- Скоро мы приедем?
- Да.
- Насколько?
- Стоит ли спрашивать что-либо у того, кому не доверяешь?
- Да, если это единственный источник информации.
- Ты уверена, что именно это имела в виду? Готова слушать заведомо искаженную информацию, лишь бы тебе хоть что-нибудь говорили?
- Сейчас тебе нет смысла врать, ведь я увижу - правду ты говоришь или нет.
- Но увидишь ты это не сейчас, поэтому, что бы я не сказала, ты ещё долгое время можешь оказаться во власти заблуждения. К тому же пространство вещь относительная и что для тебя огромное расстояние, для меня всего лишь промежуток времени, коего у меня теперь очень много.
- Ты просто пытаешься меня запутать. Через сколько мы будем в городе детей? Если, конечно, мы туда едем.
- Нет, не туда. Мы будем дома к рассвету. Тебе там понравится, ты же не хотела быть королевой, вот и не будешь.
Елизавета на некоторое время смутилась, боясь говорить следующую фразу, но в итоге всё же решилась и негромко, но твёрдо произнесла:
- Я передумала, я хочу быть королевой, и даже согласилась пройти испытания. Давай вернёмся во дворец, восстания же не было. В лесу искали нас?
- Да, восстания не было, и искали нас. Но во дворец я тебя не могу отвезти, Илорен не может защитить тебя. То, что ты сейчас со мной, а не с ним подтверждает это. Да тебя бы растерзали, если бы не я. Ты просто ужасно неблагодарная. Ты не ... я... У меня есть своя башня, она затеряна в лесу и там никто не живёт. Когда-то там бытовал одинокий рыцарь, но не долго, очень скоро он стал паломником и никогда не возвращается. В ней мы будем прятаться первое время.
Лиза очень пожалела, что не может смотреть в глаза Урсулы, способные выдать ложь. Она перестала выпытывать и снова погрузилась в мрачные раздумья. "Опять какая-то ересь и как она не любит Илорена, почти как Терхенетар королев. Но ко мне ведьма добра. Хоть это, верно, оттого, что знала, какого мне придётся здесь. Может в книге об этом написано. А может это затеяли потому, что раз мир и без свадьбы ожил, то меня можно запрятать где-нибудь на всю оставшуюся жизнь".
Тем временем Урсула снова пустила лошадь в галоп и, не замедляла ход до рассвета, алой полосой занявшегося над миром. С первыми лучами, веда свернула в лесную чащу и повезла их тропинкой через заросли. Когда деревья расступились, открывая перед взором высокую башню, окружённую цветущим садом, у Лизы захватило дух от красоты этого места. Круглое пятиярусное строение из белоснежного камня, оканчивающееся крытой галереей, с которой просматривалась вся округа, начиналось глухой высокой стеной без малейшего признака украшений, даже бойниц не было в них, но эта скупость была возмещена верхней частью. На первый взгляд даже казалось, будто здание было, подобно резиденции, сделано разными людьми, но всё же это изначальное решение архитектора задумало его таким.
- Его ремонтировали недавно?
- Нет, здесь никто не бывает. Просто всё становится ярче и моложе после межсезонья, но только снаружи.
- Кто-нибудь знает, что ты здесь живёшь?
- Нет, тем более что я здесь не живу, а бываю. Все веды живут в городе детей, кто-то должен смотреть за ними. У нас здесь нет ни жилья, ни ремесла, как у других. Конечно, мы можем уйти, но никто не станет иметь с нами дела, каждый встречный будет презирать отступницу.
- Но вас же не могут знать в лицо повсеместно.
- Если кто-то из нас пропадёт, то приметы и портреты оповестят о тебе даже самые неизведанные уголки. Одна из нас сказала Терхенетар, что не хочет ползать по лесу в поисках бесполезного сена, которое она выдает за целебные травы, чтобы запугивать полудохликов, верующих в своё бессмертие. Тогда Госпожа Ведьма предложила ей выполнить всего лишь одно условие, после чего та становилась абсолютно свободной жительницей королевства и могла идти, куда ей хочется. Этим условием было облиться отваром, приготовленным ведами специально для этого случая, в центре столицы. Это будет её освобождением от долга. И, знавшие её как веду, после обряда не станут корить её отступничеством.
Урсула замолчала и какое-то время они ехали молча, освещённые заспанным дымчатым рассветом. Он лениво потягивался бесконечными лучами во все стороны света и проникал на эту аллею, усыпанную розоватыми лепестками, слетающими с ветвей редким, но непрекращающимся дождём. Когда до конца дорожки оставалось уже немного, Урсула остановила лошадь и спешилась.
- Что было дальше с той ведой, она согласилась? - спросила Лиза, тоже слезая с седла.
- Да, она согласилась, но не без внутренней дрожи, конечно. Ты, наверное, уже поняла, что здесь нельзя быть уверенным ни в чём, хотя, как и везде, я думаю. Она, в назначенный час явилась на главную площадь и перед ней поставили кувшин с зеленоватым отваром. Мы все кинули по веточке той травы, которую должна собирать, по уговору, каждая из нас. Моей является полынь, она самая нужная в зельях. Самра, так звали ту девушку, медленно подняла кувшин над головой и на некоторое время замерла в нерешительности. Терхенетар громко предложила ей остаться среди нас, говорила, что мы не можем отпустить её с теми знаниями, которыми наделили, имея в виду, конечно, знания о мире людей, с которыми все мы попали сюда, поэтому память о прошлом покинет её. Но, услышав эти слова, Самра громко рассмеялась и назвала Терхенетар шарлатанкой, а потом громко произнесла, чтобы слышали все на площади: " Смотрите, как я развенчаю первый миф нашего Мира - миф о могуществе Госпожи Ведьмы, я сейчас вылью на себя это деревенское варево, и со мной ничего не случится. А затем, я расскажу вам о других глупых сказках, которыми пичкают вас правители. " Самра облилась нашим зельем и стала такой, какой ты видишь её теперь.
Смотревшая до сих пор себе под ноги, Елизавета, на последних словах, подняла взгляд и увидела молодую девушку, чья голова - единственное, что выглядывало из вороха грязных, потрёпанных одежд, была совершенно лишена волос. Большие, утомлённые бессонницей, глаза с янтарной радужкой в сердцевине покрасневших белков, отстранённо смотрели на Лизу, а кожа имела изумрудный оттенок из-за того, что все вены в её организме светились этим ярким, переливающимся на солнце, цветом. Но это видение заинтересовалось гостьей лишь на мгновение, затем подошла к Урсуле и зашелестела в буквальном смысле этого слова. Из уст Самры исходил звук, полностью копирующий шум листвы на ветру, характер которого менялся в зависимости от той эмоциональной окраски, которую она хотела придать своей речи. Закончив говорить, она трогательно раскинула в стороны руки и, видимо непривычные, уголки губ несколько раз дёрнулись, прежде чем вымучили робкую полуулыбку на её красивом, несмотря на наказание, лице. Урсула умилённо сморщилась и, крепко обнимая бывшую соратницу, сказала:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});