Читать интересную книгу На пути Орды - Андрей Горюнов

Перехватив взгляд Алешки, Филин сначала вздрогнул, испугавшись, но тут же оправился:

– Да не бери в голову! Это другой Аверьянов. Что рот открыл-то? Глянь, даты рождения нет, фотографии нет, – ну, значит, другой. Твой-то жив еще! Ну, что? Что ты на меня глядишь? Это Михалыч распорядился. – Филин кивнул головой в сторону приближавшегося полковника Бокова, решившего посоветоваться относительно «опеля», жестяных работ. – Его пытай вон: как, за что и по какому поводу…

Подошедший Михалыч, сразу оценив ситуацию, протянул Алексею руку:

– Здорово, Алексей! Не вставай! – махнул он Филину. – О чем речь, ребята? Что это, – памятник, что ли? Похоже, памятник! Что, только на Аверьянова сделал? Когда ж ты остальные-то делать будешь?

– Какие остальные? – удивился Филин.

– Как какие? – удивился в свою очередь Михалыч и объяснил, обращаясь скорее к Алеше, чем к Филину: – Из округа приказ пришел, на всех офицеров полка запастись памятниками. Планируют привлечь нас к антитеррористической операции… Нас и еще полк ОМОНа. И их, и нас на корню, ну, как обычно, уже продали. ОМОН по пути на точку сначала на фугас в горах напорется и под кинжальный огонь попадет, – их всех положат, а мы пройдем. Спецназ везде пройдет! Нас там уже, в точке прибытия, на месте, – в клочья растерзают. За все про все, ну, как обычно, генералам нашим – полтора миллиона зеленых, на бедность. Правда, за счет инфляции Центр обязался за те же деньги еще одну лодку в Баренцевом утопить, Эрмитаж спалить в Питере и два вертолета разбить с экипажами и губернаторами. С какими – еще не сказали. ЦРУ пока не решило. Впрочем, это уже не наша головная боль, а москвичей. Наше дело простое: приказ есть, ну, значит, памятники готовь… На всех офицеров…

– Вот так новость! Это какая же работа! Объем! – Филин был потрясен. – А рядовые? И на них? А сержантский состав?

– О, этим общая плита!.. – махнул рукой Михалыч, успокаивая. – С гранитным обелиском. Не беспокойся. Братскими могилами округ сам начал заниматься. Взял на себя. И это хорошо, нам забот меньше: мы только место захоронения укажем! А плита и обелиск – за ними. Всего делов-то!

– Разрешите вопрос, товарищ полковник? – спросил Филин. – Вы сейчас много выпили?

– А что? – осторожно поинтересовался Михалыч.

– Околесицу чудовищную несете.

– Согласен! – кивнул Боков, подумав. – Так всегда бывает, когда начинаешь юлить, выворачиваться, что-то там сочинять. Все это я наврал, конечно. Поэтому слушай правду, Алешка, как бы горька она ни была. Первое. Твой отец, батя твой, – жив. Жив и здоров! На памятнике даты смерти нет, – все, значит, жив и здоров. Возникает следующий вопрос: а если он жив, то где он? Все разговоры о командировке, о том, что его направили на сложное, долгое и опасное задание, – вранье. На самом деле люди Медведева по пьяни отправили его к праотцам. То есть к далеким нашим предкам, что то же самое. Только я предполагаю, что он жив-здоров. Но и ты пойми: отца теперь уж не вернешь! Хочешь не хочешь, а отныне ты, Алексей, – безотцовщина, хоть и не сирота, но все равно, тут уж как ни крути! Я не сомневаюсь, что Медведев сумеет оформить бумаги, и твой отец официально, законно будет признан умершим, но в детский дом мы тебя все равно не отдадим! Будешь сын полка! Не ты первый, не ты последний. И в заключение скажу: лично я в твоего батю крепко верю. Хоть он и ушел из нашей жизни и никакими силами его теперь уж не вернешь, я твердо убежден, что он к нам сам вернется, своими силами, как бы трудно это не было. Наши всегда из дерьма своих вытаскивать были слабы в коленках, я на власти не надеюсь совершенно. Спасение утопающих на Руси всегда было делом рук самих утопающих. Твой отец возвращался со всех заданий. Вернется он и из этого, так сказать, царства мертвых. Это не просто, согласен, но он легких путей никогда и не выбирал. Жизнь штука сложная, жестокая, но даже в самых тяжелых, безвыходных ситуациях есть шанс на выход, на внезапный поворот. Лично я в это верил всю жизнь и никогда не обманывался. Надо надеяться и не сдаваться. Откроется второе дыхание, распахнется даже у мертвого, надейся только, бейся как рыба об лед, головой и хвостом, – и переломишь, ну, это как два пальца об асфальт – и будет поворот! Он будет, потому что он бывает всегда! А что касается сегодняшнего вечера, то приходи, Алексей, к нам ужинать. Дома-то жрать, как всегда, нечего, наверно? А теперь еще так сложилось, что и отец пельменей среди ночи не принесет, ты и не жди!

Михалыч остановился, переводя дыхание.

– Прямо и откровенно! Честная речь! – смахнул скупую слезу Филин, успевший уже во время монолога полковника несколько раз хлебнуть из заварочного чайничка, стоящего перед ним на верстаке. – Славная речь!

* * *

Алексей молчал, оцепенев.

Психика, эмоциональный аппарат едва дышали где-то внутри у него, притушенные. То, что говорил Михалыч, было похоже и на правду и на сказку одновременно.

В его приказе Филину сделать памятник отцу было нечто обнадеживающее: погибший требует, в первую очередь, погребения; памятник появляется на свет уже гораздо позже. Но памятники живым не делают, – кощунство и очень дурная примета.

Алексей сразу, после первых же слов Михалыча, почти перестал его слушать, впал как бы в забытье: все слышал, все понимал, но ощущал себя отстраненно, в третьем лице.

Он лихорадочно соображал. Надо было как-то выкрутиться, объяснить происшедшее лучшим образом, доказать самому себе, что отец жив. Тогда все так и будет, ведь каждому дается по вере его.

Если отец жив, но пропал без вести, то зачем полковник Боков заказал памятник? Да так просто, чтобы что-то предпринять. Ну, как же! Как в старом анекдоте: «Чего сидим? Трясти надо!»

Была и вторая причина – защитная реакция. Упадет сверху на голову комиссия высокая, первый же вопрос: «Что вы предприняли по горячим следам события?» Быстрый, четкий, бодрый ответ: «Приказал сделать памятник!» Ну, сразу видно – дурачок этот полковник. Какой с него спрос? Улыбнутся, потом процитируют сей идиотский ответ раз пятнадцать в разных компаниях и при разных обстоятельствах. Прослывешь дурачком – да, но большая неприятность пройдет стороной. Напишут несоответствие, и только-то. Под трибунал сунут других. Как говорит отец: «Дураков в больнице лечат, а умных об забор калечат»… Естественно, Михалыч предпочитал больницу.

Алексей понял главное. А главное состояло в том, что Михалыч сам не очень понимает суть происшедшего, но не хочет в этом признаться. Расспрашивать его бесполезно: он просто родит новую волну чуши. И только. Надо узнавать по своим каналам, стороной.

Однако ясно, что отец не погиб. Смерть кого-то из своих в полку чувствовали очень многие офицерские жены, – непонятный, необъяснимой наукой, но четко выраженный эффект. Еще, бывало, не успевала с горячей точки прийти скорбная радиограмма, а двор перед ДОСом, домом офицерского состава, темнел, словно накрывался вуалью, душой чувствуя уже нависший над кем-то груз-200… Разговоры становились тише и сдержаннее, дети в песочнице начинали играть как-то сосредоточенно, мужики принимались здороваться несколько раз на дню, словно забыв к вечеру, что утром уже виделись. Никто не включал громогласно музыку, резко падал интерес к трансляциям футбольно-хоккейных матчей и КВНу…

Ничего этого сейчас не было. И это был, хоть и совершенно иррациональный, но очень серьезный, верный показатель.

– Придешь ужинать-то? – услышал он вдруг, включившись.

– А что у вас на ужин?

– Борщ! – гордо сообщил Михалыч.

– Нет, спасибо. Я суп на ночь не ем.

– Правильно! – одобрил Михалыч. – Так держать!

Что он этим хотел сказать, он и сам бы не ответил, но чувство законченного на оптимистичной ноте разговора грело полковничью душу.

* * *

– Дай глянуть, – попросил Жбан, указывая на Колин пистолет.

– На, – Аверьянов протянул пистолет, – рукоятью вперед.

– Так?

– Ага.

– Можно?

– Нажимай.

– И ничего? – растерялся Жбан.

– Да не заряжен. Без патронов. Смотри. Как лук без стрел.

– Понятно. …А заряди? На пробу?

Коля отрицательно мотнул головой…

– Нет больше «стрел»? То есть патронов? – догадался Жбан.

– Есть. Но… Беречь надо.

– Согласен. Жалко.

– У них большая банда?

– Татары-то? Как саранчи.

– Чего – под сотню? Больше?… Дюжина дюжин?

– Какой там! …Море! Окиян. Их там без счета.

* * *

В бездонном небе тихо плывут облака.

Вид из Берестихи открывается на многие версты. Куда ни глянь вдаль – сколь хватает глаз, во все стороны – синие зазубренные ленты: далекие, неподвижные леса.

Обессиленные пережитым жители и защитники Берестихи не спеша стекались на «площадь» – затоптанную пыльную площадку перед «княжескими палатами» – просторной, по сути, избой, с высоким крыльцом, красиво украшенной резьбой…

Бог знает откуда на свет божий стали выползать и ребятишки…