Читать интересную книгу Прирожденные лжецы. Мы не можем жить без обмана - Иэн Лесли

— Кто знает, может быть, это просто темная сторона моей натуры, о которой я раньше и не догадывался, — говорил он, всерьез (!) задумываясь о том, мог ли дьявол завладеть его душой и втайне управлять ею.

Целых шесть месяцев Пол Ингрэм не имел возможности общаться с теми, кто скептически относился к обвинениям против него. Что там, он даже не верил, что таких вообще можно найти. К тому же его держали в одиночной камере, где практически круглые сутки горел свет (полицейские опасались, что он может совершить попытку суицида и постоянно следили за ним). Изо дня в день его водили на допросы, которые проводили его бывшие напарники. Ингрэм не сомневался, что все они верят в то, о чем так упорно твердили его дочери. Его «преступления» уже давно были детально описаны в материалах дела.

Психолог-криминалист, постоянно общавшийся с Полом, говорил ему, что он, возможно, прячет воспоминания о своих тайных пороках где-то в глубинах сознания, и предложил пройти сеанс гипноза, чтобы «освежить память».

Ингрэм чувствовал давление даже со стороны полицейского капеллана, настаивавшего на том, чтобы покаяться в содеянных грехах.

— Пойми, если тебе когда-либо и предлагали совершить выбор между Богом и дьяволом — то сейчас ты и делаешь такой выбор, — таковы были слова священника.

И в конечном счете Пол пришел к выводу, что виновен. Процесс, запущенный в его подсознании, уже невозможно было остановить. Во время долгих допросов ему в деталях рассказывали о его гнусных действиях и намекали, что самое лучшее — начать замаливать грехи. Мол, ничто другое уже не спасет его от Страшного суда. Все это привело к тому, что Пол, не без помощи вышеупомянутого психолога — сторонника гипноза, погрузился в состояние, близкое к трансу (на свою беду, он, по совету психолога, попытался мысленно визуализировать свои «преступления»).

В результате на одном из допросов Пол спокойно, хотя и немного неуверенно заговорил:

— Да, я… я снял с нее трусики и оставил в одной лишь ночной рубашке…

И чем больше он рассказывал, тем более детальными становились описания. Бедняга Ингрэм «вспомнил» и сатанинские ритуалы, и даже то, что собственными руками вырезал сердце бездомной кошки, принесенной в жертву. Более того, он сознался, что именно он в 1983 году убил проститутку в Сиэтле, тем самым позиционируя себя как члена криминальной группы, совершившей серийные преступления (полиция Сиэтла проверила эту информацию и пришла к выводу, что показания Ингрэма не стоят дальнейшего расследования, по крайней мере, по этому делу — точно). Единственной проблемой было то, что многие рассказы подозреваемого никак не вязались ни с показаниями девушек, ни с какими-либо другими доказательствами (которых по большому счету и не было).

Чтобы разобраться в этом неоднозначном деле, юристы, представлявшие сторону обвинения, пригласили в качестве консультанта Ричарда Офши — известного эксперта по определению ложных показаний и способам контроля над сознанием. (Этот во всех смыслах яркий и интересный человек с роскошной серебристой бородкой обладает превосходной репутацией в научном сообществе. Он своенравен и в каком-то смысле даже заносчив, но его друзья и коллеги однозначно признают его блестящим специалистом.)

Полицейские Олимпии, встретившие ученого в аэропорту, сразу ввели его в курс запутанного дела. Они рассказали всё: и о том, что реальных (вещественных) доказательств найти так и не удалось, и о том, что сестры в своих показаниях были крайне непоследовательны, и, самое главное, о том, что на допросах Пол Ингрэм подбрасывал следователям шокирующие подробности, которые ну никак не вязались с куда более прозаичными фактами, находившимися в распоряжении полиции.

Все это не могло не заинтересовать профессора, в активе которого были солидные наработки о влиянии насильственных допросов на показания невинных людей. После первого же разговора с Ингрэмом он начал подозревать, что бывший полицейский просто не знает, что еще можно придумать, дабы оградить своих дочерей от дальнейших унижений. Если ему не верят, что он не виноват, не проще ли согласиться с выдвинутыми простив него обвинениями? Офши все больше и больше укреплялся в мысли, что признания Пола — не более чем плод его воображения. Чтобы окончательно убедиться в этом, он решился на довольно смелый эксперимент.

Беседуя с Ингрэмом, ученый вскользь заметил:

— Я поговорил с вашими детьми, и они рассказали мне кое-что…

Присутствующие при этом полицейские были удивлены: ведь Офши еще ни разу не встречался с родственниками подследственного. Между тем ученый на полном серьезе сообщил Ингрэму, что против него выдвинуто новое обвинение. Якобы одна из девушек призналась, что отец (то есть Ингрэм) насильно принуждал ее вступить в половой контакт с собственным братом (на самом деле дети Ингрэма ничего подобного не говорили). Более того, Офши рассказал Ингрэму некоторые подробности вымышленного инцеста. Иными словами, он действовал точно так же, как и полицейские в ходе допросов: силой убеждения. В конце концов ученый поинтересовался, что Пол думает по этому поводу.

Поначалу Ингрэм все отрицал, твердя, что «этого просто не могло быть». Но Офши настойчиво попросил его визуализировать факты. Пол на некоторое время закрыл глаза. Затем он неуверенно произнес, что в его памяти, кажется, «что-то щелкнуло». Тогда Офши сказал, что сейчас самое лучшее вернуться в камеру и подумать — может, всплывут еще какие-то воспоминания?

На следующий день Ингрэм положил на стол перед ученым пространное письменное признание. Он детально описал и само гнусное действо, и даже то, какими словами пользовался, заставляя своих детей вступить в половой контакт.

* * *

Теоретическая сторона синдрома фальсифицированной памяти основана на работах Фрейда. Зигмунд Фрейд утверждал, что наш разум способен вымещать из своей сознательной области неприятные воспоминания. Это вовсе не значит, что человек просто забывает о чем-то. В непостижимых глубинах разума память о неприятных событиях все равно сохраняется, но человек, тем не менее, просто не вспоминает о них.

Впоследствии, однако, австрийский психолог немного откорректировал свои взгляды. Подобные вымещения, по его мысли, чаще всего связаны не с воспоминаниями как таковыми, а со скрытыми желаниями и побуждениями личности. В одной из работ, посвященных этой теме, он писал:

«На самом деле, можно подвергнуть большому сомнению тот вопрос, остаются ли у нас вообще какие-либо воспоминания о раннем детстве. Вполне возможно, что мы располагаем всего лишь представлением о том, что и когда с нами происходило. Наши детские воспоминания показывают нам события не такими, какими они были на самом деле, а такими, как мы их себе представили в более сознательном возрасте. То есть мы не восстанавливаем свою память, а скорее формируем представление о том, как те или иные события должны были происходить».

Такая точка зрения полностью совпадает и с информацией, полученной Элизабет Лофтус в ходе многочисленных экспериментов, и с современными открытиями в области нейропсихологии. Почти каждый раз, когда мы вспоминаем о чем-либо, наши воспоминания выглядят по-новому. Они начинают смешиваться с рассказами других людей, нашими страхами, скрытыми желаниями и побуждениями. И конечно же практически ни одно воспоминание не обходится без определенной доли воображения. Известный невролог Антонио Дамасио очень точно сказал об этом: «У нашего мозга просто нет точных копий произошедших событий».

* * *

Ричард Офши признался Ингрэму, что на самом деле ничего подобного не было, он выдумал историю о кровосмесительстве детей. Но Пол не поверил ему. Тогда эксперт написал заключение для суда, в котором изложил подробности эксперимента и, ссылаясь на это, сделал заключение, что все «признания» Ингрэма не стоят и выеденного яйца. Но ему не удалось переубедить суд. Несмотря на то что все больше и больше людей склонялись к мысли, что обвинения, предъявленные Ингрэму, беспочвенны, его признали виновным.

Еще до вынесения приговора Офши неоднократно связывался с подсудимым, убеждая отозвать свои показания, но тот ничего не предпринял. Лишь спустя несколько месяцев, когда мучительные для Ингрэма допросы наконец-то закончились и его перевели в другую тюрьму, он согласился, что его признания, возможно, были плодом его фантазии. Но уже было поздно что-либо менять. Ингрэма приговорили к двадцати годам лишения свободы. Пока Офши и Лофтус пытались добиться отмены несправедливого приговора или, по крайней мере, пересмотра дела, Пол провел в тюрьме уже большую часть отведенного ему срока. Признания, какими бы они ни были — истинными или вымышленными, — уже не изменить.

* * *

Наверное, люди всегда мечтали о технологии, с помощью которой можно было бы пробиться в самые глубины подсознания и разгадать чужую хитрость, какой бы изощренной она ни была. Согласитесь, если бы подобная технология существовала, она бы давала нам безграничные возможности, среди которых на первом месте я назову прямой доступ к надежному источнику правды. Если раньше ученые умы соотносили обнаружение признаков лжи с физиологией человека, то теперь они обратились к исследованиям мозга. Установить границы правды очень трудно, почти невозможно. (Об этом, в частности, говорится в пьесе Сартра «Мертвые без погребения», герои которой — попавшие в плен бойцы французского Сопротивления, — хотя и пытаются действовать «по правде», неоднократно корректируют ее сообразно ситуации.) Человек склонен ошибаться, а потому истины можно добиться только путем долгого сбора доказательств, подтверждений и фактов. Любой человек — крайне ненадежный свидетель, притом даже для самого себя.