— У нас, у нас, сынок, — ласково похлопав Ивашко по коленке, сказал Манин.
— Ну да, у нас, — покраснел Ивашко. — Так вот, с тех пор ничего дурного за ним замечено не было и мы уже забыть забыли о его прошлом, как тут вдруг выяснилось, что он снова пропал. И так непонятно это вышло…. Если б мы еще вовремя хватились, можно было поискать его, а то получилось так: я думал он с батюшкой уехал, а батюшка думал, что со мной….
— Хм, интересно, — сказал Медведев и задумался, — а припомни–ка, Ивашко, кто был с вами на переходе порубежном. А пока припомнишь, ты Онуфрий Карпович скажи мне, когда, в какой момент видел ты этого Севу в последний раз?
Купец задумался, вспоминая.
— Когда я отъезжал, он сидел на нашей повозке, которая уже ехала к рубежу, и пристально смотрел, как бы куда–то вдаль, ну вроде высматривал что–то или кого–то.
— Так, — сказал Медведев, — ну, Ивашко, скажи сперва, когда ты видел его в последний раз, а потом опиши, что вспомнил.
— Когда и батюшка, — сказал Ивашко, — только с другой стороны рубежа. Я уже переехал и ждал ту повозку и вижу, сидит этот Сева и смотрит куда–то, я даже глянул в ту сторону, но ничего интересного не увидел и поехал дальше.
— «Ничего интересного не увидел…»… — сказал юный Медведев, — но он–то, Ерема, наверное, увидел, и, вероятно, о это было что–то настолько интересное, что заставило его, ни слова не говоря, бросить вас, работу, семью и вот так вот исчезнуть на ровном месте! Ведь не убили же его там?
— Я все разузнал, — сказал Ивашко, — первым делом расспросил и стражников, и ну, моих всяких знакомых, которые на рубеже все знают, — не было в те дни никаких смертельных случаев, даже драк никаких.
— Вот, значит как…. А вспомни–ка, Ивашко, что все–таки было там, где ты не увидел ничего интересного.
Ивашко наморщил лоб.
— Ну, был там обоз с рыбой, это я точно помню, потому что запах от нее шел, вез меха один купец, я его знаю, ну и… что еще….какая–то женщина в кибитке проехала, а следом за ней всадник просто одетый, помню лицо у него замотано было…. Ну и все, и вроде больше никого.
— Женщина, говоришь, — оживился Медведев, — богатая, бедная? Кибитка у нее какая?
— Да так, по виду купчиха, ничего особенного. Сдается мне, она вместе с тем рыбным караваном ехала.
— Ясно, — вздохнул Медведев, — ну, что ж, молодцы, что сказали, спасибо вам за это.
— Как батюшка твой учил, — улыбнулся Ивашко, — я‑то у него, ой, какую школу прошел.
— Да видать растерял ты уже всю эту школу, Ивашко, купеческим делом занимаясь, иначе как это быть могло, что человек на твоих глазах пропал, а ты и не заметил.
— Виноват, — смущенно развел руками Ивашко, — бес попутал.
— Я подумаю об этом, — сказал Иван, провожая до двери горницы своих гостей.
Он действительно собирался подумать над смыслом этого загадочного происшествия, только попозже.
Сейчас же все мысли Ивана Медведева были заняты лишь одним — четырнадцатилетней Людмилой, дочерью отца Мефодия.
Дело в том, что на сегодня было намечена большое развлечение, на которое должна была съехаться вся окрестная молодежь: Бартеневы, младшие Копыто, даже Аристотелевы собирались прибыть, но главное — там будут дети отца Мефодия — два мальчика и две девочки, одна из которых и занимала все больше и больше мысли юного Ивана Медведева…
А возможность показать себя перед девочками — была у мальчиков превосходной — они намеревались соревноваться в быстроте и ловкости стрельбы из лука.
Ивану Медведеву очень хотелось, чтобы Людмила смотрела только на него, восхищалась только им, улыбалась только ему…
Поводом для этих соревнований стала охота.
Охота в глухой чаще бывшего Татьего леса.
Охота на белку.
Апрель 1497 г.
… Лихорадочное нетерпение князя Четвертинского достигло своих пределов, когда в начале апреля ему, наконец, нанес визит доктор Корнелиус и сообщил, что длительные поиски увенчались успехом, и он готов представить князю того, кто поможет ему осуществить задуманное.
Длительность поисков доктор объяснил трудностью задачи — необходимо было найти человека, который отвечал бы нескольким противоречивым требованиям. С одной стороны, он должен быть опытным воином–профессионалом, с другой стороны — не состоять в настоящую минуту ни у кого на службе, чтобы полностью посвятить себя непростой задаче — захвату или уничтожению немалой группы вооруженных и опасных людей. Или: с одной стороны он должен сохранить в тайне весь ход операции, а также ее результаты, с другой он должен нанять необходимое для ее выполнения количество людей, а, как известно, если о тайне знают больше двух — это уже не тайна.
Одним словом, задачу князь поставил очень сложную, но, должно быть, фортуна сопутствовала этому начинанию, и доктору удалось отыскать подходящего кандидата. Они условились, что завтра Корнелиус приведет избранника, и на следующий день долгожданная встреча состоялась.
Самого доктора особенно остро интересовало, насколько ему удалось выполнить свою собственную задачу, о существовании которой князь Четвертинский даже и вообразить не мог, а потому, после того как Степан был представлен князю и на минуту остался один в библиотеке, Корнелиус спросил шепотом у Юрия Михайловича:
— Каково твое первое впечатление, князь!
— Превосходное! — ответил Четвертинский с воодушевлением. — У него такое открытое и мужественное лицо настоящего воина, что я, не колеблясь, вверил бы ему собственную жизнь, а уж поверьте, доктор, в лицах за свою долгую жизнь я научился разбираться!
Большей похвалы себе доктор Корнелиус даже ожидать не мог, и его маленькое профессиональное тщеславие было полностью удовлетворено — именно такую задачу он ставил перед собой, работая над новым лицом Степана. Если предыдущим вариантом был молодой красавец, сводящий с ума женщин, то на это раз Степан выглядел на свои подлинные года — мужчина около сорока лет — в расцвете сил с лицом загорелым, обветренным, волевым и решительным. Прежде это лицо принадлежало безымянному главарю шайки уличных воров и мошенников, он имел несчастье попасться на глаза доктору, который как раз находился в творческих поисках лица для Степана. Корнелиус немедленно велел младшим по рангу братьям по вере выяснить личность этого человека, навести о нем все справки, и когда убедился, что его смерть никого особо не взволнует, судьба несчастного была решена. На следующий день после того как Степан, прибыл в Вильно для очередной операции, несчастный главарь уличных воришек среди бела дня на глазах многочисленных свидетелей попал под колеса тяжелой повозки мясника, груженой морожеными тушами, которая размозжила ему голову. Тут же появись городские стражники, которые немедля унесли тело и разогнали толпу. И никто в этой толпе, разумеется, не подозревал, что и мясник на тяжело груженой повозке, и случайный прохожий, толкнувший внезапно главаря воришек под колеса и городские стражники, вовремя появившиеся тут как тут, — все они члены некоего тайного братства и оказались здесь отнюдь не случайно. Еще день спустя тело неизвестного бродяги было похоронено в особом месте за оградой городского кладбища, где хоронили бездомных нищих и преступников, а Степан Ярый, уже в который раз, был обречен почти месяц лежать неподвижно на спине с перебинтованным лицом. Наконец этот месяц прошел, и закончилась привычная процедура привыкания к новой внешности.