и деревьев, что-то мастерили, разводили костры, умиротворяя комаров и сжигая всякую нечисть.
Сорочинского не стало.
Оказалось, что построил он дачу из казённых материалов за счёт государства. Дача до сих пор стоит заколоченная, с неё соскребли замысловатые излишества в виде балкона и лесенок. Я с печалью гляжу на этот домик и всякий раз вспоминаю его бывшего хозяина. Мы, пожилые, отходчивы и незлобивы. А часто и равнодушны, прав генерал.
Жене представилась возможность поехать на курорт. «Горящая» путёвка в пансионат. Она решительно отказалась.
— Может быть, ты поторопилась, Клавочка? — спросил я. — Тебе не мешает отдохнуть.
Она покачала головой.
— Лидочке надо помочь, она совсем умаялась с ребёнком. Да и тебя оставлять...
— А что значит — меня? Я вполне...
— Вот и хорошо, что вполне. Я очень рада. Мне показалось, что история с тем Сорочкиным...
— Нет, ничего.
Клавина тревога не лишена оснований. Я чувствую себя всё хуже. Меня шатает, порой тошнота подступает к горлу. Со мной творится нечто необъяснимое. Правда, никакого страха я не испытываю. Не из тех я парней, что ноют или заискивают перед той, которая неизбежно скрипнет калиткой.
Но Клава заметила. Ах, эти женщины! Она глядела в оба, и я читал в её глазах настороженность, если не страх. Она щедро снабжает меня разными таблетками по рецептам врачей. Всё чаще освобождает от забот о внуке, но я этого не хочу и дважды в неделю неукоснительно вожу его на уроки английского.
— Может быть, мы продадим сад?
— Зачем?
— Мне кажется — тебе трудно.
— Повременим, — ответил я и отвернулся. Слишком торопливо и не очень деликатно сворачивала она мои земные дела. А может быть, я неправильно её понял? — Давай лучше съездим в сад и посмотрим что́ и как. Я давно не был там.
— С удовольствием. Если тебе приятно...
Бог мой, что это случилось с ней?
— Ты настоящая женщина, — сказал я.
— Знаешь ты настоящих женщин, как же...
Таким образом мы очутились в саду. Приехали в субботу вечером, с тем чтобы заночевать. В окошке домика Сорочинского я увидел свет. Кровь бросилась мне в голову, но я преодолел мгновенную слабость и присел на скамейку.
— Что с тобой? — спросила Клава, усаживаясь рядом.
— Ничего, — ответил я. — Наверно, мне такие прогулки небезвредны. Ты права. Неужели Сорочинский вернулся?
Вдали грохотал гром, на горизонте поблёскивало: это время года очень щедро на ливневые дожди. Глухо лаяли поселковые собаки, доносилась музыка — чей-то транзистор старался вовсю.
Волны матиолы накатили, когда я подошёл к контейнеру.
Огонёк папиросы зарделся на веранде дачи Вероники. Значит, Вероника была не одна.
Я нарочито шумно стал возиться с замком своего жилища. Тени на соседней даче тревожно заметались, огонёк погас.
3
Сорочинский не вернулся.
Его дом занял пожилой инвалид войны, принятый правлением в члены нашего садового кооператива. Я познакомился с новым соседом глубокой осенью, когда уже облетели деревья и пахло снегом. Это оказался симпатичный, застенчивый человек, бывший сборщик с завода металлоконструкций, ныне пенсионер.
— Всю жизнь с металлом, значит? — спросил я, когда новый сосед коротко представился.
— Сорок лет, — уточнил он.
— Срок немалый. Я ведь тоже около того. Только у меня металл иной.
— Да, буквы... Это тот же металл. Может, ещё попрочнее нашего.
— Думаете?
— Слово иной раз крепче железа. И оно может звенеть не хуже. Я вон сколько мостов изготовил! Выстроить их в цепочку — на сотню километров потянет. А вы, наверно, миллионы слов пустили в народ, а?
Сосед хитро улыбался. Казалось мне, что на его бронзовом, загорелом, иссечённом морщинами лице осела окалина всего металла, переработанного им. Миллион слов? Может, и «пустил в народ» миллион слов.
— Ни вам мостов не сосчитать, ни мне слов, отлитых в строчки. Важно, что жизнь прожили не зря. А теперь ещё и деревья насадили. Чехов сказал...
— Да, да, знаю, это все знают. Про одно деревцо...
Сосед по-прежнему улыбался, и мне показалось, что вот-вот появится солнце.
— Знаете, в чьём домике живёте? — спросил я.
— Нет, не знаю. Профсоюз направил с документом.
— Хорошо. И не надо вам знать.
Зачем знать соседу недоброе прошлое его жилища? Важно, что добро выселило зло.
Сад дышал, засыпая, свободно и легко. Скоро, скоро снег укроет весь прибрежный простор, наши сады, чтобы они отдохнули, набрались сил для нового весеннего цветения. Я прощался с деревьями, с красным контейнером, с неубранными ещё бурыми листьями, устлавшими землю, с пожухлыми кустами клубники, с отполированным ветрами и дождями столиком, со всем незамысловатым хозяйством. Прощался в надежде на встречу ранней весной, когда наливается свежими соками всё живое.
Сосед улыбался. Он, видно, тоже мечтал о весне.