Читать интересную книгу Красное море - Леонид Шадловский

Чёрный покрутился по залу, махнул бокал водки, и стал думать, чем бы заняться, пока идёт пресс-конференция. Сидеть в толпе журналюг и смотреть в рот выступающим, ему было неинтересно. Можно было бы ещё успеть искупаться в море, благо, гостиница находиться рядом, на набережной. Все равно эта трепотня продлится часа полтора, не меньше. Можно найти какую-нибудь журналисточку и трахнуть её на берегу. Можно просто напиться, и не ломать себе голову.

Евгений оглядел зал. Вот, блин, даже глаз остановить не на ком. Одна рожа страшнее другой. Он снова налил себе водки, опрокинул в рот, бросил туда же кусок красной рыбы.

— Ай-ай-ай, Женечка, напиваешься?

Чёрный поперхнулся. Непроглоченная рыба, сделав кульбит, упала в чью-то тарелку. Он оглянулся. Рядом, держа в руке одноразовый стаканчик с каким-то красным напитком, стояла Лена Крамер, 30-летняя дама, на голову выше Евгения, имеющая внушительные округлости именно там, где они должны быть, ведущая женской рубрики в газете «Сан». По слухам, женщина, отличная во всех отношениях, особенно, в вышибании денег из мужиков. Знакомы они были поверхностно, пересекались несколько раз на различных тусовках. Чёрный её недолюбливал, впрочем, у них это было взаимно. Может, потому что когда-то, напившись в драбадан, он не смог её удовлетворить. А ведь про Евгения говорили, что он может доставить удовольствие любой, самой фригидной бабе. Вот Лена и решила его проверить. Но ей обломилось. После этого случая, она и возненавидела Чёрного. А ещё, наверное, из-за того, что она никогда никого не просила трахнуть её, а его просила, мало того, умоляла. Правда, Лена тоже была хорошо пьяна, это её оправдывает. Что же касается Евгения, то, честно говоря, он просто «продинамил» Леночку, на самом деле он был не так уж пьян. Надо же было доказать этой стервочке, что «динамо» — это не только привилегия женщин.

— А-а, это ты, — протянул Чёрный. — Привет.

— Я видела, ты приехал вместе с Натаном Гринбергом? — спросила она. — Вы хорошо знакомы?

— Сидели в одной камере, — не очень любезно ответил Евгений. — А ты чего здесь крутишься? Это же не твоя епархия. Ты же феминистка.

— Да так, дома скучно, муж постоянно ругается… Решила проветриться.

— А заодно найти кого-нибудь для удовлетворения сексуальных потребностей?

— Ну, если ты ещё не сильно пьян, то могу воспользоваться твоими услугами.

— Неплохо было бы для начала поинтересоваться моими желаниями.

— А чего ими интересоваться? Твои желания на роже написаны. Напиться и потрахаться.

Такая словесная пикировка могла бы продолжаться долго. Но Чёрному вдруг стало лень вести с ней бессмысленный разговор.

— Ладно, уговорила. Где в этой забегаловке можно найти уединённое место?

— Зачем искать? Пошли на море. Небо, звезды, песок… И никого. Что ещё нужно человеку для счастья? — Лена Крамер призывно улыбнулась.

— Действительно, что ещё нужно для счастья, — Евгений вздохнул, оглядел её ладную фигуру и тряхнул львиной гривой. — Пошли.

11. ЕВГЕНИЙ ЧЁРНЫХ.

(Афганистан, начало 80-х).

Ночь в Афганистане наступает сразу, мгновенно, как только солнце скрывается за вершинами каменных гор. И тут же становится холодно. Слишком резкие перепады температуры. Днём жарища градусов под пятьдесят, пот глаза заливает, а ночью — двадцать — двадцать пять, хоть костёр разжигай, чтоб погреться. Ночь — самое напряжённое время. Черт его знает, что тебе на голову свалится: скорпион, фаланга, душман или случайная пуля. Хотя, может, и не случайная вовсе, а предназначенная именно тебе. Вот и вглядываешься, как дурак, в темноту, глаза выпучиваешь, как будто в этой вязкой темени что-то можно разглядеть. Да что там говорить, в трех шагах ни хрена не видать. Звенящая тишина камнем давит на психику, уши будто ватой набиты, не удивительно, что с ума сходят чаще всего ночью, в тишине. Где-то хрустнула ветка, где-то птица крикнула… Автомат наизготовку, стой, стрелять буду! Нет, все, слава богу, спокойно. Это нервы, блин, на пределе. Не привык ещё. Конечно, не привык. Разве можно к этому привыкнуть? До дембеля ещё далеко, целый год. Одно хорошо, уже не «салага», уже «черпак». А это значит, что никто из «дедов» от нечего делать по роже тебе не даст. Уже и ответить можно. Вообще, странная ситуация: с одной стороны по печёнкам бьют почём зря, чтоб следов не оставлять, с другой стороны стреляют, в любой момент можно копыта отбросить… Ничего удивительного, что «молодые» подаются в бега. Правда, неизвестно, что лучше: в плену у душманов, насильно обмусульманенный и обрезанный, или здесь, у своих. Наверное, со своими, все-таки, лучше.

Нет, что ни говори, а в Кабуле было полегче. Там весь город нашими напичкан, особенно, на территории дворца Амина. А здесь, на «точке», только двенадцать человек, и то половина из них или пьяная, или обкуренная, или обколотая… Вокруг кишлаки, бородатые афганцы, верблюды да ослы. Вообще-то, кишлаки считаются «красными», то есть поддерживающими советскую власть, значит, безобидные и безопасные. Но это днём. А ночью, хрен их знает, в кого эти бородачи перекрашиваются, в зелёных, полосатых или серо-буро-малиновых. Недаром же говорят, что ночью все кошки серы. Днём они добрые, руки пожимают, улыбаются, «шурави», «бакшиш», «спа-си-бо»… Но по ночам не подходи, пристрелят.

До ближайшей воинской части больше пяти километров. Жратву привозят два раза в неделю. Это в лучшем случае. Потому что если машину где-нибудь подорвут, то хавки уже не дождёшься. А если шофёр, сука татарская, обкурится и уснёт по дороге, да ещё и врежется во что-нибудь, то перловую «шрапнель» уже придётся хавать пополам с песком. «Старики», правда, говорят, что здесь, возле Баграма, спокойно, тихо, это тебе не Кандагар, где проходят тропы наркоторговцев, и где полно душманских банд.

— Женька, пыхнуть хочешь? — раздался из темноты тихий вопрос. Это Петька Леонов, по кличке Казах, сержант, телефонист.

— Ты чего не спишь? Тебе же с утра линию проверять.

— Да что с ней сделается? Все равно связи уже третий день нету. Я ремонтирую, а духи режут. Говорил же майору, поставь, падла, охрану, так ведь нет, не хочет, людей, видишь ли, не хватает. А я что, рыжий, под пулями каждый день ползать?! На хрена мне это надо! Ну, так что, будешь косячок?

— Давай. До смены ещё полчаса. Как раз успеем.

— Я вчера Ахмеду сгущёнку толкнул, так он мне две палки «чарса» дал. Правда, осталось уже мало, на один косяк. Слушай, Жека, давай к нему за кишмишовкой сгоняем? Все-таки день рождения у меня…

— Ты что, Казах, сбрендил?! Ночью?

— Да нет, я линию проверю утречком, и сходим. А хочешь, пошли на линию вместе, чтоб потом на «точку» не возвращаться, отремонтируем, и сразу к нему…

— Ладно, там видно будет.

Женька затянулся косяком, задержал дыхание, и медленно-медленно выпустил дым. И ничего не почувствовал. Во, блин, раньше одной затяжки было достаточно, чтоб забалдеть, а теперь, похоже, и косяка мало. Он вдохнул ещё раз, глубоко-глубоко… Кажется, пробрало! В голове посветлело, даже темень стала не такой чёрной. А может, это просто утро пробивается.

— Вообще-то, ты прав, водочка не помешала бы, — мечтательно сказал Женька. — А ещё бы мясца с жареной картошкой! А то эта перловка уже в печёнках сидит.

— Ну, а я что говорю! Заодно у Ахмеда и картошечки прихватим. Может, у него и свинина найдётся, — загорелся Петька.

— Свинина у Ахмеда?! Он же мусульманин!

— Ну и что? Сам не жрёт, а нашему офицерью продаёт.

— А что ты ротному скажешь, если мы на целый день уйдём?

— Ничего. Откуда ему знать, сколько времени мы на линии проваландаемся. Хочет проверить, пусть с нами топает. Так он же не пойдёт, крыса тыловая! Только и умеет, что в Кабул за шмотками мотаться. Всего три месяца здесь, а уже пять чемоданов домой отправил. Сука поганая!

— Завидуешь?

— Нет. Противно просто. Ни в один рейд ещё не ходил, а уже хвастается, что кооперативную квартиру скоро купит. Откуда у него бабки? А? То-то! Или оружие духам загоняет, или форму солдатскую, или наше мясо. Которое мы, между прочим, уже полгода не видели!

— Да ладно тебе, Петька, пойдёт ротный на операцию, быстро жить научится.

— Угу, если он оттуда вообще вернётся. Он толстый, как бочка, из него классная мишень получится, — Петька затянулся последний раз и отбросил хабарик в сторону. — Тьфу, и «чарс» какой-то слабый! Придём к Ахмеду, морду ему начищу!

Ахмед — интересный старикан. Лет ему уже много, наверное, около семидесяти. По афганским меркам, он очень богатый. Стадо овец, верблюды, ослы, лошади, виноградники, огромный дом, кишлак тоже ему принадлежит… У Ахмеда девять жён. Самой старшей — около пятидесяти. А может и больше. Или меньше. Женщины здесь не отмечают дней рождений, впрочем, мужчины тоже. По внешнему виду никогда не определишь, сколько ей лет: тридцать или шестьдесят. Не успела соком налиться, уже старуха. Черт его знает, почему так происходит! Может, из-за испепеляющего солнца, может, из-за ветра и жёлтой пыли кожа у них становится дублённой, как шкура осла, может, из-за тяжёлой работы…