Читать интересную книгу Уходите и возвращайтесь - Юрий Маслов

— Кому это вам?

— Нам! — Димка хлопнул себя в грудь. — Мне, Витьке…

— Это рыженький такой?

— Да. Его еще в восьмом классе чуть из школы не выперли.

— За что?

— За полное отсутствие всякого присутствия, — язвительно заметил Димка.

— Так чем знаменит твой Витька?

— Трепло. В экономический пролезть желает. Орет на каждом перекрестке, что мечта детства, мол, сбывается, а я-то знаю, что у него там дядька преподает. И другие не лучше… идут туда, где проходной балл поменьше.

— Короче можно? — не выдержал Никита.

— Не перебивай. — Димка задумчиво потер подбородок. — Возьмем, к примеру, тебя. Ты знал, чего хочешь, и добился своего. А вот мы — на распутье. Каждый на коне, перед каждым три дороги, а по какой топать — никто не знает. Причем случилось это совсем недавно, летом. В один день наш дружный и спаянный коллектив — пополам, как льдина папанинцев. Раскол произошел.

— Кто же нас так рванул? — заинтересованно проговорил Никита.

— Жизнь. — Димка сжал кулак так, что побелели костяшки пальцев.

— А конкретней?

— Завод. Обыкновенный заводишко по ремонту сельскохозяйственных машин, мы там практику проходили. Первое время, естественно, присматривались, примеривались — в общем, разбирались, что к чему. А потом и сами вкалывать начали. Работали добросовестно — не хотелось перед рабочим классом лицом в грязь ударить. Ну, аванс, как обычно, мизер, а в получку… Мелехов — сто пять, Григорьев — сотню, и остальные примерно в таком же размере.

— А ты? — с любопытством спросил Никита.

— Шестьдесят пять, — смутился Димка. — Но я несколько дней отсутствовал — на соревнованиях был.

— Понятно, — сказал Никита, который уже уловил мысль брата. — И ты решил…

— Это не я решил, а Мелехов, Григорьев да еще несколько умников. На кой черт, кричат, нам это высшее образование, если мы и на заводе по две-три сотни всегда заработаем. А в институте — пять лет штаны протирай, затем — молодой специалист, а в молодых сейчас лет по десять ходят, оклад — сто двадцать, потолок — заведующий отделом — сто восемьдесят. Вот тебе и задачка. Реши-ка ее попробуй.

— Это уже уравнение, да к тому же с двумя неизвестными. — Никита потер подбородком левое плечо и усмехнулся: — А ты-то насчет этого что думаешь?

— Решил, что каждый должен заниматься своим делом. Нравится — крути гайки, обожаешь быструю езду — садись за баранку, а лично я буду поступать в институт физкультуры.

— Ты хорошо подумал?

— Долго, — улыбнулся Димка.

Никита спустился на пристань и купил два билета на прогулочный пароходик.

— По Волге соскучился, — сказал он, словно оправдываясь.

Пароходик был новенький и весь — от кормы до форштевня — спорная, как надраенная курсантская бляха. Под стать ему был и экипаж — молодые парни.

Братья уселись на подветренном борту. От ровного стука двигателя скамейка тихо вибрировала. Сильно припекало солнце. Никита расстегнул ворот рубашки и, окинув взором крутой изгиб реки, песчаную отмель над обрывистым берегом, вспомнил, с каким азартом и упоением они гоняли здесь шайбу.

Через час пароходик сбавил ход и, лихо развернувшись, ткнулся боком в свисающие с дебаркадера резиновые покрышки.

— Я опаздываю, — сказал Димка, взглянув на часы. — А мне еще домой, за доспехами.

Никита остановил такси.

— Прошу. И поменьше эмоций. Как говорит наш инструктор, в воздухе надо работать.

— На ринге тоже, — сказал Димка, залезая в машину.

Димка выиграл за явным преимуществом. Он дважды послал своего соперника в нокдаун, и судья прекратил бой.

Никита ждал брата на улице и, когда тот вышел, взял его под руку. Некоторое время они шли молча.

— Ну? — наконец не выдержал Димка. — Что ты на это скажешь? — Он вытащил из кармана золотую медаль чемпиона и протянул ее брату.

— Спрячь, — строго сказал Никита. — Есть вещи, о которых не орут во все горло.

Димка смущенно замолк и, спрятав медаль в коробочку, засунул ее в свою увесистую спортивную сумку.

— Зол ты, однако, Димка, и агрессивен. Я раньше за тобой такого не наблюдал.

— На ринге иначе нельзя, — быстро, словно боясь возражений, проговорил Димка. — Здесь или ты его, или… котлету сделает и спасибо не скажет.

— Жестокий спорт, — помолчав, сказал Никита.

— Жесткий, — поправил Димка. — И ты не прав, рассуждаешь, как болельщик-обыватель, для которого все три раунда — зрелище. Да, их действительно три. Девять минут страшного напряжения, и каждую секунду тебя подстерегает неожиданность. Но есть еще и четвертый раунд. Четвертый раунд — это самое тяжелое испытание для боксера. Все говорят — мускулы, физическая подготовка. А ведь мускулы сами по себе ничего не значат, потому что существует нечто более высокого порядка. Соревнуются не мускулы — они у всех хорошо подготовлены, соревнуются нервы, воля, дух… Вот что такое четвертый раунд. И этот четвертый раунд существует в любом виде спорта. Кажется, все, нет больше сил, но ты должен, обязан взять себя в руки и доплыть, добежать, вовремя ударить, доехать, долететь. Вот в чем смысл спортивной борьбы, да и вообще, по-моему, любой профессии. — Димка, наверное, не привык так долго говорить и поэтому когда кончил, то задохнулся, будто залпом опрокинул стакан холодной воды.

— Выпить бы чего-нибудь, — сказал он, останавливаясь и оглядываясь по сторонам.

— Выпить?! — удивленно переспросил Никита.

— Лимонада, говорю, хочу, — жалобно простонал Димка.

Братья зашли в кафе. Никита заказал пиво и сосиски, а Димка боржом и отбивную.

— С двойным гарниром, — предупредил он официантку.

Та прищурилась и, кисло улыбнувшись, предложила взять две порции.

— Хорошо, — сказал Никита. — Он израсходовал слишком много энергии. Давайте две.

Димка молча уплетал отбивные. Лицо его возмужало, плечи раздались, крепкие, с широкими запястьями и разбитыми суставами пальцев руки спокойно лежали на столе. Время. Как быстро оно летит! К одним приходит взрослость, и они мудреют, другие становятся брюзгами, третьих настигают неудачи, а у некоторых вообще рушатся надежды. Димка… Два года назад он был мальчишкой, не знал, что к чему и зачем, и вот на тебе, учит его, Никиту, своего старшего брата, жить. Четвертый раунд. А ведь он в чем-то прав. И даже, пожалуй, полностью. Четвертый раунд не каждому по плечу. Выдержал его Славка Завидонов, Алик Черепков, пробивающийся к своей мечте, как ледокол сквозь льды, Миша Джибладзе, Леня Коренев… И прав Димка: в жизни надо драться до конца, за все, что дорого тебе. Нельзя сдаваться, нельзя сворачивать с курса. Никита снова посмотрел на брата, но уже как-то по-другому, не как на меньшего, которого нужно поучать, а как на равного, с которым, как сказал бы Славка, можно пойти и на тигра.

— Ты помнишь про письмо? — спросил Никита.

— Какое? — Димка допил боржом и облегченно вздохнул.

— Которое ты мне прислал в училище.

— А как же, — улыбнулся Димка.

— Так ты на него ответил. Сегодня. Сам.

— Значит, одобряешь?

— Полностью.

— Тогда, как говорят боксеры, я выхожу из клинча и иду в бой с открытым забралом.

На сцену выползла девица с осиной талией и низким, хриплым голосом старательно запела:

Я сегодня до зари встану,По широкому пройду полю,Что-то с памятью моей стало,То, что было не со мной, помню…

— Пойдем, — сказал Димка, — терпеть не могу плохих исполнительниц хороших песен.

Никита расплатился, и братья вышли на улицу. Стемнело. Зажглись фонарики, и улица, расцвеченная разноцветными огнями, чем-то напоминала новогоднюю елку.

— А на тех умников, которые считают, что можно обойтись и без образования, ты плюнь. У каждого должно быть высшее — свое — образование. В наш век оно необходимо. А работать можешь кем угодно, хоть грузчиком. В этом позора нет. Королев плотничал, крыл в Одессе крыши, а стал… Главным Конструктором космических кораблей. Он выдержал, Димка, четвертый раунд.

Димка не ответил. Он просто пожал Никите руку, и в этом молчаливом пожатии была благодарность и признание того, что брат стал ему еще дороже и ближе.

Было воскресенье. Василий Никитович полулежал в шезлонге и читал свежие газеты. С высоты веранды хорошо просматривалась Волга, заливные луга за ней, грузовые причалы порта, у которых стояло на погрузке несколько самоходных барж. С реки тянуло ветерком, и Василий Никитович, изредка отрываясь от газет, всей грудью вдыхал этот бодрящий, живительный воздух, пахнущий травами, рыбой и какими-то непонятными душистыми смолами.

Разобравшись в международном положении, Василий Никитович перешел к хронике. Телеграфное агентство Советского Союза сообщало, что группа советских летчиков-космонавтов вылетела в Соединенные Штаты для проведения совместных тренировок с американскими космонавтами. «Летчик-космонавт…» Василий Никитович отложил газету в сторону и задумался. Затем снова взял ее в руки. «Андрей Петрович Скворцов… Окончил Качинское высшее авиационное училище… Владимир Степанович Григорьев… Окончил Оренбургское высшее авиационное училище… Работал летчиком-испытателем… Громов Борис Тимофеевич… Окончил МВТУ…» Этим ребятам почему-то стало тесно на земле, которой так далеко еще до совершенства, до полного устройства и благополучия, и они решили рвануть туда, в космос, в просторы Вселенной, где в вечной тьме уже миллиарды и миллиарды лет роятся звездной пылью, зарождаясь, новые светила и планеты. Зачем? К чему? Василий Никитович, отягощенный земными делами и заботами, искренне недоумевал. Быть может, и Никита из этой стаи одержимых? Он задумчиво протер запотевшие стекла очков и вдруг понял, что ему давно следовало поговорить с сыном. По душам. Прямо и откровенно. И спросить: не упрямство ли все это, которое в молодости мы так часто подменяем упорством, упорством настоящего мужчины, для которого цель — все?! Не случайность ли? Ведь случайность — это слабость. И постараться доказать, что нельзя пренебрегать опытом старших, опытом предыдущих поколений.