Читать интересную книгу Факел - Уилдер Пенфилд

— Не вырывайся, Клеомед. Ты побежден.

Но Клеомед отчаянным усилием попытался сбросить его с себя. Тиски вновь сомкнулись, но на этот раз Гиппократ стремился не прерывать дыхание, а причинить боль приемом, хорошо известным борцам и панкратиастам. Не выдержав, Клеомед застонал, и губы его задергались. Тиски снова разжались. Клеомед тихо всхлипывал.

— Ты будешь теперь лежать смирно и слушать меня? — спросил Гиппократ.

Клеомед кивнул — говорить он не мог. Гиппократ, не поворачивая головы, позвал:

— Дафна, подойди сюда, тебе тоже следует послушать.

Тут Дафна, к своему удивлению, обнаружила, что сжимает в руке тяжелый камень. Она бросила его и подошла к ним. По ее щекам катились слезы.

Не отпуская шеи своего поверженного противника. Гиппократ заговорил с ним спокойным и внушительным тоном:

— Как мог ты, Клеомед, явиться сюда, вопя, словно невежественный варвар, чтобы оскорблять девушку, которую ты хочешь назвать своей женой, и обращаться с ней столь неподобающим образом? Ты ведь прекрасно знаешь, что отец Дафны сдержит слово и сообщит тебе свой ответ, когда ты заслужишь венок победителя — или лишишься его. Но раз ты позволяешь себе такие поступки, ты заслуживаешь того, чтобы потерять ее. Послушай моего совета, вернись к Буто и продолжай свои упражнения. Внук Диагора — опасный противник, и тебе не следовало бы напрасно терять здесь время. А теперь, Клеомед, ответь мне на один вопрос: тебе кто-нибудь говорил, что ты из тех, кто легко убивает?

Ответа не последовало, и тиски сомкнулись еще раз.

— Тебе говорила об этом твоя мать?

Клеомед неохотно кивнул.

— Я так и думал. Но мы с тобой знаем, что ты не хочешь убивать. Ты хочешь иметь друзей, хочешь, чтобы люди любили тебя, и ты умеешь владеть собой даже в минуты гнева. Но когда ты даешь ему волю, ты отталкиваешь от себя тех, кого хотел бы видеть своими друзьями. Получить согласие Дафны ты можешь, только если докажешь ей, что ты настоящий грек, во всем соблюдающий меру, что ты добр с женщинами и будешь уважать свою жену.

Гиппократ отпустил шею Клеомеда, встал и отошел, не оглянувшись. Клеомед медленно повернулся на живот и замер, уткнувшись лицом в руки. Затем он с трудом поднялся и хриплым голосом сказал, обращаясь к Дафне:

— Я шел к тебе сегодня, чтобы попросить у тебя прощения за то, что обнял тебя там, в лесу. Я думал, что женщинам это нравится, но, наверное, я ошибался. Ты, позволишь, чтобы я еще раз попробовал показать тебе, каким я могу быть?

— Да, — слабым голосом ответила она. — Пока не кончится праздник Аполлона. Такова воля моего отца.

Клеомед подошел к Гиппократу, который уже оделся и теперь, потирая подбородок, смотрел на лежащую внизу Галасарну.

— Что же мне теперь делать?

— Возвращайся домой, — ответил Гиппократ, подняв хламиду Клеомеда и протягивая ее владельцу. — С первым же кораблем поезжай назад в Триопион и начинай серьезно готовиться к состязаниям. Ты ведь знаешь, что времени осталось совсем мало. А в будущем постарайся быть осмотрительнее и не торопись наносить удар правой. Она у тебя очень сильна.

— Я знаю, — кивнул Клеомед. — Но твои слова меня рассердили.

Гиппократ засмеялся.

— Я этого и хотел. Мне нужно было, чтобы ты перешел в нападение как можно скорее, — я ведь давно не боролся и быстро выдохся бы. Заметь, умение сдерживать гнев поможет тебе также лучше драться. А теперь выслушай меня внимательно: только тебе, мне и Дафне известно об этом… состязании. Будем считать его панкратионом, ведь это была и борьба, и кулачный бой. Если ты будешь вести себя, как подобает честному греку, от нас об этом панкратионе никто не узнает. А теперь иди. Хайре!

Клеомед послушно пошел к дороге на Меропис, но, сделав несколько шагов, остановился в нерешительности и вернулся к Гиппократу.

— Ты говорил правду?

— Чистую правду.

— Тогда ладно. Я был бы рад, если бы ты мог приехать, чтобы посмотреть, как я готовлюсь к играм. Со мной еще никто так не разговаривал. И очень жалко, по-моему, что ты не поехал на Олимпийские игры, когда тебя туда посылали. Ты очень хороший борец.

— И в кулачном бою, и в борьбе, — заметил Гиппократ, — нам приходится мириться с решением судьи.

Клеомед кивнул.

— Точно так же обстоит дело и в любви, — продолжал Гиппократ. — Каждый из нас надеется заслужить венок, но решать будет кто-то третий.

Клеомед бросил на Дафну быстрый взгляд, а потом сказал смущенно:

— Передай от меня Дафне, что я приду повидать ее после игр. Я надеюсь, она сможет тогда гордиться мной, а я буду кроток и послушен.

Клеомед расправил свои красивые плечи, набросил на них хламиду и застегнул ее у горла. А потом упругим шагом направился к дороге.

Когда он скрылся из виду, Дафна внезапно опустилась на камень и помотала головой, не находя слов. Гиппократ сел рядом с ней.

— Мне впервые пришлось драться с больным прежде, чем начинать его лечение. Вот я все-таки и взялся его лечить. Очень странный случай. У него душа испуганного ребенка. Он может быть разумным человеком и все же только что был опасен, как дикий зверь, — безумен, если хочешь. Впрочем, что такое безумие, в конце концов? Разумеется, все дело в мозге. Но лежит ли причина вовне или внутри?

— Гиппократ! — воскликнула Дафна.

Однако он продолжал, словно не слыша:

— Я должен сказать тебе, Дафна, что его мать просила меня взяться за его лечение, и я обещал — если сочту, что он нуждается в лечении. Сегодня наконец мы с ним побеседовали, и у меня синяк на подбородке. — Он потер его ладонью и весело усмехнулся.

— Гиппократ! — снова воскликнула она, но он продолжал говорить:

— Как врач Клеомеда, я прописал бы ему брак с тобой. Тебе нужно только оторвать его от материнского подола. А после этого ты сможешь вертеть им как угодно. Ты же сама говорила, что женщина может указать мужчине его путь, — вот тебе отличный случай проверить твою гипотезу. И не забывай, что он очень богат.

— Гиппократ! — сказала Дафна, поднявшись с камня. — Какие глупости! Ах, Гиппократ, он мог убить тебя! А ты… ты… нет слов, чтобы описать, каким ты был. Погоди. Я знаю, что надо сделать. Не вставай. Что же тут есть? Ах, вот!

Она подбежала к лавровому дереву и, отломив ветку, согнула ее в венок. Затем она вернулась к Гиппократу.

— Сейчас я возложу на твою голову венок победителя.

Гиппократ вскочил и поспешно сказал:

— Нет-нет! Я был бы счастлив получить этот венок и все, что могло бы ему сопутствовать. Но у меня нет на него права. Судья должен подождать и быть равно справедливым ко всем состязающимся.

Дафна несколько секунд молчала. Потом она отбросила венок.

— Хорошо, пусть так. А теперь покажи мне свой подбородок…

Он нагнулся, и прежде чем они оба могли сообразить, что случилось, она поцеловала его. В тот же миг она отпрянула, и они растерянно посмотрели друг на друга.

— Я… — начал он, — я… — и умолк, а потом повернулся и быстро пошел по направлению к дороге.

Дафна медленно обвела взглядом уступ. Вот следы в пыли, оставленные дерущимися, вот камень, который она выронила из рук, когда схватка кончилась. Потом она посмотрела в морскую даль на двойную вершину Ялоса. И наконец окликнула Гиппократа:

— А лира? Ты решил покинуть ее тут? Да и меня тоже?

Он вернулся, поднял лиру, и они молча спустились с уступа. Наконец Дафна сказала, не глядя на своего спутника:

— Ты подумал о Клеомеде, о том, что было бы лучше для него. Но, может, ты забыл о ком-нибудь другом?

Гиппократ остановился и сказал очень мягко:

— Да. Но давай сядем где-нибудь подальше от прохожих. — Пожав плечами, он добавил: — На сегодня хватит и одной придорожной беседы с больным.

Свернув с дороги, они вновь стали подниматься по склону.

— Я как будто забыл о тебе, Дафна, — начал он. — И еще об одном человеке: о молодом асклепиаде, которого зовут Гиппократ. Я хотел бы рассказать тебе кое-что и про него, и про тебя, но не знаю, как это сделать. Я хочу рассказать тебе это без помощи слов… Сядь вот тут, — закончил он и принялся расхаживать взад и вперед.

Когда Дафна села на поваленное бурей дерево, на ее губах появилась легкая улыбка. Такую улыбку видели многие мужчины, и некоторые даже изображали ее на картинах, называя загадочной, — улыбку женщины, которая знает, что она любима, и ждет.

— Ты, конечно, понимаешь, что раз я взялся лечить Клеомеда, а ты почти помолвлена с ним, то я многого не могу сказать тебе и не могу поговорить с твоим отцом. То есть могу, но только когда кончится праздник Аполлона. А вот тогда…

Он тряхнул головой и сел рядом с ней, а она продолжала смотреть на него все с той же полуулыбкой, которая ему казалась не улыбкой, а отблеском внутреннего сияния.

— Дафна, — начал он было снова и, взяв лиру, принялся играть — сначала неуверенно, а потом со все большим искусством.