Наконец, голова моя отяжелела, и я заснул.
XVIII
Ha следующий день, рано утром, я переехал в Сергиевский дворец. Великий Князь Димитрий Павлович, увидев меня, очень удивился, так как был уверен, что я уехал накануне в Крым.
Я сообщил ему о своем аресте и о решении переселиться к нему, в виду осложнившихся обстоятельств и возможности всяких репрессий в отношении нас обоих. Рассказал я ему также о всех своих встречах и разговорах. Великий Князь, в свою очередь, передал мне во всех подробностях, как он провел свой день накануне и как вечером отправился в Михайловский театр, откуда ему пришлось уехать, так как его предупредили, что публика собирается устроить ему овацию. По возвращении из театра домой, он узнал, что в Царском Селе его упорно считают одним из главных участников убийства Распутина. Тогда он позвонил по телефону Императрице Александре Феодоровне, прося его принять, но она наотрез отказалась его видеть.
Побеседовав еще немного с Великим Князем, я прошел в отведенную мне комнату, послал за газетами и стал их просматривать, ища откликов печати на совершившееся событие. Но в газетах ничего не было, кроме краткого сообщения о том, что «в ночь с 16-го на 17-ое декабря убит старец Григорий Распутин».
Утро прошло спокойно, но около часа дня, во время нашего завтрака, командующий Главной Квартирой, генерал-адъютант Максимович, позвонил по телефону и заявил Великому Князю, что он, по повелению Императрицы, арестован и просил его не покидать своего дворца. При этом генерал Максимович обещал вскоре приехать сам для объяснений.
Великий Князь после этого разговора вернулся в столовую очень расстроенным.
– Феликс, – сказал он мне, – я арестован по приказанию Императрицы Александры Феодоровны... Она не имеет на это никакого права; только Государь может отдать приказ о моем аресте.
Пока мы обсуждали этот вопрос, приехал генерал Максимович. Его провели в кабинет Великого Князя. Когда Великий Князь к нему вышел, генерал встретил его следующими словами:
– Ее Величество просит Ваше Высочество не покидать вашего дворца...
– Что же это, значит, арест?
– Нет, это не арест, но Ее Величество все-таки настаивает, чтобы Вы не покидали Вашего дворца.
Великий Князь повышенным голосом ответил:
– Я вам заявляю, что вы имеете в виду меня арестовать. Передайте Ее Величеству, что я подчиняюсь Ее приказанию.
Простившись с генералом Максимовичем, Великий Князь вышел из кабинета.
В течение дня Великого Князя Димитрия Павловича по очереди посетили все члены Императорского Дома, находившиеся в тот момент в Петербурге. Они все были взволнованы арестом Великого Князя и превышением власти со стороны Императрицы Александры Феодоровны, которая приказала лишить свободы члена Императорской Фамилии на основании только одного предположения о его причастности к убийству Распутина.
В этот день Великий Князь получил телеграмму от Великой Княгини Елисаветы Феодоровны из Москвы, где тоже связывали мое имя с исчезновением Распутина. Зная мои дружеские отношения с Великим Князем и не подозревая, что и он является одним из участников уничтожения «старца», Великая Княгиня просила его в своей телеграмме передать мне, что она молится за меня и благословляет мой патриотический поступок.
Эта телеграмма сильно нас скомпрометировала. Протопопов перехватил ее и снял с нее копию, которую послал в Царское Село Императрице Александре Феодоровне, после чего Императрица решила, что и Великая Княгиня Елисавета Феодоровна является тоже участницей заговора.
Телефон у нас звонил непрерывно, причем чаще всех звонил Великий Князь Николай Михайлович и сообщал нам самые невероятные сведения.
Он заезжал к нам по несколько раз в день, делая вид, что все знает и стараясь нас поймать на каждом слове. Выискивая разные способы узнать всю правду, он притворился нашим сообщником, в надежде, что мы по рассеянности как-нибудь проговоримся.
Он не удовлетворялся одними разговорами по телефону и постоянными посещениями нас, но принимал еще самое живое участие в поисках трупа Распутина. Одевшись в доху и подняв воротник так, чтобы его невозможно было узнать, он разъезжал на извозчике по островам в надежде напасть на какой-нибудь след.
В один из приездов к нам, он, между прочим, рассказал, что Императрица Александра Феодоровна определенно считает нас обоих виновниками смерти Распутина и требует нашего немедленного расстрела, но все удерживают Императрицу от такого решения; даже сам Протопопов советует обождать приезда Государя из Ставки. Государю послана телеграмма и Его ждут со дня на день.
В тот день, когда Великий Князь Николай Михайлович объявил нам эту новость, М. Г. сообщила мне не менее тревожное известие о том, что на нас обоих готовится покушение, и советовала принять меры предосторожности. Оказалось, что накануне она была невольной свидетельницей того, как на квартире Распутина двадцать человек его самых ярых сторонников поклялись за него отомстить.
Этот день был особенно утомительным и для Великого Князя и для меня, и мы были рады, когда все наши посетители уехали.
Было трудно в присутствии посторонних все время держаться настороже, сохранять полное хладнокровие и стараться своим спокойным отношением к событиям и слухам рассеивать подозрения о нашей причастности к убийству Распутина.
Оставшись одни, мы долго разговаривали и обменивались впечатлениями.
Я еще никогда до сих пор не видел Великого Князя Димитрия Павловича таким простым и сердечным. Весь ужас пережитого оставил глубокий след в его чуткой душе, и я был счастлив находиться около него в эти тяжелые минуты и разделять с ним его вынужденное одиночество.
XIX
Ha другой день, 19-го декабря, утром, Государь приехал из Ставки.
Сопровождавшие Его рассказывали, что, после получения известия о смерти Распутина, Он был в таком радостном настроении, в каком Его не видали с самого начала войны.
Очевидно, Государь сам почувствовал и поверил, что, с исчезновением «старца», с Него спадут тяжелые оковы, которые Его связывали и которых Он не имел сил с себя сбросить. Но лишь только Он возвратился в Царское Село, как Его душевное состояние резко изменилось, и Он снова оказался всецело под влиянием окружающих.
В городе по-прежнему носились всевозможные слухи. Ими жили все слои общества сверху до низу, им верили и очень волновались.
Известие о нашем предстоящем расстреле дошло до рабочих больших заводов и вызвало среди них сильное брожение. На своих собраниях они постановили спасти нас и устроить нам негласную охрану.
Хотя мы и были в положении арестованных и, кроме членов Императорской Фамилии, в Сергиевский дворец никого не пускали, наши друзья и знакомые, тем не менее, к нам пробирались. Приходили также офицеры разных полков, которые заявляли, что их части, как один человек, станут на нашу защиту. Они находились под сильным впечатлением совершившегося события и предлагали Великому Князю разные планы решительных действий, на которые он, конечно, не мог согласиться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});