Трое из выставленных для охраны лагеря четырех часовых, как только услышали выстрелы, вернулись в лагерь, но один из них все не появлялся. Исчез Мох-ав, сын вождя шошонов. Его имя на языке этого племени означает «москит», и стало быть, юный индеец получил его, вероятнее всего, за храбрость и великолепное владение ножом, от которого погиб уже какой-нибудь противник.
Один из самых храбрых воинов вызвался найти его и получил разрешение на это. Он лег в траву и через несколько секунд растворился в ночи. Вскоре он вернулся назад с ружьем Москита. Тут уж ни у кого сомнений не осталось — с сыном вождя что-то случилось.
Старик накоротке посоветовался с самыми авторитетными воинами, и этот совет решил: палатка, где находились пленники, должна охраняться особенно бдительно, лошадей следует привязать к кольям в непосредственной близости от лагеря, но выступать, пока они не узнают точно, с кем имеют дело, было бы неразумно. Надо дождаться утра, по крайней мере.
Пока шошоны пребывали в замешательстве, Олд Шеттерхэнд и Виннету позаботились о том, чтобы оба пленника, а вождь к тому времени пришел в себя, не смогли издать ни звука, после чего краснокожие вели себя совершенно спокойно и хранили молчание. Над лесом зависла безмятежная тишина, если не считать время от времени раздававшегося в траве приглушенного стука копыт.
— Мои братья должны знать, что этот стук означает, что шошоны собирают всех своих лошадей. Они привяжут их около палаток и ничего не предпримут, пока не начнется день, — пояснил Виннету. — Мы можем идти.
— Да, пора возвращаться, — согласился Олд Шеттерхэнд. — Мы, конечно, не станем ждать до утра. Черный Олень вскоре должен узнать, у кого он в плену.
Охотник направился к пленникам, которые лежали на некотором удалении от остальных и не могли слышать, что происходило вокруг. Шеттерхэнд еще не знал, что его добыча гораздо ценнее, чем даже он мог предположить. Он поднял с земли Черного Оленя, взвалил его на плечи и вместе с ним стал взбираться наверх. Виннету нес Москита, а остальные последовали за ним.
Любому другому было бы просто не под силу подняться вверх по крутому горному склону, покрытому стеной леса, да еще с такой ношей и в такой темноте. Но для этих двоих друзей, казалось, нет ничего невозможного.
Оказавшись наверху, они нашли все в полном порядке — Вокаде с честью исполнил свой долг.
Длинный Дэви тут же начал распускать лассо, приговаривая:
— Давайте-ка сюда этих парней! Сейчас мы привяжем их друг к другу.
— Нет! — остановил его Олд Шеттерхэнд. — Нам нельзя здесь оставаться.
— Но почему? Вы думаете, нам здесь грозит опасность?
— Вот именно.
— Хо, шошоны сами не хотят никаких столкновений.
— Это я знаю так же хорошо, как и вы, мастер Дэви. Но мы сначала должны переговорить с вождем, а может быть, и с другими его воинами. А значит, придется вынуть кляпы у них изо рта, но как только мы это сделаем, они тут же заголосят изо всех сил.
— Мой брат прав, — заметил апач. — Виннету был сегодня здесь, когда следил за шошонами. Он знает другое место, где можно остановиться, и оттуда крики шошонов не будут слышны их воинам.
— Нам нужно развести огонь, — добавил Олд Шеттерхэнд. — Там это возможно?
— Да, тогда привяжите пленников к лошадям!
Этими словами вождь апачей дал понять, что пора двигаться. Шошонов быстро привязали к животным, и маленький отряд тронулся в путь через густой лес с Виннету во главе. До рассвета было еще далеко.
Само собой, продвигались они вперед крайне медленно, шаг за шагом. Спустя полчаса проложили расстояние, на преодоление которого днем ушло бы, пожалуй, минут пять. Тут апач остановился.
Пленники пока не догадывались, в чьи руки они попали. Оба разведчика, пойманные первыми, в темноте не могли видеть, что появились еще двое пленных. Последние, разумеется, ничего не знали о судьбе разведчиков, а вождь к тому же и понятия не имел, что он здесь со своим сыном, и тот тоже не предполагал, что схвачен вместе с отцом.
Чтобы не нарушать это неведение, после того как пленников сняли с лошадей, их снова изолировали друг от друга.
Олд Шеттерхэнд считал, что Черный Олень не должен знать, как силен противник, в руках которого он оказался. Поэтому он решил вести переговоры с вождем один, с глазу на глаз.
Остальным пришлось удалиться. Как только они ушли, охотник собрал валявшиеся вокруг сухие сучья, чтобы разжечь огонь.
Они находились на маленькой лесной полянке шириной всего лишь в несколько шагов. Это и было то самое место, которое еще сегодня днем апач присмотрел и оценил, насколько оно удобно для скрытого лагеря. Лишнее доказательство того, что Виннету обладает настоящим талантом ориентироваться в любой незнакомой местности.
Поляна со всех сторон была окружена деревьями, между которыми папоротник и заросли терновника стояли сплошной стеной и не позволяли свету костра проникнуть за ее пределы. С помощью панка Олд Шеттерхэнд легко запалил хворост, а потом томагавком быстро нарубил толстых высохших веток с окружавших его деревьев про запас. Костер предназначался только для освещения. И потому он был невелик.
Шошон, лежа на земле, мрачно глядел на приготовления охотника. Когда Олд Шеттерхэнд закончил свое дело, он подтащил пленного к огню, усадил его и вытащил кляп изо рта. Индеец ни единым звуком, ни единым движением не показал, что испытывает облегчение. Для индейца позор — выдать кому-то свои мысли или чувства. Олд Шеттерхэнд сел напротив него, с другой стороны, и стал внимательно изучать противника.
Тот был, судя по мускулистой фигуре, очень силен, носил охотничий костюм из бизоньей кожи традиционного индейского покроя без каких-либо украшений. Только в швы были вплетены человеческие волосы, а на поясе висело около двадцати скальпов, правда, они были не то чтобы целые, а лишь хорошо препарированные, величиной с пятимарковую монету куски кожи с макушек поверженных врагов, оно и понятно, для целых у него просто не хватило бы места. Из-за пояса торчал нож, который у него никто не отбирал.
Его лицо не было разрисовано, но три красных шрама на щеках сразу бросались в глаза. С каменным лицом сидел он, уставившись в огонь, не удостоив белого даже взглядом.
— Токви-тей не носит боевой раскраски, — начал Олд Шеттерхэнд. — Почему же тогда он ведет себя враждебно по отношению к мирным людям?
Вождь не удостоил его ни ответом, ни даже взглядом. Поэтому охотник продолжил:
— Наверное, вождь шошонов от страха стал немым, раз не может ответить на мой вопрос?
Охотник прекрасно знал, как в подобных случаях ведет себя индеец. Результат сказался незамедлительно: пленник метнул в сторону белого полный гнева взгляд и проговорил: