всегда сознавал это. Различным народам нашей империи от Кира до нашего нынешнего просвещенного монарха Артаксеркса во многом позволялось жить, как они привыкли, они платили Великому Царю лишь ежегодный налог, а он, в обмен, обеспечивал законность и порядок. Хуаню удалось убедить варваров далекого Цинь, что хотя когда-то был золотой век, когда люди жили свободно, как им нравится, век этот кончился тогда, — как он любил эту фразу! — «когда стало слишком много людей и мало всего».
В действительности Китай населен негусто, и многие богатые земли пустуют. Кроме полудюжины городов со стотысячным населением, вся страна представляет собой обнесенные каменными стенами деревни, разбросанные меж двух рек. Большая часть страны покрыта лесами, особенно на западе, а на юге расстилаются джунгли, как в Индии. Вследствие этого, если не считать дисциплинированных и полностью контролируемых жителей Цинь, китайцы очень склонны к перемене мест.
Если хозяйство смоет наводнением, крестьянин с семьей просто забирает свою соху и дедовский очаг и переезжает в другое место, где все начинает сначала, платя дань новому господину.
Самые главные путешественники — это ши. Ни в греческом, ни в персидском языках нет соответствующего слова, как и нет такого сословия. Чтобы понять, что такое ши, нужно понять всю китайскую иерархическую систему.
На вершине находится император, или Сын Неба. Одно время таковые были и, возможно, будут еще, но сейчас его нет. Сказав это, я вдруг осознал, как умны китайцы, пользуясь языком без прошлого, настоящего и будущего. Ниже императора располагаются пять уровней знати. Самый высокий уровень — гуны. За редким исключением вроде сумасшедшего Шэ-гуна они соответствуют своему титулу и иногда в самом деле правят государством, что делает их равными нашим царям и тиранам, признающим Великого Царя своим владыкой и источником власти. Каждый гун, в теории, получил власть от Сына Неба, которого не существует. Если бы таковой был — то есть кто-то осуществлял бы гегемонию над Срединным Царством, — им бы стал скорее всего Чжоу-гун, прямой потомок императора Вэня, некогда установившего свою гегемонию. Циньский гун, потомок сына Вэня, грубого У, определенно бы не стал императором.
Старший сын гуна — хоу, и после смерти отца он сам становится гуном, если не случается слишком распространенного несчастья. Другие сыновья гуна тоже могут быть хоу, но пока старший или второй сыновья носят этот титул, остальные получают следующий, более низкий, а их сыновья — следующий и так далее до титула нань. В течение шести или семи веков с установления гегемонии Чжоу появились десятки тысяч его потомков. Они не имеют ранга и являются ши, то есть обладают лишь одной наследственной привилегией: они могут отправляться на войну в собственной колеснице — если могут таковую себе позволить.
В последние годы развелось немало ши. Эти не слишком знатные люди, они — повсюду. Одни служат чиновниками, как у нас евнухи, другие — офицерами в войсках, третьи учительствуют. Есть и такие, кто посвящает себя поддержанию в чистоте религиозных обрядов, сохраняющих гармонию между небом и землей, как зороастрийцы. И наконец, именно ши осуществляют повседневное управление почти всеми китайскими государствами, служа тем потомственным государственным чинам, которым удалось отнять у гунов если не божественное право, то, по крайней мере, реальную власть.
Дороги Китая забиты честолюбивыми ши. Если кому-то из них не удается занять пост, скажем, министра полиции в Лу, он едет в Вэй, где его служба может быть оценена администрацией выше, чем дома. Человеческая извращенность такова, что обычно чем дальше ши уезжает от дома, тем больше имеет шансов получить работу.
Поэтому-то тысячи ши постоянно куда-то переезжают. При этом они стремятся поддерживать между собой тесные связи и образуют из себя некое Срединное Царство. Вместо Сына Неба имеется десять тысяч ши, которые и управляют Китаем, и хотя тамошние государства постоянно друг с другом воюют, ши зачастую способны смягчать свирепость своих хозяев — за исключением государства Цинь, где они если и имеют, то очень малое влияние на Хуаня и других деспотов в совете.
И наконец, в иерархическую систему введен новый элемент. Теперь там есть категория, известная как «благородный муж». Благородным мужем может стать всякий, если придерживается небесных правил, — но это не совсем простое занятие. Я коснусь этих правил, когда буду рассказывать об Учителе Куне, или Конфуции, как его тоже называют. Ему приписывают введение понятия «благородный муж», пригодного для ши и вряд ли для кого еще.
Пока Хуань принимал прошения и выслушивал жалобы, мы с Шэ-гуном разрабатывали план побега.
— Вам нужно сбрить бороду. — Шэ-гун притворился, что восхищается перьевой ширмой. — Мы оденем вас в женское платье. Вы поедете со мной как наложница.
— Белая наложница?
— Шэ-гун их больше всего любит, это известно всему миру. — Его рассмешила собственная мысль. — Но так ничего не выйдет. Вам нужно затемнить лицо. Я пришлю вам грим, которым пользуюсь сам. И конечно, понадобится вуаль.
— Вашу свиту будут осматривать.
Я знал суровую стражу, охранявшую не только городские ворота Яна, но и заставы по всему Цинь. Люди всегда старались обойти слишком рациональные правила Хуаня.
— Они не посмеют! Я родственник их монарха. Но если посмеют…
Шэ-гун сделал понятный повсюду жест, означающий взятку.
Неожиданно рядом возник Хуань. У него был дар возникать повсюду. Я часто представлял его тенью быстро несущегося облака.
— Почтенный владыка… досточтимый посол! Я вижу, вы восхищаетесь моей ширмой.
— Да, — как ни в чем не бывало ответил Шэ-гун. — И я хотел объяснить вашему гостю значение ее рисунка.
Я взглянул на ширму и впервые действительно увидел ее. Там были изображены восемь черных дроздов на фоне грозового неба.
— Вы должны знать его значение. — Хуань обернулся ко мне. — Нет ничего, чего бы Шэ-гун не знал о нашей правящей фамилии, которая является и его фамилией.
— Совершенно верно. Прадед последнего всежалостливого был дедом моего дяди. Его звали Пин. Однажды к нему пришли несколько музыкантов с севера и сказали, что знают всю музыку, когда-либо исполнявшуюся при дворе императора У. Пин-гун не поверил. Да и как поверить? Всем известно, что большая часть музыки истинного двора Чжоу либо безнадежно испорчена, либо полностью забыта. Он так и сказал им. Но старший из музыкантов — который не был слепым, и это подозрительная деталь, потому что всякий настоящий музыкант должен быть слепым, — так вот, он сказал: «Мы докажем, что можем приблизить небо вплотную к земле!» И они начали играть. Музыка была какой-то странной, потусторонней. Потусторонней, но не небесной. Откуда-то появились восемь черных дроздов и стали танцевать на террасе перед дворцом. Тут