тщедушного сержанта. Тот нехотя повиновался.
— Послушай, парень, — вкрадчивым шепотом проговорил Дорогин, — ты сперва разберись, что за человек перед тобой, а уж потом говори ему обидные вещи.
— Я что, — растерялся сержант, — я таких, как он, по сто на дню вижу, они мне уже вот где сидят!
— Я тебе еще раз говорю, сперва разберись, а уж потом отвечай.
— Ну пустил бы я его, и что дальше?
— Ты, сержант, как‑нибудь в зеркало посмотрись. Стань и взгляни себе в глаза.
— Ты чего это на меня наезжаешь? — милиционер почувствовал, что перед ним стоит не провинциал, не уверенный в себе, чувствующий, что в столице он чужой, а человек, которому палец в рот лучше не класть, который ориентируется в Москве получше, чем рыба в воде.
— Я тебя, парень, предупредил, так что ты подумай, — и Дорогин, резко повернувшись, даже ни разу не глянув себе под ноги, спустился по коварной мраморной лестнице.
— Зря ты к нему пошел, — вздохнул Григорий, — потому как он на месте стоит. Я сам понимаю, что всех подряд сюда пускать нельзя.
— Тебе когда уезжать?
Скляров глянул на часы, старые, на потертом кожаном ремешке.
—- Через два часа поезд отходит.
— Давай завтра поедешь, а? Я на машине, у нас с Тамарой переночуешь, посидишь, поговорим.
— Не могу, меня встречать приедут.
— Позвони, скажи, на день задерживаешься.
— Мне тебе, Сергей, отказать трудно, но у людей, которые меня встречать приедут, телефона нет. Ты привык в городе жить, а я все больше в лесу.
— Согласен, что ехать тебе сегодня придется. Пошли отсюда. Если еще пару минут тут пробуду, то непременно тому сержанту морду набью, наглая она у него.
Дорогин подал руку, помогая Тамаре подняться, и шагнул к стеклянной двери. Придержал створку, пропуская женщину вперед.
— Зря я тебя встретил, — говорил по дороге Скляров. — Жил ты себе, хлопот не ведал, а тут я тебе на голову свалился. Теперь бегать тебе придется, знакомых беспокоить. Обязан им будешь, вроде бы как для себя просил, а потом они у тебя чего‑нибудь попросят. Деньги просто так никто не даст. Просьбами замучат.
— Не забивай себе голову, Григорий. Жизнь так устроена, что все чего‑нибудь другим должны. Прооперируют твою внучку, вернешься, мы с Тамарой к тебе приедем. Поохотимся, порыбачим.
— Это всегда пожалуйста, это не вопрос. Дети у вас небось уже большие, мальчик и девочка, как я помню?
Тамара только приоткрыла губы, чтобы сказать, но Дорогин тут же бросил на нее немой"взгляд, мол, не разочаровывай человека, пусть думает, что ты моя жена, та самая, о которой я рассказывал ему семь лет тому назад, пусть думает, что она и мои дети живы. Так будет легче всем — и мне, и ему.
— Да, большие уже, — рассеянно проговорил Дорогин. — Они уже и без нас недельку пожить смогут.
— Это сколько им уже?
Дорогин втянул голову в плечи. Он не мог представить своих погибших детей взрослыми, они так и остались для него маленькими.
— Дети быстро растут, — негромко проговорил он, отведя взгляд.
К счастью Дорогина, Скляров был настолько занят своими мыслями, что дальше в опасных расспросах не усердствовал.
— Не ждите меня, — попросил Григорий, когда машина остановилась у Белорусского вокзала, — тут небось за стоянку платить надо?
— Ерунда, копейки.
— Знаю я ваши московские копейки, — хмыкнул Скляров. — Тех денег, которые я у вас с утра на метро, на троллейбус, да на «хот дог» потратил, мне хватило бы у себя в лесу вместе с семьей месяц жить.
— Все познается в сравнении. Давай хоть попрощаемся нормально.
— Это как?
— Из машины выйдем, — усмехнулся Дорогин. Они выбрались из автомобиля. Мужчины обнялись, затем Скляров неловко пожал руку Тамаре.
— Боюсь я женщин, — честно признался он, увидев усмешку на губах Солодкиной.
— Неужели я такая страшная? Скляров смутился еще больше.
— Тамара, это меня ты уже ничем пронять не можешь, а Гриша человек свежий, к твоим выходкам не привык. Пожелай ему хорошей дороги, а то он потом ночь спать не будет, сомневаться начнет, не обидел ли тебя чем‑нибудь?