Фаррар все еще рассматривал четыре отверстия рядом с его сиденьем и я видел, что его руки тряслись. Его голова тоже тряслась, но когда он увидел меня, то начал смеяться.
Я посмотрел на свои собственные руки. Все мое тело дрожало, как лист. Мы оба стояли на асфальте, неудержимо дрожали и смеялись.
Фаррар испортил момент.
— Сукин Вы сын, сэр. Вы знаете, когда вы так делаете, кого-то могут убить.
Я обнял его за плечи и мы пошли посмотреть, не сможем ли мы поймать «Хьюи» до дома.
Я был командиром взвода «Изгоев» меньше месяца, с каждым днем приобретая все больше уверенности в своих вертолетах, своих способностях разведчика и своих разведчиках. Но стресс тоже нарастал. Хотя в меня стреляли почти каждый день, я так никогда к этому и не привык. Но, как правило, разведчик находил врага, когда в него стреляли, а найти врага было нашей основной задачей.
Армейские штаты предписывали иметь десять разведчиков во взводе. Однако, шесть, возможно восемь, это все, что мы обычно имели. Типичный боевой налет за месяц составлял от 130 до 160 часов для каждого пилота-разведчика. Это означало, что каждый разведчик летал в среднем по пять часов ежедневно. Ежедневно. Тридцать дней в месяц!
Это было тяжело — летать под постоянным давлением, постоянно в страхе — и это шло на пользу. Это была постоянная игра, попытка предугадать действия противника. Это было постоянное беспокойство — о вашем вертолете, вашем борттехнике, об изучении вашего вертолета-разведчика настолько хорошо, чтобы выжить.
Взвод воздушной разведки работал везде, где это требовали тактические интересы в районе действий 1-й пехотной дивизии. В течении примерно десяти дней, в начале июня 1969-го, «Изгои» были призваны обеспечить прикрытие разведкой расчистки местности бульдозерами для открытия дороги Сонг Би, официально известной как Шоссе N1.
Изначально дорожное полотно было построено французами в ходе их почти столетней оккупации Вьетнама. Шоссе N1 начиналось у Пху Куонга (к западу от нашей базы в Фу Лой) и шло, в основном, на север, вдоль западной оконечности военного округа «D». Этот путь вёл через Заугольную деревню и Клейморный угол (еще одна прозванная американцами достопримечательность, называемая так за то, что здесь образовывался гигантский перекресток, где шоссе 2а, 1а, 16 все вместе сходились к востоку от Лай Кхе), через мост реки Сонг Би, к северу от Клейморного угла, через Фуок Винч и Донгсоай и наконец к Сонг Би, где-то южнее камбоджийской границы. С высоты узкая красная грунтовая дорога выглядела как змея цвета ржавчины, ползущая по джунглям, каучуковым плантациям и вьетнамским деревьям.
На протяжении восьмидесяти-девяноста километров джунгли теснились прямо у дороги с обеих сторон, что ставило любое военное или гражданское движение под постоянное наблюдение противника и возможное нападение из засады. Чтобы открыть дорогу Сонг Би для наших конвоев снабжения и гражданского сообщения, 1-му саперному батальону пришлось отправить роты расчистки и убрать джунгли примерно на двести ярдов (прим. 180 м) с обеих сторон дороги.
Работа «Изгоев» заключалась в том, чтобы идти впереди бульдозеров, прикрываемых танками и бронетранспортерами, и искать вражеские мины, бункеры и паучьи норы. Бульдозеры могли выдержать серьезные повреждения, но БТР были слишком слабо бронированными и не слишком хорошо выдерживали мины. Разведвзвод работал на этой боевой задаче под оперативным управлением 11-го бронекавалерийского полка, штаб которого в это время находился на базе огневой поддержки «Бунард», расположенной в трущобах к северо-востоку от Донгсоай.
Меня вызвали туда для инструктажа по особенностям ведения разведки для частей полковой группы командования. Они отправили меня в предполагаемый район действий нашего кавалерийского подразделения, который наметил командир полка (никто иной, как полковник Джордж С. Паттон IV). Задача по воздушной разведке была поделена между нами и его собственной 11-й ротой «Вороных».
В назначенный день наша команда, Дэн Синор (Три Один) и я, прилетела на БОП Бунард. Это было 5-го июня. База огневой поддержки это битком набитое перегруженное место, поэтому, как только мы увидели Бунард, Синор запросил по радио инструкции по посадке.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Вороной Три, это Темная Лошадка Три Один. Мы звено из двух вертолетов, прибывших на место для инструктажа. Где вы хотите чтобы мы приземлились.
— А… ОК, Темная лошадка, это Вороной Три. Мы сегодня с утра под обстрелом из джунглей. Рекомендую спиральный спуск прямо в базовый лагерь. Не задерживайтесь, тут куча снайперов держит нас под огнем.
Синор доложил о приеме, а потом спросил меня, что я думаю по этому поводу. Даже с высоты я мог сказать, что там немного места для пары пташек, чтобы просто зайти и сесть. Так что я ему ответил:
— Знаешь что, Три Один? Почему бы тебе не зайти первым и не занять место, которое тебе подходит. Я могу засунуть свою птичку куда угодно, но у тебя будут сложности, чтобы впихнуть ударный вертолет за концертину. Потом, когда ты сядешь и заглушишь, я просто упаду на то место, которое останется.
Синор сделал высокий заход сверху и, описав круг, приземлился на открытую площадку прямо в середине базы — единственное достаточно большое место, чтобы вместить его пятьдесят два фута и одиннадцать дюймов (прим. 16 м) вращающегося винта «Кобры».
Когда он сел и заглушил двигатель, я стал искать место в лагере, где бы можно было попроще сесть. Мой «Вьюн» имел размах винта чуть более тридцати четырех футов (прим. 10 м), поэтому я искал сорокафутовую (прим. 12 м) нишу внутри проволочного заграждения.
Я заметил небольшой голый грязный просвет между тем местом, где сел Синор и тем, что выглядело как тент, натянутый позади бронетранспортера. Там было тесновато, но это было лучше, чем ничего.
Я зашел в крутом вираже, выведя машину прямо над точкой, куда хотел приземлиться. Резко положив OH-6 на борт, я заложил крутую правостороннюю нисходящую спираль. Я продолжал падать, пока не оказался над маленькой проплешиной, рядом с закрепленным на БТР тентом. Затем я выровнялся в более широком повороте, завис, выровнялся окончательно и посадил «Вьюна» прямо на пятачок.
Взметнулась красная пыль. Объекты расплылись. Я не так чтобы много видел сквозь кружащийся мусор, но разглядел, как мой винт потоком воздуха выдернул колья тента.
Воздушный вихрь скомкал тент с развевающимися оттяжками и стойками и всем, что в нем было, над верхней частью бронетранспортера как бумажный мешок, а затем бросил в беспорядке, вывернув наизнанку, на другом конце БТР. Это выглядело как огромная куча грязной одежды в китайской прачечной.
Когда пыль осела, я посмотрел в сторону БТР. Двое военных сидели в складных креслах и хмуро смотрели на меня. У одного были огромные усы, подергивающиеся от гнева. У другого большая шапка седых волос стала совершенно спутанной, потому что тент сорвало прямо над его головой.
Я не сразу узнал солдата с усами. Но седовласый мужик… вот дерьмо! Хотя я никогда с ним не встречался, я точно знал кто он: командир боевого «Вороного» 11 БКП Джордж С. Паттон IV.
Когда я заглушил двигатель, военный с большими усами вскочил со своего стула, надел каску и направился к моей машине, словно собираясь сожрать меня живьем. Я слушал его вопли, пока он приближался.
— Чертбытебяпобрал, лейтенант, я думаю, Вы понимаете, что только что сдули тент командира полка!
Как раз в этот момент я узнал сержанта. Его звали Вольф и я запомнил его по Форт-Нокс. Он был моим первым сержантом в разведывательной роте в Ноксе, после того, как я закончил школу кандидатов в офицеры.
К этому моменту я снял шлем и он узнал меня.
— Какого хера-а-а-а, лейтенант? — сказал он, при этом смягчаясь лицом — Как ты?
Понимая, что в любом случае поимел проблем, я саркастически ответил:
— Я-то ОК, но командир полка не должен размещать свой тент в моей посадочной зоне.
— Ты хочешь, чтобы я это ему сказал, лейтенант? — спросил сержант-майор улыбаясь.