В характере, в лице лорда Чарда было нечто такое, что давало ей повод воспринимать его как спасительную гавань, куда она могла укрыться от рева бушующих волн за ее пределами. Пока он оставался здесь, она была в безопасности! Сколь бы ни было это ощущение далеко от истины, подсознательно оно упорно не желало ее покидать, в то время как рассудок внушал ей прямо противоположное…
— Я понимаю, — сказал он мягко, — и не стану заставлять вас делать что-либо против вашей воли. Можете ли вы пообещать мне одну вещь, Леона?
— Какую?
— Если вы снова окажетесь в опасности, если демоны, которые только что привиделись вам во сне, снова будут преследовать вас, вы обратитесь ко мне. Я спасу вас, клянусь вам. — Голос его замер, и затем, так как Леона ничего не ответила, он продолжал:
— Вы согласны дать мне слово, что позволите мне прийти вам на помощь?
— Мне хотелось бы ответить вам» да «, — прошептала Леона, — но я боюсь, что, сказав сегодня ночью одно, завтра я буду думать совсем другое.
— Сейчас так просто беседовать друг с другом, не правда ли? — спросил лорд Чард. — Я не могу видеть вашего лица, но знаю, что вы здесь. Я ощущаю каждый вздох, срывающийся с ваших полуоткрытых губ, и вдыхаю аромат ваших волос, всегда напоминающий мне запах роз, Леона!
На мгновение она прикрыла глаза. Это было похоже на чудо — она словно грезила наяву в темноте. До сих пор, если ей случалось удостаиваться комплиментов в свой адрес, ее первым побуждением было развернуться и убежать, потому что они исходили от Лью Куэйла. Его колкие, насмешливые слова, сопровождавшиеся зловещим огоньком в глазах и чувственным изгибом губ, внушали ей безотчетный страх. Но то, что происходило сейчас, было совсем иным. Это было то, о чем она мечтала иногда, сидя в кресле одна долгими зимними вечерами, — возможность чувствовать рядом с собою близкого по духу человека и слышать его голос.
— Когда вы вошли сюда этой ночью, — продолжал лорд Чард, — в моем воображении представал ваш облик. Я засыпал под звуки вашей музыки, все еще звучащей у меня в ушах. Знаете ли вы, как много вы сказали мне своей музыкой, Леона? Вы поведали мне о своем одиночестве здесь, в этом огромном пустом замке, и о том, какими волшебными образами вы населили его в своих мечтах. Я словно увидел вас простирающей руки навстречу жизни, такой полной и разнообразной, какой мне никогда не доводилось испытать, хотя пришлось немало путешествовать по всему миру.
Леона внимала ему, сидя спокойно, словно завороженная. Теперь девушка сознавала, что, когда она играла для него, она действительно пыталась выразить все то, что накопилось у нее в душе. И он понял! Никогда прежде она бы не поверила, что на всем свете существует хотя бы одно живое существо, способное понять ее сокровенные мысли.
Лорд Чард глубоко вздохнул.
— А теперь вам пора вернуться к себе в комнату, — промолвил он, голос его был серьезен и полон невыразимого внутреннего волнения, которое она не могла себе объяснить. — Я был бы рад задержать вас здесь и беседовать с вами, но знаю, что не могу себе этого позволить по причинам, чтобы постигнуть которые, вы, вероятно, слишком молоды.
— Я в состоянии вернуться и сама, — поспешно отозвалась Леона.
Его слова отрезвили ее, словно ушат холодной воды.
Она как будто плыла по течению, убаюканная мягкостью и доверительной теплотой его голоса. Только теперь она вспомнила о Лью Куэйле. Успел ли он покинуть замок! Или, быть может, у него хватит глупости ждать в расчете на то, что Хьюго отошлет ее обратно к нему?
— Я сейчас же пойду к себе, — сказала она. — И вашей светлости нет смысла меня сопровождать. Со мною все будет в порядке.
Она поднялась на ноги и тут же услышала, как он откинул одеяло и слез с противоположной стороны кровати.
— Нет, пожалуйста… я лучше… дойду одна, — пробормотала Леона дрожащим, нерешительным голоском.
Ей было трудно скрыть свой испуг, и, судя по всему, он почувствовал это, поскольку поспешно надел халат, который перед тем, должно быть, бросил поперек кресла, и к тому моменту, когда она уже была у двери, настиг ее.
— Я пойду с вами, — бросил он, и, так как Леона понимала, что ей больше нечего было возразить или предпринять, она открыла дверь и шагнула в коридор.
Свечи в канделябрах уже догорели, и вместо них путь освещал только слабый, тусклый свет зари, пробивавшийся сквозь незанавешенное окно. Босиком ступая по ковру, Леона улавливала слабый шелест скользившего за нею шлейфом шелкового покрывала, которое она все еще придерживала на груди, воскресивший в ее памяти движения змеи.
» Неужели я стала предательницей? — промелькнуло у нее в сознании, и затем девушка начала молиться про себя с неистовой энергией, исходившей, казалось, из самых заветных глубин ее души:
— Только бы комната оказалась пустой! О господи, только бы комната оказалась пустой!«
Она не оборачивалась, чтобы ненароком не встретиться взглядом с идущим позади лордом Чардом. Только когда они подошли к двери ее спальни, он выступил вперед и приоткрыл ее, давая Леоне войти.
Какое-то мгновение девушка боялась взглянуть перед собой, но потом обнаружила, что ее горячие мольбы не остались без ответа. Лью Куэйл исчез, и сверкающие рулоны шитых серебром и золотом дорогих тканей тоже куда-то пропали. Можно было подумать, что его появление на самом деле не более чем сон, если бы не ее белая шаль, лежавшая на полу бесформенной грудой складок — очевидно, она выпала у него из рук, — и две еще горевшие тонкие свечки на столике у кровати, куда он поставил их, чтобы они освещали принесенные им подарки.
— Вы сами видите, милорд, что здесь никого нет, — сказала Леона с ноткой облегчения в голосе. — Я же говорила вам, что это был всего лишь дурной с-сон.
— Действительно, никого, — подтвердил лорд Чард слегка мрачноватым тоном, как ей показалось.
Он подошел к окну, отдернул занавески и осмотрелся вокруг. Она заметила, как он окинул беглым взглядом комнату, подмечая каждую деталь обстановки, как будто подозревал, что тот, кого он искал, мог скрываться в тени платяного шкафа или за туалетным столиком.
Тут она впервые взглянула на него и обнаружила, что со слегка растрепанной со сна шевелюрой и без модного высокого галстука он выглядел намного моложе и не столь внушительно. Его парчовый халат с широкими манжетами и воротником из голубого бархата контрастировал с белым, украшенным оборочками воротничком ночной сорочки. На мгновение у нее создалось впечатление, что в его облике было что-то трогательное, почти мальчишеское. Затем она вспомнила о возложенном на него поручении и, сделав над собой усилие, произнесла: