Читать интересную книгу Сами по себе - Сергей Болмат

Тема застегнул молнию и подошел к зеркалу. Он открыл кран. За спиной у себя он увидел вдумчиво отразившегося высокого роста, атлетического телосложения мужчину в черном костюме. - Слушай, пацан, - сказал мужчина деловито, - если я тебя еще один-единственный раз рядом с этой девушкой увижу, я тебя пополам разорву. Понял? Тема не ответил. Вопрос не укладывался у него в голове. Он подумал, что мужчина его с кем-то перепутал и дружелюбно, извиняя ошибку, улыбнулся. - Ты понял или нет? - переспросил мужчина с выражением раздраженной озабоченности на темном лице. - С какой именно девушкой? - спросил Тема, оборачиваясь. - И кто вы, вообще-то, такой? Мужчина - один из телохранителей Харина - недовольно помолчал. Они стояли теперь друг напротив друга, лицом к лицу на расстоянии метра, Тема на голову ниже своего собеседника и килограммов на пятьдесят легче. В тишине слышно было, как холодная вода хлещет из крана, наполняя Тему до краев омерзительным ознобом. - Слушай, ты, клоун, - с нарочитой приветливостью сказал телохранитель, ты ведь знаешь, с какой девушкой, правда? - Нет, - сказал Тема, понимая, что по всем правилам он, вместо того, чтобы осторожно объясняться, должен был бы, не раздумывая долго, хотя бы один раз попытаться засветить недоброжелательному незнакомцу по физиономии. - Я пришел сюда с одной девушкой, а встретился здесь с другой. - Меня не интересует, с кем ты сюда пришел, - сказал телохранитель. - Ты отлично знаешь, ублюдок недоразвитый, про кого я говорю. Беременная девушка. Ты понял меня, или нет? Телохранитель оглянулся и Тема увидел, что вокруг, отчужденно наблюдая, молча стоят несколько человек. Один из них, коренастый мускулистый парень в черной майке, курил и с дружеским любопытством поглядывал на Тему. Телохранитель шмыгнул носом и провел отлично поставленную серию ударов: в лицо, в живот, снова в лицо, по печени, в грудь, слева в лицо, в солнечное сплетение. Тема даже руки поднять не успел. Телохранитель бил резко, но несильно, рассчитывая удары так, чтобы Тема, по возможности, не потерял сознания. Кафельные стены опрокинулись и потолок соскользнул в сторону. Мимо лица промелькнули чьи-то черные ботинки и Тема ткнулся физиономией в мокрые белые квадраты. На мгновение он ощутил себя в незнакомой, скомпонованной из отдельных неотчетливых фрагментов, реальности, в пространстве без объема и перспективы, в мире без тяжести. В следующую секунду он почувствовал, что ему нечем дышать. Он скорчился на полу, напрягаясь, чтобы глотнуть воздуха. Парень в черной майке одобрительно посмотрел на телохранителя и скрылся в кабинке. Мало-помалу Тема пришел в себя. Телохранитель пнул его носком ботинка в спину. - Ну, - сказал он и наклонился, - ты думаешь, я в этом вашем сортире пидорском до утра торчать собираюсь? - Он схватил Тему за волосы и оторвал его от пола. - Я жду, - он отпустил Тему, - ты будешь отвечать, или нет? - А, - сказал Тема. - Что "а"? - спросил телохранитель. Он снова наклонился, расставил ноги, сжал кулак и согнул руку, демонстративно целясь Теме в лицо. - Что "а", козел?! Что "а"?!! Я спрашиваю, ты понял меня, или нет?! Это было очень трудно сделать, однако Тема в последнюю секунду сумел сообразить, что сейчас его лицо будет разбито, как секундомер молотком, вдребезги. - Понял, - сказал он, как мог. - Не слышу, - сказал телохранитель. - Понял, - повторил Тема. - Ну, вот, наконец, - брезгливо сказал телохранитель. Он выпрямился, отряхнул брюки, одернул пиджак, посмотрел на себя в зеркало, поправил узкий черный галстук и пригладил тщательно зачесанные волосы. Оторвавшись от зеркала, он оглянулся, плюнул на Тему, перешагнул через него и вышел из туалета. - Чистая работа, - сказал кто-то. - Обычный боксер, - ответил другой голос, - таких, теоретически, резать надо сразу, без разговоров. Время, - секунда, две, двадцать секунд, две минуты, десять, одиннадцать, двадцать, двадцать с половиной минут, полчаса, еще полчаса, час, - прошло постепенно. Тема ходил по кабинету Антона с маринованным огурцом в руке. Поначалу нижняя челюсть у него не хотела открываться настолько, чтобы еда могла пролезать в рот, но потом за ухом что-то громко щелкнуло и челюсть задвигалась как раньше. Кроме того, у него еще иногда двоилось в глазах, болела грудь и во рту было так горько, что ему приходилось постоянно отплевываться и полоскать рот. Синяков на лице у него, как это ни странно, не было, однако нос распух и нижняя губа кровоточила изнутри. Зубы все, по счастью, остались на своих местах, и ни один из них даже как будто бы не шатался. - Мне пистолет нужен, - сказал Тема, подводя итоги дня. - у тебя есть пистолет? - Зачем? - спросил Антон. Вера сидела рядом с ним на тахте и смотрела на экран. - Это что? - поинтересовалась она, указывая пальцем. - Десять тысяч только на представительские расходы? Машинальным жестом, одновременно роясь в разложенных на столе документах, Антон отвел ее руку от экрана. - Ты давно дрался в последний раз? - спросил Тема тоном опытного полемиста. - Неделю назад, - сказал Антон. - С кем? - С нотариусом. - И кто кого? - Ничья, - ответил Антон печально. Он открыл нижний ящик стола, покопался, вынул из ящика пистолет, хотел кинуть его Теме, но потом передумал и положил пистолет на край стола. Тема взял пистолет. С пистолетом в руке он молча походил по кабинету и неожиданно выстрелил. Вера вскрикнула от неожиданности. Антон закончил печатать и обернулся. Слева от книжного шкафа он увидел в стене небольшую аккуратную дырку, вокруг которой все еще расплывалось облачко штукатурки. В комнате вкусно запахло порохом. - Он что, заряжен? - спросил Тема, недоуменно разглядывая пистолет. Потом он подошел к стене и внимательно осмотрел отверстие, дунул в него, отмахнулся от вылетевшей пыли и сунул в отверстие мизинец. - Теплая, сообщил он довольным голосом. Он обернулся к Антону. - Дырка, это ерунда. Он вынул палец, подошел к шкафу с другой стороны и подвинул его сантиметров на двадцать так, чтобы шкаф закрывал дырку. Антон ждал. - Ну вот, - сказал Тема и отошел в сторону. С другой стороны шкафа обнаружилась другая, точно такая же дырка. Тема оглянулся на Антона. Антон отвернулся и, нахмурившись, уставился на экран. Несколько раз попытавшись поговорить с Антоном о тонкостях большого бизнеса и потерпев решительную неудачу, Вера вызвала такси, попрощалась и уехала. - Ты веришь в Бога? - спросил Антон Тему, когда Вера ушла. - Понимаешь, - сказал Тема, - чтобы верить в Бога, мне точно нужно знать, что его не существует. А как я могу?.. - Я понял, - прервал его Антон, - я имел в виду, скорее, бессмертие. - Я ничего в этом не понимаю, - ответил Тема, подумав. - Пока ты живой, ты бессмертный, - добавил он на всякий случай. Вчера утром в спальню привезли мебель. Собранные, но не расставленные еще по местам, черные шкафы, тумбочки и полки выступали из комнатного сумрака как острова мертвых у Беклина. Антон по-прежнему спал в кабинете, около стола, и Тема расположился на огромной кровати, в которой он чувствовал себя одиноким путником, уютно замерзающим в заснеженной степи. Занавесок на окне не хватало и по потолку время от времени проезжали наискосок удлиняющиеся угловатые отсветы автомобильных фар. У соседей за стеной шло веселье и женщины смеялись так пронзительно, будто пленку с их голосами прокручивали вдвое быстрее, чем следовало. Когда он улегся, голова у него еще слегка побаливала, но вскоре прошла. Он снова вспомнил: "См.гл.2ВСПОМИНАЛсначала:"С грохотом"ТРРРРР"вылетают"включилаулыбаласьХрустят=ИТД\END". Воспоминание выпало мгновенно, как пакет сладостей из автомата, плотно упакованное в прозрачные слова, испещренные мешаниной ярких иероглифических картинок. Он пригляделся, нашел предусмотрительную стрелочку с пунктиром и, основательно повозившись, разорвал упаковку пополам. Все высыпалось. Марина стояла, наклонившись над хромированным тостером, и ждала, когда выскочат гренки. Ее детский профиль был, на фоне цветастой, непрерывно колышущейся занавески, нежно промыт разбавленной тенью. Она улыбалась, когда он с удовольствием посмотрел на стопку поджаристых гренок, украшенную неподвижным потеком прозрачного меда. Он предусмотрительно подцепил гренком бесконечно текущую внутри самой себя медовую нить и с хрустом откусил. Он съел почти все, когда вспомнил, как голубоватая рябь озноба разбегается по коже от укуса холодной резиновой присоски и как взвизгивают пронзительные иглы энцефалографа, царапая на разлинованной бумаге свои повторяющиеся автографы. Он еще раз просмотрел эту сцену. Потом еще раз. Перед завтраком он взял из деревянной бочки, которую держал в лапах деревянный медведь, двадцать долларов, полученные Мариной за участие в модном показе. Потом какая-то незнакомая пружина неожиданно распрямилось внутри него, и он ударил ее. Удовольствие от удара: он попал точно и кровь сразу же двумя струйками вытекла у Марины из носа. Приятно ударить слабого. Ее лицо из мимолетного шедевра моментально превратилось в кровоточащий телесный сгусток. Она посмотрела на него обиженно и недоуменно, поднесла руку к лицу и отвернулась, но он успел увидеть, как слезы потекли у нее по щекам. С удовольствием, вспомнил он, с удовольствием успел увидеть, как слезы потекли у нее по щекам. А что же, интересно узнать, случилось с этой пружиной сегодня вечером в клубном туалете? Тема беспокойно повернулся под одеялом. Он вспомнил сегодняшний разговор с Мариной. Он вспомнил позавчерашний разговор с ней по телефону. Женщина, подумал он, взрослая женщина, разговаривающая с ребенком. Он представил себе себя в разрезе: механизм высотой сто восемьдесят сантиметров, внутри которого в маленькой кабинке с экранами сидит за пультом управления злобный зародыш. Он представил себе, как механизм останавливается, падает, распадается на части. Другие механизмы, маленькие, юркие растаскивают эти части в разные стороны. Он остается один в темноте, розовый, жалкий, отчаянно трепыхающийся младенец. Проходит три миллиарда лет. Триста миллиардов лет. За это время всякое может случиться. Навстречу по улице идет Марина. Кто держит ее под руку? Мокрый младенец? Или солнечный бог элегантный, улыбающийся, рассказывающий смеющейся девушке античный анекдот? Только если ничего не случится за эти триста миллиардов лет, подумал Тема, кроме исчезновения планет и звезд в одной непроницаемо черной точке, которая, в свою очередь, еще через триста миллиардов лет окончательно растворится в окружающем вакууме, состоящем, видимо, из исчезающих точек, - только если нет никакой Марины, нет Антона, нет мужчины в туалете, нет сумрачной спальни, квадратов света на потолке, голосов на улице, запаха новой мебели в ночном воздухе, а есть только разнообразная сложная пульсация одинокой жизни в скобках небытия, и плохое тогда ничем, кроме названия, не отличается от хорошего, - только тогда можно понять удовольствие от жестокости, потому что удовольствие произвольно может следовать за гневом точно так же как голод, зависть или испуг, поскольку эмоции тогда ничего не значат, кроме житейских перемен как таковых, изменений, без которых жизнь просто останавливается, и Неожиданно Тема сел в постели. В животе у него вспыхнул фейерверк, и он даже рот открыл, чтобы выдохнуть нестерпимый жар. Он захотел сейчас, сразу же, сию секунду позвонить Марине и рассказать ей, какое он ничтожество. Едва только он подумал об этом, как за стеной зазвонил телефон. Тема вскочил и, голый, побежал в кабинет. В кабинете горел свет. Антон сидел на тахте и обескураженно смотрел на пустую базу, на которой полагалось находиться телефонной трубке. Он поискал вокруг себя и не нашел. Он заглянул под стол. Звонки продолжали доноситься откуда-то из абстрактных глубин квартиры. Тема, неловко шлепая босыми ногами по полу, побежал на кухню. В конце концов совместными усилиями им удалось определить источник сигнала: перед возвращением Темы Антон поднимался на антресоли за лампочкой и оставил трубку наверху. Они расставили стремянку, и Антон с философской неторопливостью вскарабкался и отыскал трубку. - Это тебя, - сказал он после паузы. - Але, - сказал Тема кротко. - Приветствую, - послышался незнакомый мужской голос. - Ничего, я не поздно? Это Никомойский Элем. - А, - сказал Тема, - добрый вечер. - Вы папку у нас позабыли, - сказал Никомойский, - но не в этом дело. Мы открываем поэтические четырехмесячные курсы. Записать вас? - Я, вообще-то, решил больше никогда стихов не сочинять, - сказал Тема насколько возможно равнодушно, но прозвучало это заявление все равно обиженно-трагически, как отречение коронованной особы, оглашенное перед депутацией озирающихся по сторонам пьяных пролетариев. - В качестве вступительного экзамена все записавшиеся, - не слушая Тему, говорил Никомойский, - должны сочинить короткое рекламное стихотворение на заданную тему. Сможете? - Попробую, - ответил Тема после паузы. - Попробуйте, - напористо поддержал его Никомойский, - ваша тема тогда будет, - он пошелестел бумагами, - минуточку. А, вот: чистящее средство "Василиск". Для металлических поверхностей. Понимаете? Плиты, раковины. - Понимаю. - Запишите: Ва-си-лиск. Данте, помните: "спина, покрытая изысканным узором..." - и так далее. Восьмистишие, размер произвольный. Срок исполнения - неделя. - Хорошо, - сказал Тема, - я попробую. - Отлично, - сказал Никомойский, - тогда до связи. Вы нам позвоните или лучше мы вам позвоним? - Все равно, - сказал Тема. - Мы вам позвоним, - решил Никомойский. - Спокойной ночи. В середине ночи Тема набрал Марину. После нескольких гудков включился автоответчик. Тема помолчал и выключил телефон.