много, как хотелось бы, — тот покачал головой, — До вчерашнего дня в городе было два центра силы. Армия Де-Марье и святое воинство Ордена. В распоряжении лорда, не считая младшей знати, сейчас находится две сотни профессиональных бойцов и ещё две сотни ополченцев. А вот святое воинство здесь, куда как скромнее, чем в Деммерворте. Всего семь дюжин человек под командованием пяти рыцарей. Здешние клирики предпочитают перо и пыльные книги, мечу и арбалету. Однако влияние в городе у них немалое. Ну и вчера…
— Да, я в курсе уже про большой отряд. Получается, у нас сейчас три центра силы. Один нам враждебен и хочет нас всех убить, по возможности. Второй вроде как должен поддерживать закон и порядок, но… Может закрыть глаза на подобные разборки. Особенно если они будут где-нибудь в тёмной подворотне. И орден. Дельрин имеет там кое-какое влияние, так что клириков мы можем перетянуть на свою сторону. Но тогда придётся отказаться от магии.
— Выбор, честно говоря, такой себе, — покачал головой Тур, не отрывая глаз от жены, которая сидела и молча гладила Трухляша. В последнее время Бъянке начало становиться получше. То ли потому, что здоровяк перестал напиваться в стельку и начал уделять ей больше внимания, то ли прошлое потихоньку её отпускало, и время само лечило душевные раны, — Прямо скажем — не очень.
— Ну… Другого у нас нет, — пожал плечами Роберт, — Можно было бы договориться ещё со здешним преступным миром. Но из-за сильного лорда он тут прямо скажем, не процветает. Да и вообще не представляет из себя единую силу. Самые крупные банды давно уже выдавили в окрестные леса, а от мелких карманников или грабителей толку немного. Только имя себе испортим зазря.
— Значит придётся зарабатывать авторитет и выходить на местную знать, — кивнул я, подводя итог этой части бесседы. Всё опять сводилось к тому, что нам как можно быстрее надо было закрывать текущий контракт и брать новый. А не бухать, — Ладно, Вернон, теперь ты. По поводу отравления есть что сказать.
— Кроме того, что ты идиот? — поинтересовался лекарь, выкладывая на стол тубус, — Ну что тебе ещё сказать. Не делай так больше.
— А если серьёзно? — я тяжело вздохнул, пытаясь ему намекнуть, что подобные шутеечки сейчас не особенно уместны.
— А если серьёзно, то вскрывать чехлы с приказами этой самой волчьей гильдии смертельно опасно, — Вернон развернул к нам тубус раструбом, — Обратите внимание, что с внутренней стороны в каждый такой чехол вставлен небольшой бутылёк. Его крышка привязана ремешком к крышке тубуса. И когда вы её открываете, вы волей-неволей выпускаете наружу пары яда, в народе называющегося «дыхание смерти». Жуткая штука. Одного вдоха достаточно, чтобы человек попросту разучился дышать. Поэтому перед открытием такого футляра следует принять противоядие. В нужной дозировке, которую я, к сожалению, не знаю. Да, и открывать его следует строго вертикально. Яд, попавший на бумагу, разъедает чернила, поэтому после неудачного вскрытия прочитать приказ будет практически невозможно.
Мда уж. А хитрую систему безопасности эти засранцы у себя накрутили. Не такие уж они и идиоты. Да и я не такой уж умный, раз попался на столь бесхитростную уловку. Чтож. Лишнее напоминание о том, что противников лучше переоценить, чем недооценить. Жаль только, что приказы пропали. Похоже, рано или поздно, нам придётся брать какого-нибудь языка, чтобы выяснить у него планы врага. Касательно нас, да и вообще.
— Ладно, а… — задать вопрос я уже не успел. Дверь с грохотом распахнулась и внутрь ввалился один из моих ребят. Виг. Неуверенной походкой он сделал два шага, поднял руку, вроде как, в приветственном жесте, пробормотал что-то невнятное, а затем с грохотом повалился на пол. Сразу за ним в комнату ввалились ещё двое парней. Они волокли по полу увесистый пивной бочонок. Волокли его, громко скребя торцом по полу. На то, чтобы повалить бочку на бок и просто покатить её, соображалки уже не хватало. Не, ну в принципе правильно. Круглое — неси, квадратное — кати. Эхх… Не встретился я с армейским дебилизмом в реале, вот теперь приходится навёрстывать в цифре.
— О, к… капитан. А ты шо это… Ик… Тут делаешь? — поинтересовался один из них, подняв на меня взгляд.
— Не важно, что он сейчас делает, — глубокомысленно заметил второй, — Важно… Что он будет делать потом, — парень сделал небольшую паузу, смерил меня мутным взглядом, и, наконец, выдал, — Он… будет… пить!
Ответить ему я не успел. Следом за этими двумя в комнату, с трудом протиснувшись сквозь узкую дверь, ввалилась сразу троица. Освальд и Дирк, по всей видимости, немного проспавшись, решили продолжить веселье и вели за собой какую-то девицу. Лямки платья давно уже сползли с её плеч, обнажив приятно прыгающую грудь. А по неуверенной походке и раскрасневшимся щекам можно было сделать вывод, что либо, кто-то из этих двоих обладает ну просто богатырским ху… кхм… Здоровьем. Либо девушка уже тоже изрядно заложила за воротник. На нас они не обратили никакого внимания. Парни кое-как доползли до стульев и сели, а девушка подошла к столу, прямо напротив Айлин и попыталась на него забраться. Вышло не очень. Вместо того, чтобы встать на столешницу, она легла на неё, свалив кружку с водой, и начала елозить по мокрому дереву грудями, пытаясь подняться на ноги. Парни же с большим интересом наблюдали за этим действом. Только Болек начал что-то ворчать, а затем схватил со стола книгу с чернильницей и с удивительной для себя прытью выскочил из комнаты. Айлин посмотрела сначала на девушку, которую, похоже начинало тошнить, а затем перевела страдальческий взгляд на меня.
Впрочем, тут и без её намёков уже было всё понятно. Военный совет на сегодня закончен. В таком бардаке мы вряд-ли что обсудим.
— Ладно, господа и дамы, — кивнул я, поднимаясь со стула, — Все свободны. Постарайтесь до вечера не пить. Нам с вами ещё в карауле стоять.
Уговаривать их долго не пришлось. Тур с Бъянкой тут же встали и быстрым шагом покинули комнату. Следом за ними вышел и Вернон. Только Роберт остался сидеть на своём месте, с большим интересом наблюдая за тем, как девушка пытается подобрать юбки, оголяя тем самым не только верх, но и другие интересные места. Ну ещё и Айлин продолжала зачем-то сверлить меня своим страдальческим взглядом.
В ответ на него я