— И все-таки я сам поговорю с ними. Если они присоединятся к нам, тогда вместе решим, как подступиться к остальным.
Во время разговора Зог и я работали, драя щетками палубу, и возможность поговорить с Гамфором и Кироном предоставилась не раньше ночи. Оба отнеслись к плану с энтузиазмом, но ни один не счел, что у этого плана большие шансы на успех. Однако каждый из них заверил меня в поддержке. Мы нашли Зога и вчетвером полночи обсуждали детали. Мы отодвинулись в дальний угол помещения, служившего нам тюрьмой, и говорили шепотом, приблизив друг к другу головы.
Следующие несколько дней мы провели, набирая добровольцев — очень щекотливое занятие, так как все в один голос утверждали, что среди нас заведомо есть шпион. Каждого нового человека нужно было прозондировать окольными хитрыми способами, и было решено, что этой работой займутся Гамфор и Кирон. Я был исключен из вербовочной коллегии ввиду недостаточности моего знания надежд, амбиций и обид этих людей, их психологии. Зог исключался, потому что работа требовала гораздо большего ума, чем тот, которым он располагал.
Гамфор предупредил Кирона, чтобы тот не разглашал наш план ни одному заключенному, который чересчур открыто признавался в своей ненависти к тористам.
— Это старый трюк, которым пользуются шпионы, чтобы убаюкать подозрения тех, кого они подозревают в изменнических мыслях, и соблазнить их признаться своем отступничестве. Выбирай тех людей, о которых тебе доподлинно известно, что они недовольны, все время молчаливы и подавлены, — посоветовал он.
Я немного беспокоился, сможем ли мы управлять кораблем, если добьемся успеха и захватим его. Я обсудил этот вопрос с Гамфором и Кироном. То, что я узнал от них, если и не давало существенного успокоения, то, по крайней мере, проливало некоторый свет на мучавшие меня вопросы.
Амториане уже изобрели компас, подобный нашему. Кирон сказал, что это устройство всегда указывает на центр Амтор — то есть, на центр мифической круглой области, называемой Страбол, или Жаркая Страна. Для амторианских мореплавателей не существовало ни солнца, ни луны, ни звезд, так что они ориентировались исключительно по расчетам. Но они изобрели инструменты небывалой точности, способные определить сушу на больших расстояниях, точно вычислить это расстояние и направление к ней. Другие инструменты служили для определения скорости, пройденного пути и дрейфа. Был также измеритель глубины, посредством коего они могли записывать результаты зондирования дна в радиусе мили от корабля. Все их инструменты для измерения расстояний используют для достижения своих целей радиоактивность различных элементов.
Однако из-за их совершенно неверных карт ценность этих инструментов сильно снижается, потому что, вне зависимости от того, какой курс прокладывают капитаны и штурманы (если он только не лежит строго на север), корабли, движущиеся по прямой, всегда отклоняются к антарктическим областям. Амторианские моряки могут знать, что впереди лежит суша, и на каком расстоянии она находится, но никогда не могут быть уверены, какой именно это берег — разве только если путешествие было коротким и хорошо знакомым. По этой причине они курсируют в пределах видимости суши всегда, когда это возможно.
В результате путешествия, которые могли бы быть короткими, становятся гораздо длиннее. Другим результатом является то, что размах амторианских морских исследований сильно ограничен. Я думаю, даже в южной умеренной зоне существуют огромные области, которые не были открыты ни вепайянами, ни тористами. А о существовании северного полушария они и не подозревают. На картах, которые мне показывал Данус, значительные области не были помечены ничем, кроме единственного слова «джорам» — океан.
И все же, несмотря ни на что (а может быть, и благодаря этому), я верил, что мы справимся с управлением кораблем ничуть не хуже его теперешних офицеров. Кирон был со мной согласен.
— По крайней мере, мы примерно знаем направление, где находится Тора, — заметил он. — Все что нам остается сделать, это плыть в другом направлении.
По мере того, как наши планы созревали, мы все больше убеждались в осуществимости предприятия. К нам присоединилось уже двадцать заключенных, пятеро из них — вепайяне. Эту небольшую группу мы организовали в тайное общество с ежедневно менявшимися паролями, знаками и рукопожатием, которое было последним напоминанием о братстве в моем колледже в дни учебы. Мы также приняли название группы. Мы назвали себя Солдатами свободы. Я был избран вукором, или капитаном. Гамфор, Кирон, Зог и Хонан были моими старшими лейтенантами, хотя я предупредил, что, если мы успешно захватим корабли, вторым командиром после меня будет Камлот.
Наш план действий был разработан в деталях. Каждый человек точно знал, что от него потребуется. Одни должны были обезоружить дозорных, другие — отправиться в каюты офицеров, чтобы отобрать их оружие и ключи. Затем мы столкнемся с командой и предоставим тем, кто захочет присоединиться к нам, возможность сделать это.
Что же касается тех, кто не захочет… здесь я столкнулся с серьезной проблемой. Почти все Солдаты свободы хотели уничтожить тех, кто не присоединится к нам, и в самом деле, альтернативы вроде бы не было. Я все же надеялся, что смогу найти более гуманный способ, как с ними поступить.
Среди заключенных был один человек, который у всех нас вызывал подозрения. У него было злое лицо, но это было не единственной и даже не главной причиной наших подозрений. Он ежедневно устраивал образцово-показательные выступления о продажности и глупости тористских лидеров. Его было приятно слушать, но трудно было понять, почему его до сих не упрятали в карцер, тем более, что он не слишком скрывался, кладя охулки на правительство и партию. Мы внимательно наблюдали за ним, избегая его, когда возможно; и каждый член нашей группы был предупрежден, что с ним нужно разговаривать очень осторожно.
Этот человек, которого звали Энус, постоянно выискивал кого-нибудь из нашей группы и втягивал их в разговоры, которые мгновенно переводил на тему торизма и своей к нему ненависти. Он непрестанно спрашивал каждого из нас о других, всегда клевеща, что такой-то и такой-то наверняка шпион. Но, разумеется, мы ожидали чего-то вроде этого и заранее к этому подготовились. Этот тип мог подозревать нас сколько ему угодно. Пока у него не было против нас доказательств, я не видел, как он может нам повредить. Мне, воспитанному на Александре Дюма и Анне Радклиф, все это вообще казалось дурной пародией или игрой в солдатики. Каждые полчаса мне приходилось убеждать себя, что дело обстоит немножко серьезнее, и на карту, в общем-то, поставлены моя собственная жизнь и моя свобода.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});