Это сразу подняло наш дух, и мы стали мечтать о парниках и оранжереях. Организовали нечто вроде конкурсов, и все без исключения чертили планы оранжерей, придумывали систему их отопления, а для удобрения почвы собирали птичий помет.
В это же время был тщательно разработан план на будущий полет к Гольчихе на слюдяные залежи, чтобы набрать самых больших кусков для приготовления тепличных рам. Молодежь не хотела и слышать о маленьких теплицах, мы предполагали весь крытый двор превратить в огромную теплицу или, вернее, в зимний сад. Мысль об этом увлекала и волновала нас. Мы мечтали, как нашими заботами и усилиями бесплодная земля выбросит вверх множество побегов разнообразных растений, как на небольшом пространстве крытого двора закипит небывалая здесь жизнь.
Эта зима показалась нам долгой, хотя мы непрерывно работали, делая рамы для парников и оранжерей. На этот раз мы впервые почувствовали, что у нас появилась почва под ногами и явилась крепкая связь с той землей, на которой мы живем.
В своих увлечениях мы даже забыли о работах отца, который изо дня в день что-то упорно и напряженно творил в полном одиночестве и только изредка отрывал от нас Успенского, делая ему специальные поручения.
Но в середине зимы Успенский отошел от нас, увлекшись работами отца. Они стали работать вдвоем, как заговорщики, ничем не интересуясь, кроме своей лаборатории. Мы им не мешали, подавляя свое любопытство, и продолжали трудиться над тепличными рамами.
Наделав достаточное количество рам, мы приступили к усовершенствованию нашего жилища. Венцом наших архитектурных достижений было устройство балкончика над крытым двором. Мы провели к потолку узенькую лестницу, окруженную тесным коридорчиком с дверями внизу и наверху. Мы прозвали ее «трубой». На крыше двора, начиная от верхней двери «трубы», мы устроили на стене балкончик.
Вскоре этот балкончик стал любимым местом для наших бесед и отдыха. Здесь мы любовались последними кровавыми зорями, которые затем сменила непрерывная полярная ночь. Но как были прекрасны эти ночи, когда вспыхивает в небе огненный столб, простершийся от горизонта до зенита, и стоит неподвижно сутки, двое, трое; когда порой клубится на небе огненный вихрь или колышутся, спускаясь вниз, разноцветные занавесы, тьма отодвигается в смутные дали, а по бесконечным ледяным и снеговым просторам беззвучно бродят тени, и словно дышит застывшая земля.
Ни звука кругом. Тишина, а в ясные морозные ночи удивительно ярко блещут звезды, и легкий морозный треск прерывает тишину, — так потрескивают угольки в потухающем очаге. Прекрасны и наши лунные ночи, когда все залито голубым фосфорическим светом, мороз захватывает дыхание, и с пушечным грохотом лопаются ледяные поля и промерзшая почва, давая глубокие трещины.
Но в эти суровые ночи в воздухе нет ни малейшего дуновения, и пятидесятиградусный мороз переносится легче, чем двадцатиградусный при ветре.
Мы никак не предполагали, что этот балкончик сыграет большую роль в работах отца. Случилось это следующим образом.
Однажды, когда мы там сидели, закутанные в свои оленьи костюмы, вспыхнуло замечательное северное сияние неподражаемой силы и красоты, сверкавшее на небе всеми цветами радуги.
Это было нечто исключительное, ни разу не повторявшееся за всю нашу последующую жизнь на Тасмире. Мы взбудоражили всех и вытащили на балкон любоваться необыкновенным зрелищем. Даже Успенский и отец вышли из своей лаборатории.
Сначала это была ярко-желтая дуга, сквозь которую пробивался зеленый свет, а на концах дуги проступала ярко-красная кайма. Но вот вдали, на западе, вверх по небу заскользила, извиваясь, огромная змея; она становилась все ярче и ярче, затем разделилась на три сверкающие части. Потом краски изменились. Южная змея сделалась красной с желтыми пятнами; та, которая находилась посредине, стала желтой, а северная приняла зеленовато-белый цвет. По бокам каждой змеи выступали пучки лучей, точно волны, гонимые ураганом. Они то появлялись, то исчезали, то выступали резче, то слабее.
Огненные змеи извивались, как живые.
Очарованные, мы стояли, не замечая холода. пока не погасло чудесное явление, и не осталась только одна огненная змейка на западе.
Отец был потрясен этим зрелищем и после долгого молчания обратился к Успенскому:
— Сама природа решает нашу задачу — вот он бесконечный источник энергии. Это колоссальное количество электричества, рассеянного в атмосфере, должно быть сведено с неба на землю поймано особыми приборами и превращено в послушный и на все пригодный электрический ток!
Как мы ни привыкли думать, что для отца все возможно, но это заявление нам показалось несбыточной, хотя и красивой фантазией.
— Но как же это возможно? — воскликнул крайне озадаченный Успенский.
Отец слегка улыбнулся и повел плечами, обнаруживая скрытое волнение, которое охватило его под напором новых идей.
— Все тела состоят из электрических частиц, — снова обратился он к Успенскому, — которые мы с вами назвали «первочастицами» и «электрочастицами». Ясно, что наша земля и воздух, окружающий ее, не представляют никакого исключения и тоже являются обиталищами этих частиц.
— Да, да, — подхватил Успенский, — вы вычислили, Лев Сергеевич, что в каждой частице вещества заключено поровну «первочастиц» и «электрочастиц». Они уравновешивают друг друга.
— Совершенно верно, — продолжал отец, — а поэтому при таком равновесии не обнаруживается никаких электрических свойств в частице вещества. Если же такую частицу расщепить, то в одной части будет избыток первочастиц, а в другой — электрочастиц, и получится ток…
— Все это тaк, но все же… — начал Успенский.
— Не все же, а то же самое, — перебил его отец, — то же самое с землей и воздухом. Мы знаем по целому ряду научных данных, что земля имеет всегда избыток электрочастиц, то-есть она заряжена отрицательным электрическим током. Воздух, наоборот, заряжен положительным электрическим током. Поэтому в воздухе посстоянно текут вниз к земле электрические токи, но очень слабые, которых мы не замечаем…
— Понял! — радостно вскрикнул Успенский, — Теперь, если поднять в воздух какое-либо тело, заряженное отрицательно, оно притянет к себе положительный заряд воздуха и по нему побежит вниз ток, который можно использовать для любой цели…
— Правильно! — засмеялся отец и, схватив Успенского под руку, побежал с ним вниз.
— Ну, теперь я буду ждать и себе работы, — сказал улыбаясь Рукавицын, — начнем делать модели приборов.
Внизу у «трубы» хлопнула дверь, но опять открылась, и отец нам крикнул: