моста. Где высокий господин маленького роста?» Уже став взрослым и закончив факультет языка и литературы пединститута, я в простоте душевной полагал, что это из какого-нибудь лубка, и лишь значительно позже с удивлением обнаружил: это стихи Саши Черного, говорят они о событиях 1905 года в столице империи, разорвавшийся апельсин — это бомба дружинников, а «высокий господин маленького роста» — сам Николай II. Конечно, бабушка не знала, кто такой Саша Черный, но, выходит, знаменитые петербургские революционно-сатирические журналы девятьсот пятого года доходили и до сибирских железнодорожников.
А во-вторых, я впервые услышал от нее об Антоне Сорокине — и само имя его и кое-что из рассказанного ниже. Соблазнительно было бы мне предположить, что она знала Сорокина как земляка — оба они родились в Павлодаре в одном и том же 1884-м году; в доме Деровых миллионеров Сорокиных, их постоянных соперников и конкурентов, поминали, надо думать, часто, но боюсь, что это только мое предположение. Скорее же бабушка знала о Сорокине просто потому, что его знал весь город. Старожилы многое помнили о нем и десятилетие спустя после его смерти, и только война и гигантские волны эвакуированных смыли эту густую память.
А раньше в Омске его знали решительно все.
Он был такой же городской достопримечательностью, как каланча, как Любинский проспект, как купленный городским головой у бельгийцев железный мост, через Омку или горделивая память о том, что Достоевский прошел через «мертвый дом» именно здесь.
Им гордились, им хвастались перед приезжими, словно каким-нибудь редкостным экзотическим экспонатом в зверинце.
Любой омич знал, что он, счетовод управления Сибирской железной дороги Антон Семенович Сорокин выдвигал себя на Нобелевскую премию;
разослал одно из своих произведений главам всех монархий и республик мира (ответил только император Сиама, любезно сообщивший, что в его империи нет ни одного человека, владеющего русским языком, и поэтому, к сожалению, познакомиться с содержанием книги г-на Сорокина не представляется возможности);
опубликовал в «Огоньке» (еще дореволюционном) собственный некролог, где сообщалось: писатель Сорокин покончил с собой, выпрыгнув из аэроплана во время полета над городом Гамбургом;
печатал и расклеивал на стенах такие, например, объявления: «Каждому, прослушавшему десять моих рассказов подряд, выплачиваю керенку, желающие благоволят приходить ко мне на дом. Национальный писатель, гордость культурной Сибири Антон Сорокин».
И совершил еще сотни подобных поступков — нелепых, дерзких, безумных, бессмысленных.
На приезжих, первый раз слышавших о гордости культурной Сибири, все это, бесспорно, действовало. Писатель Михаил Никитин вспоминает:
«…Имя его я услышал или, вернее, прочел на омском вокзале осенью 1924 года, когда впервые приехал в Сибирь. Было хмурое утро, моросил мелкий дождь, люди шли по перрону, подняв воротники и плечи. На вокзальном крыльце ветер швырнул мне под ноги мокрую афишу, и она прокричала трехвершковым шрифтом:
„Литературный вечер!“
Я заинтересовался и развернул ногой афишу. Человек в дождевике встал за моим плечом.
— Знаменитый номер со свечой, — прочитал человек в дождевике, — исполнит известный писатель Антон Сорокин.
Я обернулся и поглядел на чтеца, чтец поглядел на меня, — крайне удивленные, мы пошли нанимать извозчиков».
Некоторые удивленные спешили к кирпичному, выстроенному в стиле модерн начала века двухэтажному особнячку на Лермонтовской, чтобы собственными глазами взглянуть на городского сумасшедшего.
И разочарованно пожимали плечами, когда на улицу выходил с портфелем в руках человек самого обыкновенного, даже заурядного вида в самой обыкновенной одежде, сутулый, с впалой грудью и негустыми усами, в пенсне с большими круглыми стеклами.
Человек с портфелем шел на службу в огромное, самое большое в городе, серое здание Управления железной дороги. На службу он никогда не опаздывал.
«Я аккуратен, как немец», — говорил он, и это было правдой.
В свободное от службы и устройства скандалов время человек в круглом пенсне, проживший на свете сорок четыре года, написал две тысячи рассказов, не считая более крупных вещей, — пьес и романов.
В самой этой цифре есть что-то ненормальное, скандальное и фантастическое. Объявил ее сам Сорокин, и ей не верили, считали обычной сорокинской рекламой. Но комиссия по его литературному наследству подтвердила, разобрав архив писателя: цифра не преувеличена, рассказов в рукописях, действительно, около двух тысяч.
Большая часть из них, естественно, не публиковалась. Вс. Иванов считал, что Сорокин «напечатал не более чем сотую часть того, что написал».
Так кто же был Антон Сорокин — маньяк, графоман?
Так думали не одни омские обыватели, но и многие литераторы, редактора тогдашних газет и журналов. Известный теоретик «ЛЕФа» Н. Ф. Чужак, например, писал: «…в лице Антона Сорокина, по глубокому моему убеждению, мы имеем человека несомненно психически больного».
Но и тогда были мнения прямо противоположные — и весьма авторитетные и убедительные. Еще при жизни Сорокина организатор литературных сил советской Сибири, первый редактор «Сибирских огней» и автор первого советского романа «Два мира» В. Я. Зазубрин говорил о нем на съезде сибирских писателей: «„На вкус и на цвет товарищей нет“ — кому нравятся ананасы или бананы под березой, кому огурцы. Рассказы Антона Сорокина нам кажутся вот такими понятными и простыми и „выразительными“ огурцами. Я извиняюсь за некоторую легкость стиля по отношению к такому законченному мастеру, как Антон Семенович… Жаль, что мастер Антон Сорокин до сей поры мало известен читателю, жаль, что его рассказы разбросаны по разным газетам и журналам. Собрать и издать их необходимо».
Леонид Мартынов, близко знавший Сорокина, писал о нем, что он был «оригинальным омским литератором… смело разоблачавшим в своих произведениях язвы капиталистического общества… Знатоком быта наших друзей и соседей казахов».
Поэт и ученый Петр Людовикович Драверт откликнулся на смерть писателя статьей в Омском «Рабочем пути», где утверждал: «Стушуются наконец, как серые бесформенные тени, недоброжелатели покойного, но красочным, оригинальным пятном надолго останется в сибирской литературе имя Антона Сорокина».
Поместила отклик на смерть Сорокина и республиканская газета КазАССР «Советская степь». Этот некролог, напечатанный в номере от 4 апреля 1928 года, стоит привести целиком. Вот он.
«Умер от туберкулеза известный сибирский писатель Антон Сорокин.
Антон Сорокин пользовался большой известностью в Сибири и был весьма популярен среди казахского населения Омской, Акмолинской и Семипалатинской областей.
Антон Сорокин великолепно знал степь, казахский быт.
В черные времена царизма, когда правительство жестоко проводило политику угнетения и эксплуатации национальных меньшинств, Антон Сорокин вдруг заговорил в десятках рассказов о казахах, заговорил с неисчерпаемой любовью к ним.
Заслуга Антона Сорокина в этом, как гражданина и писателя, несомненна.
Своему интересу и любви к казахской ковыльной степи Антон