— Не могу выразить словами, как мне понравились цветы, принц…
— Можете называть меня Фредерик, мадам.
— Хорошо, принц Фредерик. Не могу выразить словами, как мне понравились цветы, хотя могу себе представить, что вас привела в замешательство утренняя заметка в «Империал». Надеюсь, вы не думаете, что я настолько некультурна, что предала вашу заботливость огласке?
— Это была не заботливость. — Принц широко улыбнулся, блеснув большими здоровыми зубами, и Пенелопа сразу поняла, что именно такой комплимент она хотела услышать. Нос принца был крупнее, чем у Генри, и Пенелопа предполагала, что причина тому королевская кровь. — Знаете, дорогая, на континенте, когда мужчина — настоящий мужчина — видит что-то красивое, что он жаждет получить, он не тратит время на замешательство, а просто выказывает свой интерес. Вот и все, что я сделал.
В груди Пенелопы расцвела приятная жизнерадостность, и девушка улыбнулась, медленно, но уверенно, адресуя улыбку ему одному. Она уже забыла, каково это: флиртовать с незнакомым мужчиной. Во время прогулки они держались на безопасном расстоянии друг от друга, разве что локоток Пенелопы устроился на сгибе руки принца.
Соприкосновение их рук стало для Пенелопы неким волшебством, словно намекая на то, что принц желал касаться её не только рукой.
— Так значит, вы настоящий мужчина? — слегка шутливо спросила Пенелопа.
— Мне жаль, если при нашем… знакомстве вы посчитали меня не таким, — в столь же беззаботной манере ответил он. — Но уверяю вас, с этого дня вам больше не удастся спутать настоящего мужчину с кем-то менее надежным.
Они обошли ещё одно скопление антикварных диванов и алебастровых торшеров и развернулись обратно в направлении вестибюля. Полуденный свет играл на высоких скулах Пенелопы и блестящих волосах смелого гостя. Пенелопа невольно улыбнулась и, оглянувшись, поняла, что у порога гостиной стоит Генри. Он остановился в дверях и в своем коричневом костюме и почти такой же, как у принца, шляпе казался портретом в дверной раме из красного дерева.
— Как нам повезло, что нас посетил гость, способный не только очаровывать, но и наставлять, — сказала она, глядя на Генри, но обращаясь обольстительным шепотом к принцу. — Я искренне желаю, чтобы ваше общество доказало, что я не заблуждаюсь.
Принц отвел взгляд от Пенелопы, посмотрел на силуэт в холле и сразу же понял, в чем дело, но не ослабил руку, на сгибе которой покоился локоток Пенелопы, и никоим иным образом не попытался отстраниться от спутницы. Они находились возмутительно близко друг к другу для замужней женщины и мужчины, который, по слухам, ухаживал за французской аристократкой.
— Но зачем мне вести себя столь безрассудно? — ответил принц как раз перед тем, как Генри надвинул шляпу на лоб и тронулся с места.
Пенелопа повернулась лицом к гостю и медленно, со смыслом подмигнула ему.
— Не думаю, что вы на это пойдете, — сказала она и завела его в тихий уголок, где можно было говорить, не опасаясь чужих ушей, но и света было достаточно, чтобы принц в полной мере оценил её красоту. Устроившись там и приняв напитки из рук ливрейного лакея, Пенелопа лениво предложила: — Знаете, сегодня вечером мой свекор устраивает прием в честь моего мужа, который только что вернулся из армии. Может быть, придете и докажете мне, что далеко не безрассудны?
Глава 19
О, Кони-Айленд, летняя безопасная отдушина для горожан, неистовая игровая площадка для взрослых, где не существует запретов, и люди всегда показывают свои истинные лица…
Из колонки главного редактора «Нью-Йорк Таймс», понедельник, 16 июля 1900 годаМолодая пара спустилась с высокого перрона и влилась в толпу, бредущую по Сёрф-авеню к деревянной набережной. Они выглядели обыкновенной парой: юноша в коричневом костюме из тонкой шерсти и соломенной шляпе и девушка в белой приталенной рубашке и длинной темно-синей юбке. Единственное, что отличало их от прочих визжащих загорелых любителей развлечений — короткие волосы девушки, но их сложно было заметить под частично скрывавшей лицо соломенной шляпкой. Пока они не вышли на набережную, девушка держалась чуть позади, но едва ступив на дощатый променад, юноша развернулся и обнял спутницу за талию.
— Я соскучилась, — прошептала Диана, прикусывая нижнюю губу от нахлынувших на неё чувств. Встреча с Генри показалась ей столь сладкой после несправедливой разлуки. — Без тебя мне невыносимо.
— Это чересчур, — сухо ответил Генри. Но тут же рассмеялся и подхватил Диану под мышки, подняв её в воздух и закружившись вместе с ней. — Думаю, я с ума схожу, — добавил он, почти крича. — Я так по тебе соскучился!
Но никому на Кони-Айленде не было дела до ещё одной влюбленной парочки, потерявшей голову от любви, и любая возможность выдать себя потонула в визге, раскатах смеха, скрипе карусели и далеком рокоте прибоя. Воздух был теплым, несмотря на солоноватый ветерок, и вскоре Генри снял пиджак и расстегнул верхние пуговицы рубашки. Сейчас молодые люди находились вдалеке от гостиных Манхэттена.
День только начинался, и какое-то время у Дианы и Генри голова шла кругом. Они прокатились на карусели — Генри крепко держал Диану перед собой, пока механические лошади неслись по кругу, — а затем отправились предаваться простым развлечениям.
Диана успела проехать через всю страну, но её сердце все равно замирало, а глаза распахивались от диковинок, увиденных здесь. Они с Генри посмотрели в калейдоскоп, затем увидели бородатую женщину, татуированного мужчину, карлика и великана. Позже сели под полосатым тентом выпить пива с жареными моллюсками. Они смотрели друг на друга счастливыми глазами, в которых плясали солнечные блики, и в блаженном молчании наслаждались любимым обществом.
— Как бы я хотел проводить так каждый день, — спустя некоторое время сказал Генри.
Женщины в оборчатых купальных костюмах щеголяли обнаженными лодыжками, словно это в порядке вещей, привлекая свист и ленивые одобрительные улыбки совершенно не кажущихся возмущенными джентльменов с подкрученными вверх длинными усами. Диана протянула руку и коснулась кончиками пальцев подбородка Генри, любимой части его тела. Со времени их последней встречи он побрился, и теперь его кожа казалась по-девичьи мягкой, что шло вразрез с нарочито нахмуренными бровями.
— Почему бы и нет? — с легкостью в голосе отозвалась Диана.
— Потому что у тебя самая строгая мать во всем Нью-Йорке… — начал Генри, поднимая бутылку пива и чокаясь с Дианой.