Юсуф бен-Моктар оказался весьма влиятельным лицом – племянником и любимцем самого Асада ад-Дина, столпа веры, избранника Аллаха. Пленение Юсуфа испанцами повергло всех в глубокую скорбь, а недавнее избавление вызвало бурное ликование. Обретя свободу, он не забыл о соседе по веслу, к которому сам Асад ад-Дин проявил величайшее любопытство. Превыше всего в этом мире старый корсар ценил настоящих воинов; по его собственному признанию, ему еще не приходилось видеть равных этому рослому рабу и наблюдать что-либо подобное тому, как он сражался своей смертоносной цепью. Юсуф сообщил ему, что на этого человека снизошла благодать Аллаха и в нем уже живет дух истинного мусульманина; иными словами: плод созрел и ждет руки пророка.
Когда сэр Оливер, вымытый, надушенный, облаченный в белый кафтан и тюрбан, благодаря которому он казался еще выше, предстал перед Асадом ад-Дином, ему объявили, что если он готов вступить в ряды правоверных дома пророка и посвятить силу и мужество, дарованные ему Аллахом, утверждению истинной веры и мщению врагам ислама, то его ожидают слава, богатство и почести.
Из всей пространной речи, произнесенной с восточной витиеватостью, в смятенную душу сэра Оливера запала одна лишь фраза о мщении врагам ислама. Он чувствовал, что враги ислама – его враги, и не скрывал от себя, что воздать им по заслугам было бы для него чрезвычайно соблазнительно. Не забывал он и о том, что в случае отказа принять веру пророка его вновь ждет весло, но уже на мусульманской галере. За шесть месяцев он сполна изведал прелести этого занятия, и теперь, когда его отмыли и дали почувствовать себя нормальным человеком, возвратиться к веслу было бы свыше его сил. Мы видели, с какой легкостью сэр Оливер отрекся от религии, в лоне которой был воспитан, и перешел в католичество – к немалому для себя разочарованию, как выяснилось впоследствии. С неменьшей легкостью, но с несравненно большей выгодой перешел он в ислам. Более того, он устремился в лоно Магомета с некоей страстью, чего и в помине не было при его первом отступничестве.
Как мы уже имели возможность убедиться, еще на борту испанской галеры сэр Оливер пришел к выводу, что в его время христианство превратилось в зловещую карикатуру, от которой мир необходимо избавить. Однако не следует полагать, будто разочарованность нашего джентльмена в христианстве зашла так далеко, что он уверовал в неоспоримое превосходство ислама, и будто его обращение к Магомету было чем-то большим, нежели простая видимость. Оказавшись перед необходимостью выбирать между скамьей гребца и кормовой палубой, веслом и саблей, он без колебаний сделал единственно возможный в его положении выбор, гарантирующий ему жизнь и свободу.
Вот так сэр Оливер был принят в ряды правоверных, тех, кого в райских кущах ожидают шатры, разбитые в садах с неосыпающимися плодами среди молочных, винных и медовых рек. Он стал кайей, или лейтенантом, на галере, которой командовал Юсуф, и в добром десятке сражений проявил такую храбрость и находчивость, что имя его вскоре стало известно всем пиратам Средиземного моря. Месяцев через шесть в бою у берегов Сицилии с одной из галер Религии – так назывались суда мальтийских рыцарей[62] – Юсуфа смертельно ранили в тот самый момент, когда победа уже была за корсарами. Он умер час спустя на руках сэра Оливера, назначив его своим преемником и приказав всем беспрекословно подчиняться ему до возвращения в Алжир, где паша изъявит свою волю.
Паша без колебаний утвердил сэра Оливера капитаном галеры, бывшей прежде под командованием Юсуфа. С этого дня его стали называть Оливер-рейсом,[63] но вскоре своей доблестью и неистовством он заслужил прозвище Сакр-аль-Бар, или Морской Ястреб. Его слава быстро росла и, перелетев за море, достигла берегов христианского мира. Еще через некоторое время Асад сделал его своим лейтенантом, то есть вторым лицом в алжирском флоте. По существу, сэр Оливер выполнял функции главнокомандующего, так как Асад старел и все реже выходил в море. Вместо него и от его имени в походы отправлялся Сакр-аль-Бар, чьи мужество, ловкость и удача были столь велики, что он никогда не возвращался с пустыми руками.
Все свято верили, что на нем почиет благодать Аллаха, избравшего его своим орудием для прославления ислама. Асад ценил и уважал своего лейтенанта, и со временем уважение переросло в любовь. Разве мог этот ревностный мусульманин иначе относиться к тому, кого сам Всевышний отметил своей милостью? Никто не сомневался, что, когда Аллах призовет к себе Асада, наследовать ему должен Сакр-аль-Бар. Таким образом, Оливеру-рейсу было бы суждено, став пашой Алжира, пойти по стопам Барбароссы, Окьяни и других христианских отступников-корсаров, сделавшихся князьями ислама.
Несмотря на некоторую враждебность, порожденную его молниеносным возвышением, – о чем будет сказано в свое время, – Сакр-аль-Бар лишь однажды подвергся опасности утратить свое могущество. Через несколько месяцев после возведения в ранг капитана он как-то утром зашел в зловонную тюрьму для рабов в Алжире и увидел довольно большую группу соотечественников. Он приказал снять с них оковы и выпустить на свободу.
Когда паша призвал его к ответу за дерзкий поступок, сэр Оливер прибег к высокомерию, как единственному средству спасти положение. Он поклялся бородой пророка, что коль скоро должен обнажать саблю Магомета во имя ислама на море, то нести эту службу он намерен в соответствии со своими правилами, одно из которых – никогда не направлять оную саблю против соотечественников. Он заявил, что ислам ничего не потеряет, так как за каждого освобожденного им англичанина он обратит в рабство двоих испанцев, французов, греков или итальянцев.
Сакр-аль-Бар добился своего, но с условием, что поскольку пленные рабы являются собственностью государства, то, желая лишить его таковой, он должен выкупить их. Тогда он сможет распоряжаться ими по своему усмотрению. Так мудрый и справедливый Асад устранил возникшее затруднение, и Оливер-рейс благоразумно склонил голову пред его решением.
С той поры Сакр-аль-Бар покупал и отпускал на волю всех привезенных в Алжир рабов-англичан и находил способ отправить их домой. Правда, это ежегодно обходилось ему в солидную сумму, но богатства его быстро росли, и он вполне мог позволить себе подобную подать.
Читая «Хроники» лорда Генри Года, можно прийти к выводу, что в водовороте новой жизни сэр Оливер совсем забыл свой корнуоллский дом и любимую женщину, которая с такой готовностью поверила, что он убил ее брата. Этому веришь, пока не дойдешь до описания того, как однажды среди пленных английских моряков, привезенных в Алжир его лейтенантом Бискайном аль-Бораком, сэр Оливер встретил корнуоллского юношу из Хестона по имени Питт, с отцом которого он был знаком.