— Пошли, — сказал он. — В моем лагере есть шатер и для тебя. Думаю, вряд ли Пелид будет рад тебя видеть.
— Почему?
— Он ревнует.
— Забавно.
— Если тебя это позабавит, он также ревнует и меня. Мы отняли у него часть славы, Алекс.
— Я не помню, что совершал что-то славное.
— Ага. Он обратил в бегство троянцев, а ты — самого Аполлона. Теперь ему придется изрядно потрудиться, чтобы сравняться с тобой.
— Чушь.
Одиссей пожал плечами:
— Пойдем. Аргосцы разбивают лагерь неподалеку. Кто-то должен сообщить Диомеду, что война началась.
Я двигался на автомате, стараясь фиксировать внимание на том, чем занят в настоящий момент. Думать не хотелось. Хотелось плюнуть на всю эту бодягу и вернуться во Флориду, забиться в свое бунгало, курить сигары, купаться в соленой воде, не окрашенной кровью, пить коньяк и забыть существование амбициозного проекта под названием «Реалити-шоу «Троя».
Вот мы бредем по лагерю ахейцев под аккомпанемент доносящихся со всех сторон стонов, вот мы снимаем доспехи и смываем кровь с наших тел в шатре Одиссея, вот, уже облаченные в чистые одежды, бредем через лагерь аргосцев, благо стонов тут не слышно, ибо гетайры опоздали к раздаче.
Клеад нерешительно топтался у огромного шатра ванакта Аргоса, явно не зная, что делать дальше. Очевидно, его хозяин не был в состоянии отдавать распоряжения.
— Ванакт там? — Одиссей указал на шатер.
— Нет, — сказал Клеад. — Ванакт на корабле. Я не решаюсь его будить.
— Как видишь, я тоже пророк, Алекс, — сказал Одиссей. — Я думаю, если мы не разбудим Тидида до окончания войны, он может на нас обидеться.
Клеад рассказал нам, что Диомед однажды выползал из каюты, когда первые корабли приставали к берегу, произнес короткую напутственную речь и завалился обратно. Похоже, что сделал он это на автопилоте, так и не проснувшись. Аргосцы разбили лагерь, развели костры для приготовления пищи и обустраивали быт, а их предводитель бессовестно продолжал дрыхнуть в своей каюте.
Мы поднялись на борт, разыскали каюту Диомеда и вылили на последнего ведро зачерпнутой за бортом воды.
— Души ваши в Тартар, — пробормотал Диомед, поворачиваясь на другой бок. — Шли бы вы отсюда, кем бы вы ни были.
— Я — Одиссей, — сказал Лаэртид. — Со мной Алекс, сын Виктора.
— Не врите. Сын Виктора плывет на корабле Ахилла, а моего друга сослали на противоположное крыло. Самозванцы. Клеад!
— Клеад на берегу, — сообщил Одиссей.
— На каком берегу? — осведомился Тидид.
— На троянском.
— В каком смысле?
— Мы приплыли, — сказал Одиссей.
— Куда?
— В Трою, — терпеливо сказал Одиссей.
— Зачем?
— Воевать.
— С кем?
— С троянцами.
— Вы шутите, надеюсь?
— Свое чувство юмора я оставил на Итаке.
— Чудесно. Троя взята?
— Пока нет.
— Так приходите, когда возьмете.
— А ты не хочешь поучаствовать в осаде?
— Нет, — исчерпывающе высказался Диомед и попытался захрапеть.
— Алекс, принеси еще воды.
— Легко, — сказал я, не двигаясь с места.
— Шутка в стиле козопасов, — сказал Диомед, но сел на своей постели. Выглядел он, как и положено, помятым и раздраженным. — Что я пропустил?
— Самую малость, — сказал Одиссей. — Сражение, которое длилось три часа. Мы захватили побережье. Пелид убил сотню троянцев. На стороне Илиона выступал сам Аполлон, но доблестный Алекс обратил его в бегство. Агамемнон закатывает пирушку по поводу победы. Ты тоже приглашен.
— У меня есть свои моральные устои, — сказал Диомед. — Я не пью с Атридами.
— Пожалуй, они единственные люди на земле, с которыми ты не пьешь.
— Чушь. Еще я не пью с троянцами.
— Потому что они тебя не приглашают.
— Может быть. — На известие об Аполлоне Диомед никак не среагировал. Очевидно, в те времена, точнее в эти времена, было принято, что боги повсеместно вмешиваются в разборки смертных. — Боюсь, прежде чем они додумаются пригласить меня на попойку, мы их всех убьем.
— Все может быть. — сказал Одиссей. — Пошли на берег, Тидид, твои слуги уже наверняка приготовили еду.
— Еду? Ты шутишь, друг. Лично меня мучит не голод, а жажда.
Реалити-шоу «Троя»
Троя. Вечер после высадки ахейского войска
Приам, Гектор, Эней и Циклоп
Все четверо сидят в пустой пиршественной зале. На столах только вода для омовения рук и вино для принятия внутрь. Приам во главе стола, он хмурится. Гектор потягивает вино, Эней пытается отмыть с лица слой копоти и засохшей крови.
— Я все равно считаю, что мы отдали побережье Агамемнону слишком легко, — говорит Приам.
Циклоп смотрит в пол. Сегодня он ранен трижды — в правое бедро, бок и левую руку.
Эней опускает голову в чашу.
— Легко? — спрашивает Гектор. — Напротив, я считаю, что мы слишком долго тянули с отступлением и потери превысили все ожидаемые пределы.
— Ахейцы тоже дорого заплатили, — говорит Эней, выныривая. — Мы потопили множество их судов.
— Им не взять Трою, — говорит Приам. — Завтра наше войско будет ждать их в поле.
— Боюсь, что это не очень хорошая идея, отец, — говорит Гектор. — Ахейцы превосходят нас числом в три раза, и единственное, чем мы можем компенсировать их перевес, — неприступные стены города. В поле они просто задавят нас количеством.
— Мы не будем отсиживаться за высокими стенами, — заявляет Приам. — Мы не можем проиграть. На нашей стороне сам Аполлон.
— Сегодня его присутствие не слишком нам помогло, — говорит Гектор.
— Не оскорбляй богов, сын.
— Я чтил богов всю жизнь, отец, но боги не помогут нам в этой войне. Нам нельзя встречаться с ахейцами в поле.
— Мы выйдем в поле, сын, — говорит Приам. — Не забывай, что я еще пока правитель города. Троянцы не боятся войн.
— Таких войн троянцы никогда не вели, — говорит Гектор. — Отец, битва на открытой местности, когда с одной стороны побережье, а с другой — стены нашего города, превратится в бойню через первые полчаса. Там не сработает никакая тактика, никакая стратегия, сила и доблесть не будут значить ровным счетом ничего. Все решит количество воинов, готовых умереть в тот день, и эти цифры говорят не в нашу пользу.
— Троянцы встретят врага в поле, — говорит Приам. — И я не буду это обсуждать. Ты — мой наследник и лавагет города, но я — твой отец и правитель! И я повелеваю.
— Хорошо, отец, — говорит Гектор. — Мы сделаем все, как ты хочешь. И умрем в поле, если будет на то твоя воля.
— Хорошо. — Приам тяжело поднимается на ноги и уходит.
— Значит, смерть, — говорит Эней, весело улыбаясь, — Приамид, я никогда не думал, что мы с тобой умрем в один день. Но, похоже, нам предстоит пасть завтра.
— Не к добру такие разговоры, — говорит Циклоп. — Мы выйдем в поле, как этого хочет басилей Приам, и будем биться. А боги пусть решат, кто достоин победы.
— Я возьму с собой половину нашего войска, десять тысяч человек, — говорит Гектор. — И встречу Агамемнона за воротами, как того желает отец.
— Я буду рядом, — заявляет Эней.
— Не в этот раз, — говорит Гектор. — Ты возьмешь столько людей, сколько сможешь найти, не бери только тех, кто участвовал в сегодняшнем сражении, пусть отдохнут. Ты поднимешься на стены, и ты будешь держать стены, что бы ни случилось в поле. Ты понял, Анхисид? — Глаза Гектора яростно сверкают.
— Да, лавагет.
— Ты выделишь Циклопу столько людей, сколько он сочтет нужным, — продолжает Гектор. — Циклоп, ты будешь держать ворота. Ты откроешь их вовремя, чтобы я успел войти в город, и захлопнешь их перед носом ахейцев.
— Да, Гектор.
— И ты не выйдешь в поле, что бы ни случилось. Обещай!
— Обещаю, Гектор.
— Если мы все умрем, позаботься о том, чтобы ахейцы не вошли в город и не добрались до наших жен и детей.
— Пока я жив, ахейцы не войдут в город.
— Попытайся прожить подольше, Циклоп.
Циклоп улыбается:
— Обещаю, Гектор.
Реалити-шоу «Троя»
Берег Троады. Вечер после высадки ахейского войска
Агамемнон, Менелай, Нестор и Калхант
— Завтра мы возьмем город, — в очередной раз заявляет Агамемнон, — Что говорят знамения, пророк?
— Боги благоволят ахейцам, — говорит Калхант. — Внутренности принесенного в жертву быка говорят об этом с полной определенностью.
— Что могут говорить внутренности быка? — спрашивает Менелай, — Войны выигрывают мечи, а не пророки.